Читать интересную книгу Кристальный грот - Мэри Стюарт

Утер вдруг сказал:

— Когда мы говорили в последний раз, там, среди Нависших Камней, ты сказал, что ничего не хочешь от меня. Но клянусь всеми богами, Мерлин, если ты мне поможешь сейчас, если я встречусь с ней, и в безопасном месте, то ты можешь просить меня о чем угодно. Клянусь.

Я покачал головой, и он замолчал. Наверное, он увидел, что мысли мои уже далеко от него; другие силы овладели мной, заполнив залитую светом огня комнату. Дракон вспыхивал и мерцал на темном фоне стены. В его тени двигался другой, и они соединились, пламя сливалось с пламенем. Что-то ударило меня по глазам, больно, словно когтем. Я сжал веки, и наступила тишина. Когда я наконец открыл глаза, вспышки прекратились и стена снова потемнела. Взглянув на короля, недвижно сидевшего в кресле и смотревшего на меня, я медленно произнес:

— Я попрошу тебя об одном, и сейчас.

— Да?

— Когда я дам тебе свидеться с ней в безопасности, ты породишь ребенка.

Чего бы он ни ждал, но только не этого. Уставился на меня, затем вдруг рассмеялся.

— Но уж на это нужна воля богов, верно?

— Да, на это нужна воля бога.

Он откинулся в кресле, как будто с плеч его свалился тяжелый груз.

— Если я буду с ней, Мерлин, то обещаю, сделаю все, что окажется в моих силах. И все, о чем ты еще попросишь меня. Я даже лягу сегодня спать.

Я встал.

— Тогда я пойду, приготовлю и пришлю тебе лекарство.

— И встретишься с ней?

— Встречусь. Спокойной ночи.

* * *

Придремавший Ульфин стоял у дверей. Когда я вышел, он заморгал, глядя на меня.

— Теперь я могу войти?

— Немного погодя. Сначала пойдем ко мне в спальню, я дам для него лекарство. Посмотри, чтобы он принял эту настойку. Она вернет ему сон. Завтра ему предстоит длинный день.

В углу комнаты, завернувшись в голубое одеяло на груде подушек, спала девушка. Когда мы проходили мимо, я заметил изгиб обнаженного плеча и путаницу прямых каштановых волос. На вид она была очень молода.

Подняв брови, я посмотрел на Ульфина, и он кивнул, потом, вопросительно глядя на меня, мотнул головой в сторону захлопнувшейся за мной двери.

— Да, — сказал я, — но позднее. Когда принесешь лекарство. А пока пусть спит. Тебе и самому не мешало бы выспаться, Ульфин.

— Если сегодня ночью он заснет, тогда и мне можно будет. — Он слегка усмехнулся. — Сделай лекарство посильнее, ладно, милорд? И лучше, чтобы оно было приятным на вкус.

— О, он выпьет, не беспокойся.

— Я беспокоился не о нем, — возразил Ульфин, — скорее о себе.

— О себе? А, ясно, хочешь сказать, что сначала его предстоит попробовать тебе?

Он кивнул.

— Тебе все приходится пробовать? И еду? И даже любовные снадобья?

— Любовные снадобья? Это для него-то? — У него даже челюсть отвисла, затем он рассмеялся. — А, ты шутишь.

Я улыбнулся.

— Хотел посмотреть, способен ли ты еще смеяться. Вот и пришли. Теперь подожди, я буду через минуту.

Кадаль ждал меня в спальне у горящего очага. Спальней служила удобная, расположенная в углу башни комната. Кадаль достал для меня шерстяную ночную рубашку и положил ее на кровать, а теперь поддерживал огонь. На железной подставке исходил паром большой котел кипятка.

У окна на сундучке лежала груда одежды, мерцала золотая парча, алая ткань и мех.

— Что это? — спросил я, и сел, позволяя ему снять с меня обувь.

— Король прислал тебе одеяния для завтрашней церемонии, милорд.

Кадаль, косясь на наливавшего мне в ванну воду мальчика, обращался ко мне официально. Я заметил, что руки у мальчика немного дрожат и вода плещет на пол. Как только он закончил, то тут же, подчиняясь кивку Кадаля, торопливо покинул комнату.

— Что с этим мальчиком?

— Не каждую ночь доводится ему готовить ванну волшебнику.

— О боже мой! Что ты наговорил ему?

— Всего лишь пообещал, что если ты останешься им недоволен, то превратишь в летучую мышь.

— Неумно. Нет, минуту, Кадаль. Принеси мой ящичек. Снаружи ждет Ульфин. Я пообещал ему сделать лекарство.

Кадаль подчинился.

— А в чем дело? Его все еще беспокоит рука?

— Не для него. Для короля.

— А. — Других комментариев не последовало, но когда лекарство было готово и Ульфин ушел, а я раздевался, чтобы залезть в ванну, он спросил: — Дела настолько плохи, как об этом говорят?

— Еще хуже.

Я вкратце пересказал ему разговор с королем. Кадаль слушал меня, хмурясь все больше.

— И что же теперь делать?

— Найти какой-нибудь способ поговорить с герцогиней. Нет, не ночную рубашку; увы, пока не ее. Достань мне чистую одежду — что-нибудь потемнее.

— Ты, конечно, не собираешься навестить ее сегодняшней ночью? Ведь уже далеко за полночь.

— Я никуда не пойду. Кто бы ни должен был прийти, этот кто-то придет ко мне сам.

— Но с ней будет Горлойс…

— Не надо об этом больше, Кадаль. Я хочу подумать. Оставь меня. Спокойной ночи.

Когда дверь закрылась за ним, я пересек комнату и сел в кресло у огня. Я солгал, говоря, что мне нужно время подумать. Мне были нужны лишь тишина и огонь. Частица за частицей, я постепенно опорожнял свое сознание, чувствуя, как мысли покидают меня, оставляя после себя ощущение внутренней опустошенности и легкости, будто высыпается из песочных часов песок. Я ждал, расслабленные руки безвольно лежали поверх моего серого одеяния. Было очень тихо.

Откуда-то из темного угла комнаты донеслось сухое потрескивание деревянного пола. Пламя заколебалось. Я смотрел на него, но взгляд мой был отсутствующим, так люди ради душевного покоя смотрят на огонь в холодную ночь. Мне не было нужды в видениях. Я ощущал в себе легкость — как мертвый листок, несомый в ночи стремящимся к морю потоком.

За дверью вдруг послышался шум, зазвучали голоса. Быстрый стук, затем, захлопнув за собой дверь, вошел Кадаль. Он был настороже и чем-то слегка встревожен.

— Горлойс? — спросил я.

Он сглотнул слюну, потом кивнул.

— Хорошо, впусти его.

— Он спрашивал, виделся ли ты с королем. Я сказал, что еще и двух часов не прошло, как ты приехал, и у тебя времени не было с кем-то видеться. Я правильно сделал?

Я улыбнулся.

— Это было подсказано тебе свыше. А теперь впусти его.

Горлойс вошел быстрым шагом, и я встал, приветствуя его.

Мне показалось, что он изменился столь же сильно, как и Утер; огромная фигура его как-то сникла, и впервые с первого взгляда было видно, насколько он стар.

Он прервал мое официальное приветствие.

— Ты еще не ложился? Мне доложили, что ты прибыл.

— Чуть не опоздал на коронацию, но все-таки я ее увижу. Не присядешь ли, милорд?

— Благодарю, нет. Я пришел просить тебя о помощи, Мерлин, ради моей жены. — Взгляд живых глаз впился в меня из-под седых бровей. — Что ж, никому не под силу сказать, о чем ты думаешь, но ты ведь слышал об этом, не так ли?

— Разговоры до меня доходили, — осторожно сказал я, — но об Утере всегда что-нибудь да говорят. И я не слышал, чтобы кто-то рискнул сказать дурное слово о твоей жене.

— О боже, уж лучше бы им не рисковать! Сегодня ночью, однако, я пришел сюда не за тем. Тебе сделать что-то в этом деле вряд ли по силам — хотя, может быть, лишь ты мог бы вдохнуть немного здравого смысла в короля. Ты не сможешь приблизиться к нему, пока не закончится коронация, но если бы тебе удалось склонить его разрешить нам отбыть назад в Корнуолл, не дожидаясь конца празднеств… Ты сделаешь это для меня?

— Если удастся.

— Я знал, что могу положиться на тебя. При том, как сложились сейчас здесь дела, трудно сказать, кто тебе друг. Утеру не так-то просто перечить. Но ты бы смог — и, что более того, посмел бы. Ты сын своего отца, и ради моего старого друга…

— Я же сказал, что попытаюсь.

— Что случилось? Ты болен?

— Ничего. Просто устал. Поездка выдалась не из легких. Я встречусь с королем завтра утром, еще до того, как он отправится на коронацию.

Горлойс поблагодарил меня коротким кивком.

— Но я пришел просить тебя не только об этом. Не мог бы ты сейчас пройти со мной к моей жене?

Наступило полное молчание, пауза длилась так долго, что мне показалось, он заметит это. Наконец я сказал:

— Если ты так желаешь, то да. Но зачем?

— Болеет она, вот зачем, и я хочу, чтобы ты пошел со мной и осмотрел ее, если не возражаешь. Когда ее женщины сказали ей, что ты прибыл сюда, в Лондон, она упросила меня послать за тобой. Могу признаться, что приезд твой очень меня обрадовал. Не многим, видит бог, я могу сейчас верить. Но тебе верю.

Рядом со мной обломилась и обрушилась в самую середину огня подгоревшая колода. Вспыхнувшее пламя окрасило лицо его красным — будто кровью залило.

— Ты идешь? — спросил старик.

— Конечно, — я старался не глядеть на него. — Прибуду незамедлительно.