поискать. По-моему, боги такими не бывают.
Сиделка подошла к столу и снова стала перебирать склянки, просматривая их содержимое на свет.
— Все же решили меня отравить? — полюбопытствовал Фирмос.
— Ещё нет. Думаю, не перепутала ли порошки. Вы несете сущую околесицу.
— Это мое обычное состояние.
— О. Приму во внимание. Сейчас принесу вам ужин.
Женщина развернулась так резко, что капюшон едва не слетел с ее черепа, и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Фирмос закинул руки за голову и, недовольно поджав губы, уставился на облезлый балдахин.
Королевскому чароделу вечно не везло с сиделками. После ранения в битве за Северный форт, когда Коинт привёз мага в замок, королева-мать приставила к нему древнюю служительницу Девы необъятных размеров и сварливого характера. Старая грымза чуть не свела его в могилу своим нравоучениями. Теперь же ему досталась костлявая, холодная дева, живущая в своей трагедии долгие лета. Конечно, в ее мрачности и отрешенности нет ничего удивительного, ведь ей столько пришлось пережить, но даже у её принца осталось отощавшее чувство юмора.
И почему женщины всегда пытаются страдать больше мужчин?
Фирмос бы с удовольствием поднял настроение своей новой знакомой, если бы она позволила. Да только кто поднимет настроение ему, особенно перед тем, как он увидит хмурую рожу Коинта и унылую физиономию донны Патриции, которые снова спихнут на него все свои проблемы? Ну да, магия же всесильна.
Когда женщина вернулась, Фирмос все еще глазел в потолок. Сиделка поставила миску с едой на столик и приказала:
— Ешьте.
Фирмос перевёл взгляд на женщину.
— Расскажите мне ещё кое-что.
— Что именно? — та присела на краешек стула и сложила руки на коленях.
— Среди вас есть призраки. Они изначально были такими? То есть не скелетами, как все остальные, а именно фантомами.
— Изначально. Но их очень мало. И им повезло.
— Почему? — Фирмос с этим заключением был не согласен, но снова решил промолчать.
— Они остались похожими на самих себя, — женщина подняла руку и палец за пальцем стянула перчатку. Сжала кости в кулак и снова распрямила. — Кажется, даже чувствуют больше нашего. Мы же… Мы не чувствуем ровным счетом ничего. А когда отмирают чувства — и душа каменеет.
— Дайте руку, — Фирмос протянул собеседнице свою.
— Зачем? — женщина прижала костлявую кисть к груди, как будто чародел мог её отобрать.
— Хочу вам кое-что показать.
Сиделка замешкалась, но руку все же протянула. Фирмос посмотрел на белые кости на своей ладони и, вздохнув, начал колдовать. Конечно, сейчас он был слаб и, забирая силу из потоков, рисковал сильно, но горькая тоска, тягостная обреченность в голосе собеседницы требовали участия, доказательства, что все поправимо, что борьба возможна.
Нет. Обязательна.
— Что вы…
— Тише, — строго оборвал женщину Фирмос.
— Боги, — едва слышно прошептала она, наблюдая за тем, как костлявая кисть, начиная от кончиков пальцев, обрастает плотью и кожей. Словно они были не видны до сего времени и вот, под воздействием магии проявились.
— Это иллюзия, — сжимая её пальцы и не сводя с них глаз, произнёс маг. — Видите? Я снимаю иллюзию, и вы становитесь собой. Проклятье сильно, из-за него вы выглядите, как скелет, ничего не чувствуете, не ощущаете. Как и я, касаясь вас, чувствую только холодные кости. Но ваша плоть, ваша кровь, кожа, тело… Живое, сильное, здоровое тело, оно сокрыто. Не исковеркано, не изранено, но для всех, и вас в том числе, выглядит и ощущается иначе. Вы — это вы. До сих пор. Вы же можете говорить, но разве у вас есть язык и горло? Есть, только мы этого не видим. Вы понимаете меня? Тело живо. Не спешите хоронить душу.
Фирмос, глубоко вздохнув, осторожно погладил пальцами нежную кожу ладони своей сиделки. Ручка была маленькой, аккуратно, девичьей.
— Теперь вы верите, что все поправимо? — хрипло спросил маг.
Он балансировал где-то на краю сознания. Сила, питавшая его, снова вздыбилась и потянула во тьму. Он закрыл глаза и не без труда открыл их снова.
Женщина подняла свою руку, поднесла её к черному провалу капюшона и покрутила кистью.
— Да, — тихо прозвучал ответ. — Все поправимо. Мы должны бороться.
— Будем. Как только узнаем, с кем, — Фирмос слабо улыбнулся. Хотел сказать что-то ещё и не смог. Из горла вырвался сдавленный хрип, а мир заполнила чернота со всполохами красных молний.
Лиора, как завороженная, смотрела на свою руку. Живую, красивую, гибкую. Если бы принцесса могла плакать, она бы разрыдалась от счастья. Пальцы сгибались, а на запястье дрожала синяя вена.
Живая! Она была живой!
Лиора ощущала тепло ладони чародела и его осторожное касание. И это было так ново, так воодушевляющее, словно никто и никогда не прикасался к ней за всю её короткую жизнь.
— Вы… — договорить Лиора не успела — её перебил хриплый стон. В мгновение ока она, выскочив на ноги, схватила мага за плечи и уложила его на подушки. Ему нельзя было колдовать. И теперь все придётся начинать сначала.
— Что же вы наделали, — причитала принцесса, расшвыривая склянки по столу. — Боги! Раствора больше не осталось!
Она снова метнулась к кровати, положила руку магу на грудь. Сердце билось, но слабо. Снова нужно было нагревать Красное пламя.
— Ну что вы натворили, — она смотрела, как её «живая» ладонь вновь становится костяной. — Что теперь мне с вами делать? Марис! Фира! Кто-нибудь! Разведите огонь! Держитесь, слышите? Вы не можете уйти, пообещав мне свободу! Я вас не отпущу!
Маг приоткрыл глаза, и Лиора, ощутив, что удары сердца стали сильнее и чаще, села на кровать и опустила руки. Буря миновала. Захотелось вздохнуть, но принцесса только щелкнула челюстью и зло бросила:
— Не смейте больше колдовать. Я за вас в ответе. И принцу вы нужны живым.
— Слушаюсь, моя заботливая донна, — шепотом ответил маг. — Позволю себе умереть лишь тогда, когда увижу вас во плоти целиком.
Лев
Говорят, что выбор есть всегда и только от нас зависит, по какому пути мы пойдем.
Это ложь. Нас слишком много, и мы крепко привязаны к окружающим. Наши судьбы вершат те, кто нами правит, те, кто нас любит, и те, кого мы ненавидим.
Когда-то мне сказали, что я — ничто. Слабая, беспомощная тварь, не способная защитить себя, своих близких и свой дом. Не имеющая права на собственную судьбу.
Слабый желает быть сильнее. Сила дает власть. Власть дает возможность править судьбами. Но не своей — чужими.
Изменяя судьбы, мы меняем мир так, как нам угодно.
Так, как хотел я ещё будучи слабой, беспомощной тварью.
Коинт желал говорить с Фирмосом наедине.