Выступая на пленуме 9 августа и отвечая на реплику из зала о неприемлемости перемирия с оппозицией, Сталин заметил: «…Нет, товарищи, нам перемирие нужно, вы тут ошибаетесь. Если уж брать примеры, лучше было бы взять пример у гоголевского Осипа, который говорил: „веревочка? — давайте сюда, и веревочка пригодится“.
Уж лучше поступить так, как поступал гоголевский Осип. Мы не так богаты ресурсами и не так сильны, чтобы могли пренебрегать веревочкой. Даже веревочкой мы не должны пренебрегать. Подумайте хорошенько и вы поймете, что в нашем арсенале должна быть и веревочка»177.
Это цитирование «Ревизора» Гоголя полно иронии, которая сама по себе свидетельствует об огромном самообладании.
На короткое время Сталин вдруг предстает перед публикой в облике простодушного кучера, везущего Хлестакова в коляске по российским просторам. Дорога бесконечна, она переварит и веревочку, и самого Хлестакова, но Осип, кажется, вечен. Кроме того, Осип — это просторечная форма имени Иосиф. Осип Сталин словно от имени этого вечного возницы говорил оппозиционерам: «Этой веревочкой мы можем связать вам руки, а не образумитесь, то и затянем ее на ваших шеях».
Получился весьма культурный диалог: Троцкий — об опыте «пораженчества», Сталин — о литературной классике.
В итоге пленум завершился с такими результатами. Сталин потребовал от Троцкого и Зиновьева, угрожая вывести их из состава ЦК, прекратить «болтовню» о термидорианском перевороте в партии, отказаться от идей «пятой колонны» (назовем ее так), осудить своих сторонников в зарубежных компартиях и порвать с ними, «отказаться от фракционности и от всех тех путей, которые ведут к созданию новой партии в ВКП(б)».
Оппозиционеры (Троцкий, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Смилга, Раковский, Муралов и др.) направили в ЦК письмо, в котором признавали свои ошибки.
По вопросу «о новых нарушениях партийной дисциплины Зиновьевым и Троцким» пленум постановил: «Снять с обсуждения вопрос об исключении Зиновьева и Троцкого из ЦК партии и объявить им строгий выговор с предупреждением».
Кроме того, пленум утвердил экономические директивы на 1927–1928 годы.
К тому времени экономика СССР активно развивалась, хотя значительных объемов бюджетных средств было недостаточно для индустриализации. Финансирование происходило за счет эмиссии, перераспределения средств внутри статей бюджета и за счет так называемых «займов индустриализации», на которые власти принуждали подписываться в «добровольно-принудительном порядке». В 1925–1926 годах займы составляли 830 миллионов; в 1928–1929 годах — 2 миллиарда 73 миллиона и миллиард 616 миллионов.
В 1926–1927 годах был 18-процентный рост промышленной продукции. В 1927 году началось строительство Туркестано-Сибирской железной дороги. Тогда же производство продукции машиностроительных отраслей на одну треть превысило уровень 1913 года. Строились новые заводы и электростанции.
В апреле 1927 года IV Всесоюзный съезд Советов поручил правительству в кратчайший срок выработать пятилетний план развития народного хозяйства страны.
За десять лет после Октябрьской революции перемены были огромны: происходила смена повседневного языка, веры, истории, литературы, топонимики, театра, имен человеческих (появились Рэмы (революция, электрификация, мир), Октябрины и еще много подобных странных имен).
Но, конечно, основная масса народа оставалась крестьянской, со своим традиционным мироощущением и православием как основой жизни. Максим Горький отзывался о крестьянах резко отрицательно как о малограмотных, жестоких и тупых людях, формируя идейную базу для грядущей безжалостной трансформации деревни.
Естественные перемены происходили и в деревне: на 1 октября 1927 года потребительская кооперация объединяла 38 процентов крестьянских хозяйств; в сельскохозяйственной кредитной кооперации с 1925 по 1927 год число членов выросло в два раза, с 3 миллионов до 6 миллионов. Через систему сельскохозяйственного кредита крестьяне получили в виде ссуд 770 миллионов рублей, что сопоставимо по объему с займами индустриализации. Существенно и то, что 90 процентов крестьян входили в состав общин, которые руководствовались старыми испытанными традициями.
Можно было бы сказать, что к десятилетию Октября в экономике наступил «золотой период», если бы не одно «но». Дело в том, что остро встала проблема источников финансирования, так как из сельского хозяйства исчезли основные производители — крупные помещичьи и крестьянские хозяйства. Это структурное изменение привело к уменьшению почти в два раза производства товарного хлеба в 1923–1927 годах по сравнению с 1909–1913 годами. По данным статистика В. Немчинова, на которые опирался и Сталин в принятии решения о необходимости коллективизации, именно это обстоятельство являлось решающим в определении потенциала НЭПа. Потери надо было компенсировать.
В стране шли на равных два экономических процесса, опирающиеся на разные политические и культурные традиции. Об этом не раз говорил Сталин. Образно говоря, пролетарский молот и крестьянский серп, объединенные в гербе СССР, на самом деле существовали в разных пространствах.
Эти процессы порождали разные политические решения, что неизбежно должно было привести к кризису.
НЭП изживал себя. Он объединял малокультурное население, жаждущее заработать на чем угодно, осколки старой интеллигенции и буржуазии, а также советскую бюрократию. Что в итоге получалось, трудно описать.
Например, строительство Днепрогэса американский инженер Хью Купер сравнил с возведением пирамиды Хеопса — из-за плохой организации труда. В ближайшем будущем подмеченная им проблема, помноженная на энтузиазм желавших социального роста масс и бдительность партийных и чекистских органов, поставит вопрос о «вредительстве» старых спецов. Кто-то должен был ответить за ошибки.
Вредительство, как таковое, конечно, имело место, но на самом деле не оно являлось самой большой проблемой. Гораздо серьезнее была проблема разрыва в картине мира у носителей двух разных миропониманий. Разгромленная Санкт-Петербургская Россия продолжала жить в интеллигенции, без которой новая власть не могла обойтись.
Особенно сильно это противостояние обнаружилось при оформлении концессий. Ряд концессионных сделок находился под контролем Экономического управления ОГПУ, которое выявило непроизвольно складывающуюся систему взаимоотношений советских спецов с представителями зарубежных фирм: за вознаграждение специалисты помогали иностранцам заключать договоры на выгоднейших для тех условиях, передавали сведения, не подлежащие оглашению, знакомили с экономико-техническими данными производств, принимали участие в выработке условий договоров. ОГПУ расценивало это как новую форму подрыва экономической безопасности государства. Концессионеры, обладая полной информацией, значительно уменьшали планируемую Госпланом прибыль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});