Так, 6 марта 1927 года был арестован начальник концессионного отдела Управления Военно-воздушных сил СССР Г К. Линно за деятельность в пользу фирмы «Юнкерс». При содействии Линно ВВС закупали некачественную авиационную технику, переплачивая за нее от 30 до 50 процентов. При его непосредственном участии «Юнкерсу» удалось сдать 100 небоеспособных самолетов по завышенной цене, он способствовал принятию решения о поставке бомбардировщиков по завышенной в 2,5 раза цене. За свою работу Линно получил отступные в размер полпроцента от суммы сделки и еще дополнительную премию.
Девятого мая 1927 года решением коллегии ОГПУ Линно и его сообщники были приговорены к расстрелу178.
Подобные ситуации возникали в горной, нефтедобывающей, золотодобывающей и других отраслях. Особенную тревогу у Москвы вызывала связь концессионеров с российскими эмигрантскими кругами банкиров и промышленников, которые получили реальную возможность влиять на взаимоотношения западных стран и СССР.
Можно утверждать, что у Сталина накапливалось понимание угрозы, исходящей от пока еще незаменимой группы населения, старой интеллигенции.
Как системно реагировать на эту угрозу, никто не знал, но из социального низа на руководство оказывали давление миллионы людей. Они ждали от Сталина и его соратников поддержки в борьбе со старой элитой, ждали новых должностей, квартир, образования и новых смыслов. «Мы — новые, молодые, нам должен покоряться мир!» — такие слова были начертаны на их флаге.
Патриархальная идеология с ее диктатом старшего поколения, привязанностью к одному месту, предкам и преданиям, евангелическому временному циклу с Рождеством, крестными муками Иисуса Христа и Вознесением — все это переставало быть для молодых основой жизни. Их время распрямлялось, становилось линейным, как полет пули, которая никогда не вернется назад. Обвинять это новое грубое поколение — глупо и непродуктивно. Это только запутывает дело.
Но оно, как это ни грустно для ленинской гвардии, нуждалось в новых победных вождях.
Для понимания тогдашней обстановки надо обратиться к кадровому составу партии. Через десять лет после Октябрьской революции в ней состояло миллион 300 тысяч человек, а «старых большевиков» — всего 8 тысяч. Только треть партии составляли рабочие, 60 процентов коммунистов занимались неквалифицированным (однако не физическим) трудом на низших должностях в различных ячейках государственного и партийного аппарата. Подавляющая их часть (свыше 85 процентов) были молодые люди младше сорока лет (с низким образованием). У них был ничтожный политический опыт, их представления о борьбе в руководстве партии были максимально упрощенные: Сталин хочет построить социализм в СССР, а Троцкий — не хочет179.
Соответственно, эта огромная партийная масса, к которой примыкал еще более многочисленный комсомол, все надежды связывала со Сталиным. К тому же в условиях ожидаемой войны он приобретал в их глазах еще одну ипостась — не только защитника партии от раскола, но и защитника Отечества. А Отечество — это понятие почти мистическое.
Так неожиданно в сознании партийцев произошел поворот от марксистской идеи, что у пролетариата нет Отечества, к обретению этого Отечества, но теперь социалистического.
О принципиальном характере кадровой проблемы свидетельствует доклад немецкого инженера Келлена, работавшего на строительстве электростанций в Балахне (Нижегородская область) и Штеровке (Донецкая область).
«26. 02. 1928 г. В 20 часов посетил меня инженер Стюнкель. Мы говорили о деталях доклада. Он меня ознакомил с положением здешних инженеров. Теперь я понял, наконец, почему здешние инженеры недовольны. До войны инженер-строитель зарабатывал в месяц около (от) 600 до 1200 руб., кроме того, он получал на месте работы квартиру, лошадей и все удобства. Они жили, таким образом, по-барски, как у нас инженеры никогда не живут. Поэтому они недовольны своим теперешним положением и в связи с этим они не хотят мне верить, что инженерам за границей живется не лучше. Вследствие этих причин новое поколение лучше, так как ему незнакома такая роскошная жизнь… Восстановление страны подвигается вперед исполинскими шагами. Если существует много обстоятельств, тормозящих работу, и тем не менее делаются громадные успехи, то, по моему мнению, причина этого исключительно в том, что революция имеет колоссальные силы, которые двигают вперед весь существующий строй, несмотря на его косность.
Полагаться в Советском Союзе теперь можно собственно лишь на тех инженеров, которые либо члены партии, либо стоят очень близко к партии…»180
Этот доклад был послан в секретариат председателя Совнаркома Рыкова, но вряд ли раскрыл что-то новое. Дотошный немецкий инженер указал не на политическую, а на вполне бытовую причину оппозиционных настроений. И чтобы бороться с этими настроениями, требовалось выбрать одно из двух: либо давать больше материальных благ, либо сильно напугать.
Поскольку о быстром увеличении материальных благ не приходилось мечтать, оставалось единственное надежное средство. До знаменитого Шахтинского дела, по которому были обвинены во вредительстве и шпионаже несколько десятков инженеров, оставалось меньше года.
В августе 1927 года в связи с нарастающей военной угрозой призвали в армию миллион резервистов. Это обстоятельство мгновенно отразилось на состоянии продовольственного рынка: цены на хлеб выросли, полки магазинов опустели. Хлебозаготовители разъезжали по селам, убеждая крестьян продавать зерно по государственным закупочным ценам, однако крестьяне, ожидая войны и повышения спроса, не спешили. В итоге программа индустриализации оказалась под угрозой финансовой катастрофы.
В деревне стала нарастать напряженность, и это сразу обернулось увеличением террористических актов.
В 1924 году их было 313, в 1925-м 902, в 1926-м 711, в 1927 году — 901. (С 1928 года, когда политика Кремля в деревне стала силовой, число терактов выросло за семь месяцев до 1049, в 1929-м-до 8278.)
Хлебная проблема, возможно, была бы не так угрожающа, если бы не имела фундаментом всю политику партии в деревне.
Партийные власти были нацелены на увеличение продуктивности крестьянских хозяйств, поддерживали хозяйственную инициативу, а сами председатели сельсоветов и секретари партячеек, такие же крестьяне, как и их подопечные, смыкались со своей паствой. Они тоже имели участки земли, скот и вели хозяйство. Все крестьянские кооперативы и общества сельхозкредита ориентировались прежде всего на получение прибыли.
Данный процесс приобрел массовый характер и сильно встревожил руководство страны. Стали складываться своеобразные кланы, включающие богатых крестьян, партийных и советских работников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});