и обездвиживал. Перед ней расстилалась черная бездна с плавающими отражениями звезд. Ни конца, ни края, просто бесконечная колышущаяся тьма.
– Завораживает, правда?
Соня вздрогнула и прижала ладонь к груди. Марк стоял за ажурной перегородкой на соседнем балконе и смотрел на море. Он тоже не переоделся, снял свитер и теперь остался в обычной белой майке, хотя погода явно не располагала к такой легкой одежде. Спрятав руки в карманах джинсов, замер неподвижной статуей, сам как часть ночи.
Соня шумно выдохнула.
– Ты меня напугал. Три инфаркта за один вечер многовато. Как твоя нога?
– Болит. Пройдёт, – он устало потёр шею и едва заметно скривился.
– Можно я посмотрю?
– У меня, конечно, проблемы с ногой, но я не могу ее отстегнуть и кинуть на твой балкон, чтобы ты посмотрела. Она со мной в комплекте идет.
Соня развернулась к двери.
– Я сейчас к тебе зайду.
– Я уже подпер шваброй двери, не получится.
– Значит, разбаррикадируешься.
– Не надо, Сонь.
Его слова услышал только опустевший балкон.
Марк встретил Соню и, распахнув двери, отошел в сторону.
– Чай будешь? Раз уж не спится.
– Буду, только я сама сделаю. Сядь.
– Я не инвалид, – возмутился он, но опустился в кресло и махнул рукой в сторону встроенного бара, – там все есть.
Пока Соня заваривала чай, он молча наблюдал за ней, когда она села на соседнее кресло, скрестил руки на груди. Чувствовал себя неудобно и скованно.
– Давай просто попьем чай.
– Покажи.
– У меня носки с дыркой.
Соня придвинулась ближе и коснулась его коленки.
– Видела и похуже. Не забывай, у меня сын. Дырок у него на носках примерно столько же, сколько пальцев. Не знаю, как он это делает. Уничтожитель носков какой-то.
Марк усмехнулся. Пассажем о носках Соня умудрилась снять напряжение. Её горячая ладонь прожигала сквозь ткань, не двигаясь, обездвиживала его. Выпрямив ногу, он наклонился вперёд. Медленно закатал штанину вверх, до самого колена, а потом чуть-чуть повернул стопу. Голень выглядела непривычно узкой, на месте икроножной мышцы зияла впадина, прикрытая шрамированной кожей. Светлые неровные линии пересекали ногу, уходили под колено и охватывали щиколотку.
– Безобразно, да?
Соня опустилась на пол и осторожно коснулась стянутой рубцами кожи, чуть помедлив, положила ладонь на углубление, которое не было задумано природой.
– Что случилось? Почему она так выглядит?
Марк не шевелился, смотрел на Соню сверху вниз, на ее пальцы, скользящие по его изуродованной ноге.
– Пока носил гипс, началось воспаление, осколок кости остался в мышце, когда его сняли, уже начался некроз ткани. Камбалавидную удалили почти полностью, икроножную частично в несколько заходов, до последнего надеялись спасти. Один знакомый каноист посоветовал реабилитационный центр для спортсменов в Италии. Они сделали что смогли. Я хотя бы не инвалид, правда, двери в спорт мне давно закрыты. Сейчас я свободно об этом говорю, давно смирился, но тогда это было равносильно концу света. После реабилитации трепыхался целый год, пытался вернуться в легкую атлетику и приблизиться к прошлым результатам. Как ты понимаешь, нога не позволила мне этого сделать.
– Не представляю, через что ты прошел.
Марк чуть склонился, уперся локтями в колени.
– На самом деле случаются вещи и похуже, но тогда я считал себя самым несчастным человеком. Я лишился мечты.
– Это больно.
– Скорее безысходно. Меня сестра встряхнула. Вырвала из лап зарождающегося алкоголизма и депрессии.
– Мне очень жаль.
– Я знаю.
Соня не прекращала гладить голень Марка, но на него не смотрела, сосредоточилась на малахитовых полосах, которые оставляли её пальцы.
– Болит?
Марк прислушался к ощущениям.
– Намного меньше. Как ты это делаешь?
– Я же массажистка. Это моя работа.
Соня посмотрела на него в упор, продолжая поглаживать гладкие и тугие валики шрамов. Марк вздрогнул, отведя ногу в сторону, уклонился от обезболивающей ласки и резко встал.
– Чай остынет.
Он не поправил джинсы, прошёл по комнате с одной закатанной штаниной. Будто нарочно бравировал, выставлял голень напоказ, рассчитывая вызвать отвращение. Поставив чашки на столик, он снова сел. Соня вернулась в кресло и, потянувшись за кружкой, невольно скользнула взглядом по спине Марка. Заметив у воротника черные крылья ласточек, указала на них пальцем.
– Может, теперь скажешь, что они значат?
Марк развернулся полубоком и, стянув с плеча майку, продемонстрировал тату полностью. Соня видела птиц на фото, но в реальности это выглядело ошеломляюще. В первую очередь, потому что эти рисунки были частью Марка, распластались на его шее и лопатке, двигались на коже, присыпанной мелкими веснушками.
– Красивые.
– Ты же говорила, девчачья татуха.
– Я до сих пор так думаю. Тебе идёт.
– Сонька-злючка.
Она коснулась крыла ласточки на его плече.
– Почему они?
Марк накрыл Сонину кисть своей ладонью и крепко сжал.
– Ласточки моногамны. Выбирают пару на всю жизнь, они выносливые и терпеливые, всё время в движении, все время в полете, – он отвел руку Сони в сторону и продолжил: – А еще у них слабые ноги. Это теперь про меня.
Соня выдернула руку и резко встала. Прошлась по комнате, будто изучала обстановку, хотя номер зеркально отражал её собственный, толкнула двери на балкон. Ночь давно растеряла остатки тепла, воздух насытился влажной туманной взвесью. Марк вышел следом, обнял Соню за плечи и, прижав к груди, опустил подбородок на её макушку. Соня лопатками ощущала, как он дышит и как подрагивают его пальцы на ее плечах.
Оба молчали целую вечность. Еще через вечность Марк нарушил тишину.
– Ты опять меня боишься.
Соня резко развернулась и, толкнув к стеклянной перегородке, уперлась ладонью в его грудь.
– Я себя боюсь.
– Трусиха, я же сказал, ничего не будет, но можешь попробовать меня уговорить.
Соня вскинула вторую руку и обхватила ладонями его лицо. Пальцы щекотно зарылись в колючую щетину и сдвинулись к вискам, левый мизинец качнул серёжку в ухе.
– У тебя красивые уши.
– Потрясающий комплимент, – улыбнулся Марк, – нужно ли думать, что все остальное не очень?
– Веснушки прикольные.
– Рекламщикам не нравятся.
– Я заметила.
Соня провела пальцами по его шее и медленно спустилась на грудь. Прямо под ее рукой стучало сердце Марка, будто она держала его в своей ладони. Билось быстро и гулко. Марк не шевелился, и эта неподвижность странно контрастировала с рваным пульсом и судорожным дыханием.
Привстав на носочки, Соня потянула его за воротник майки и поцеловала.
Он до последнего не верил, что она решится, парализующий страх на дне ее глаз никуда не делся. Она до сих пор его боялась. Этот страх он победить не мог. Марк обнял ее и слегка приподнял, чтобы выровняться в росте, и Соне не пришлось неудобно запрокидывать голову.