В отличие от уайлдеровского Джерри Монтан выходит из тупика, приняв два взаимоисключающих решения одновременно: он не отказывается от Мэрилин, но отказывается признать это. Дав интервью Королеве сплетниц Хедде Хоппер, где он заявил, что Мэрилин «втюрилась в него как школьница», Монтан тут же отказался от сказанного, объяснив, что плохо понял Хоппер, которая свои домыслы выдала за его слова. Словом, и вправду, точно школьник, он начинает изворачиваться и врать, ссылаясь на плохое знание английского… Итог этой любовной фантасмагории, где, словно в кривом зеркале, отразилась старая как мир история двоих, тайком решивших «заняться любовью», подвела в своих воспоминаниях Симона Синьоре: «Что может быть пошлее писем, где тебя ободряют и призывают «держаться», а через четыре страницы объясняют, что в свое время «выстрадала то же самое, но мужа вернула», что «соперницей была блондинка»… Что может быть пошлее, чем когда хозяйка лавки, куда я захожу за тесьмой (как это произошло в Осере, где мы снимали «Скверное дело» и прекрасно развлекались), треплет меня по плечу и ободряюще подмигивает, говоря: «Ничего-ничего, вернется». И все это происходит в то время, когда муж уже снимается в Париже (история-то приключилась в октябре) и звонит каждый вечер…»
А что же фильм, за съемками которого пристально надзирал целый батальон репортеров во главе со славной Хеддой? Все та же история с переодеванием или, если угодно, история принца и хористки, или очередной рецепт, «как выйти замуж за миллионера».
Жил-был один миллионер. Звали его Жан-Марк Клеман. По-видимому, играй его Грегори Пек, вряд ли миллионера назвали бы по-французски. Но его играл Ив Монтан, чем и достигалась гармония. Однажды его адвокат Уэйлс (У.-Х. Уайт) и помощник по связям с общественностью Говард Коффман (Тони Рэндол) сообщили хозяину, что в некоем внебродвейском ревю намерены поставить спектакль-сатиру лично на него. Миллионер Клеман настолько занят преумножением своих капиталов, что просто не в состоянии проигнорировать это потрясающее основы событие: вместе с Коффманом он отправляется в это заведение с намерением строго разобраться. Там он видит прекрасную хористку, точнее — солистку этого ревю Аманду Делл (Мэрилин Монро) и, понятно, влюбляется в нее. Режиссер, полагая, что Клеман — актер, пришедший устраиваться на работу, предлагает ему сыграть эту роль, то есть самого себя. Клеман соглашается, ибо таким образом он может видеться с Амандой. Не зная, что перед ней миллионер, Аманда признается ему, что ей не нравятся богачи и особенно она недолюбливает Клемана. Тем временем Уэйлс узнает, что через свою фирму «Клеман Энтерпрайзез» его хозяин закупил это ревю и, по видимости, намерен его закрыть. Он сообщает об этом Коффману, а тот, напившись для храбрости, обвиняет Клемана в цинизме. Но Клеман оправдывается: он вовсе не намерен закрывать ревю — наоборот, он вложит в него деньги (руками Уэйлса) и женится на Аманде. Между прочим, в труппе у него есть соперник, актер и певец Тони Дэнтон (Фрэнки Воэн). С этой целью Клеман нанимает троих знаменитостей из шоу-бизнеса — Бинга Кросби, Джина Келли и Милтона Берла, — которые должны обучить его премудростям сценической профессии, как-то: пению, танцам и декламации. Клеман действует настолько активно, что чуть не вытесняет из спектакля Тони Дэйтона — ему поручают песенный номер, где обычно выступает Тони. Чтобы дать Тони выступить, Аманда принимает приглашение Клемана на обед, причем именно в то время, когда идет номер. Затем она признается Клеману, что просто отвлекала его, чтобы помочь Тони. В свою очередь и Клеман признается ей в том, что он и есть миллионер, и предлагает ей руку и сердце, но Аманда ему не верит. Тогда Клеман отдает распоряжение закрыть шоу (естественно, от имени Уэйлса) и вместе с Амандой идет к себе же якобы для того, чтобы объясниться с владельцем шоу, то есть с собой. Только таким сложным способом ему удается убедить Аманду, что он и есть Клеман. В итоге после непродолжительной борьбы в лифте следует хэппи энд с поцелуем в диафрагму.
В отличие от Уайлдера у Джорджа Кьюкора не было классно, профессионально выполненного сценария с остроумной двухходовкой, позволяющей эффектно войти в ситуацию и столь же эффектно выйти (или не выйти) из нее. В сценарии Даймонда и самого Уайлдера такой двухходовкой служил уже названный «захват». Здесь же сценарист (Норман Красна) решил усложнить простой и традиционный «ход» — принц (то бишь миллионер) выдает себя за нищего, а в конце признается даме сердца в своем «королевском» происхождении. Сценарист выдумывает историю с подставным лицом в качестве владельца шоу и заставляет Клемана выяснять у самого себя, кто есть кто. Не говоря о том, что это прежде всего не смешно, тут слишком много диалогов и мало действия, чтобы комедия была комедией. В «Некоторые любят погорячее» фабула была настолько крепко сбитой, события, действия, ритм так наседали друг на друга, что даже блестящие актеры казались лишней роскошью. Здесь же жадно ловишь каждый мало-мальски удачный номер. К таковым, безусловно, относится обучение Клемана актерскому ремеслу. Особенно запоминается дуэт Монтана и Берла, выдержанный вполне в духе мольеровских поучений господину Журдену. Есть удачные номера и у Мэрилин — разумеется, музыкальные: «Мое сердце принадлежит папочке» Кола Портера и «Займемся любовью!» Сэмми Кана и Джеймса Ван Хазена. В первом привлекает пластичность и свобода движений, необыкновенно выразительные интонации, натуральная, чувственная реакция на мужской кордебалет; другой номер, к сожалению, испорчен претенциозным декором, к тому же и плоско снятым, но на выразительном пении Мэрилин это никак не отражается. Кстати, по духу, разговорности, подчеркнутой фразировке номер «Займемся любовью!» иногда кажется «монтановским»; думаю, что, исполняй его Мэрилин (с Фрэнки Воэном) без декора, просто на сцене, эффект был бы еще выше.
Важно, однако, даже не то, что фильм — очевидная неудача (такова судьба многих фильмов с участием Мэрилин). Удручает отсутствие героини. Правда, настоящих героинь не было и в предыдущих фильмах — их заменяли своего рода платья, драматические одежки, шитые сценаристами по размеру Мэрилин, которая и заполняла их собой, своей биографией, событиями своей жизни, своими комплексами, привычками, а также манерой поведения, какой, по убеждению сценаристов, ждал от нее зритель. Женщина, которая надевала эти «драматические» платья, была Мэрилин, и в этом смысле ее нельзя было спутать ни с кем — она дышала, разговаривала, пела, танцевала, целовалась как Мэрилин. В фильме «Займемся любовью!», за исключением трех музыкальных номеров, Мэрилин только одевалась на свой лад, все остальное делалось ни от кого и ни для чего. В перерывах между выступлениями Аманда вязала. Что и для кого, ни сценаристы, ни режиссер объяснить не брались. Мэрилин сама вязанием не занижалась. Стало быть, здесь это понадобилось, только чтобы занять руки «звезды», — Кьюкор, по-видимому, давал ей отвлекающий мотив, что, на его взгляд, облегчало ей диалоги с Монтаном. В принципе это вполне реально и допустимо, но ведь, кроме этого «сквозного действия», Аманде делать просто нечего. Даже ее реплики Клеману кажутся до того необязательными, что удивляешься, зачем она вообще что-то говорит и почему ее текст нельзя свести к связкам между номерами ревю — и без того поведение Клемана оправдывалось одним ее присутствием в кадре. Таким образом, драматические одежки, сшитые Норманом Красна, как бы остались висеть на вешалке — Мэрилин не заполнила их собой, своей личностью, своим духом, присутствием. Конечно, как и всегда, она здесь глупенькая очаровательная блондинка, ждущая (за вязанием) своего принца, но для двадцать седьмого фильма Мэрилин только этого недостаточно.
Критики по обе стороны океана были исполнены сочувствия к Мэрилин, которую Кьюкор фактически отдал «на растерзание» Монтану. «У первоклассной комедийной актрисы мисс Монро, в сущности, не было ни единой яркой реплики, — писал Джастин Гилберт в «Нью-Йорк дэйли мирор». — Ее знаменитое очарование, разумеется, здесь очевидно… В паре музыкальных номеров, включая «Мое сердце принадлежит папочке» и еще один, мисс Монро дарит нам сюрпризы…»
Если быть точным, то «ярких реплик» нет в этом фильме вообще ни у кого, хотя все разговаривают не умолкая.
«В том, что Монро приходится делать по сценарию, набитому штампами… ей недостает прежнего динамизма» — мнение Босли Краутера из «Нью-Йорк таймс».
Во Франции Жак Дониоль-Валькроз писал в «Франс-Обсерватёр»: «Первый эпизод фильма, снятый в коричнево-черной гамме, наиболее удался в цветовом отношении, как и в том, что это первое выступление здесь поющей и танцующей Мэрилин — один из волнующих моментов в кинематографе. Хотя, в сущности, роль Мэрилин принесена в жертву, сама она все же несравненна: она двигается по экрану с той грациозной неловкостью, которая не может принадлежать более никому. Что же до Ива Монтана, то его исполнение блистательно». И хотя первый эпизод в фильме совсем другой, без участия Мэрилин[74], все же критик прав в главном: ее музыкальный номер (независимо от фильма) может расцениваться как подлинно кинематографический образец мюзикла, настолько органична в нем Мэрилин.