Нехватка еды вскоре вынудила их к довольно отчаянным действиям, граничащим с обычным бандитизмом. Однажды ночью несколько повстанцев были отправлены грабить деревенскую лавку, а другая группа отправилась к известному чивато по имени Попа, чтобы нагнать на него страху и заодно забрать у него корову. По возвращении второй группы Че записал в дневнике: «Ребята потрудились на славу и увели у Попы лошадь, правда у них сложилось впечатление, что он все-таки не чивато. За лошадь бедняге не заплатили, но пообещали, что заплатят, если он будет хорошо себя вести». Лошадь пошла в котел, но гуахиро поначалу отказывались есть ее в гневе от того, что такое полезное животное было убито ради еды. Остатки туши засолили, чтобы сделать из них тасахо — разновидность вяленого мяса. Поскольку дело это было не быстрое, Фидель решил отложить запланированный перенос лагеря. Как сухо заметил Че, «перспектива полакомиться тасахо заставила Фиделя переменить решение».
За пределами Сьерра-Маэстры политическая обстановка была весьма нестабильной. Политические партии требовали проведения новых выборов. Некоторые политики призывали к «диалогу с группировками мятежников», полагая, что к повстанцам следует отнестись более серьезно, однако Батиста заявил, что переговоры не имеют смысла по причине «отсутствия каких бы то ни было мятежников». Очень скоро стало очевидно, что он пытается ввести общественность в заблуждение: пришла новость о том, что майор Баррера Перес, «усмиритель» ноябрьского восстания в Сантьяго, возведен в чин полковника и, получив в свое распоряжение полторы тысячи солдат, направляется в Сьерра-Маэстру для зачистки этой территории.
Кресенсио Перес наконец прислал Фиделю письмо, в котором признавался, что не набрал обещанного числа людей, не говоря уж о вооружении, но что некоторое количество новобранцев у него все же есть и он предлагает Кастро прийти за ними; сам он не может их привести, писал Перес, потому что у него болит нога. «Фидель ответил ему, что принимает любые предложения, если они серьезны, и что придет позже с вооруженными людьми». Очевидно, Кастро решил действовать осмотрительно во избежание опасности попасть в ловушку, если вдруг глава гуахиро ведет двойную игру.
По воле необходимости повстанцы стали больше усилий прилагать к тому, чтобы наладить связь с местным населением. Че даже стал лечить крестьян. «Это было довольно однообразное занятие, — вспоминал он потом. — Выбор лекарств у меня был небольшой, а медицинские проблемы в сьерре везде примерно одни и те же: преждевременно одряхлевшие и беззубые женщины, дети со вздувшимися животами, паразиты, рахит, авитаминоз…» Видя причину их бед в переутомлении и недоедании, Че писал: «Мы всем своим существом ощутили, насколько нужны решительные перемены в жизни простого народа. Необходимость аграрной реформы выступила отчетливо…» Возможно, неосознанно Че превратился в того самого «революционного врача», стать которым он когда-то мечтал.
II
Тем временем лидеры движения в льяно усиленно работали над созданием подпольной сети помощи повстанцам, которая была названа «Гражданское сопротивление». Франк Паис привлек к работе Рауля Чибаса, лидера Ортодоксальной партии, возглавившего гаванское отделение. В ряды подпольщиков вошел и экономист Фелипе Пасос, бывший президент Национального банка Кубы. В Сантьяго сетью руководил известный врач Анхель Сантос Бух.
Серьезный удар по организации нанес арест видных членов Национального директората. По подозрению в соучастии в покушении на президента были взяты под стражу такие активные подпольные пропагандисты «Движения 26 июля», как Фаустино Перес и журналист Карлос Франки. Они попали в ту же гаванскую тюрьму «Принсипе», что и Армандо Харт, а Франк Паис тем временем оставался в заключении в Сантьяго. Однако даже в тюрьме они не прекращали своей деятельности, ведя тайную переписку с Фиделем и друг с другом. С внешним миром Кастро теперь связывала только Селия Санчес, единственная из руководителей движения в льяно, кто остался на свободе. Он беспрерывно посылал ей письма, то просительные, то раздраженные, в которых требовал все больше денег и припасов для своего растущего войска.
15 апреля повстанцы вернулись в Арройо-дель-Инфьерно — то самое место, где Че впервые убил человека. От одного из местных жителей разведчики узнали, что в этих краях есть чивато по имени Филиберто Мора. Гильермо Гарсиа, недавно назначенный командиром одного из отрядов, отправился на его задержание, а у Фиделя тем временем появился новый повод для тревоги: над их головами пролетел военный самолет, и это, вкупе с новостью о чивато, заставило его задуматься о том, чтобы вновь перенести лагерь. Когда они уже приготовились продолжить путь, появился Гильермо Гарсиа с предполагаемым доносчиком. Следуя методу Фиделя, Гарсиа изобразил из себя армейского офицера, чтобы заманить Мору в лагерь, и, когда тот очутился среди повстанцев, его тотчас обуяла паника. «Этот человек, Филиберто, купился на обман, — писал Че в дневнике, — но, увидев Фиделя, он тут же понял, что происходит, и начал извиняться». Объятый ужасом, Филиберто сознался во всех своих прошлых преступлениях, включая участие в подготовке засады около Арройо-дель-Инфьерно. Хуже всего было то, что один из подручных Моры уже отправился известить военных о нынешнем местонахождении повстанцев. В заключение Че писал: «Чивато был казнен; я выстрелил ему в голову и через десять минут констатировал смерть».
Как только повстанцы снялись с лагеря, к ним прибыл посыльный с письмом от Селии и пятью сотнями долларов. Также пришло письмо от Армандо Харта, тайно переданное им из камеры. Че с неудовольствием и подозрением отнесся ко всему, что содержалось в послании Харта: «Из него ясно, что он выступает против коммунизма, и более того — он пытается внушить нам мысль о возможности заключить какую-то сделку с посольством янки».
К концу апреля к повстанцам присоединилась новая группа крестьян и система снабжения стала работать более эффективно. Также Селия Санчес сообщила, что доставит в лагерь журналиста Си-би-эс Роберта Тейбера в сопровождении оператора Уэндела Хофмана. Тейбер собирался сделать репортаж для радио Си-би-эс, а также документальный фильм о повстанцах для телевидения. Перед их прибытием Фидель перенес свою ставку на вершину холма, возвышавшегося над лагерем. Это было сделано как из соображений безопасности, так и, по замечанию Че, «для того чтобы произвести на журналистов впечатление».
Журналисты немедленно принялись за работу и в первый же день взяли интервью у трех американских дезертиров, вокруг которых в США развернулись жаркие споры, поскольку те присоединились к повстанцам. В отношении собственного интервью у Фиделя были особые планы: он хотел взобраться на самую высокую гору Кубы — Туркино — и устроить пресс-конференцию на ее вершине. 28 апреля повстанцы почти в полном составе взошли на гору, преодолев 1850 метров. Там, на самой высокой точке Кубы, Фидель дал интервью Тейберу и Хофману, которое было записано на видеопленку, а затем все партизаны сделали эффектный залп из ружей. Че, вновь страдая одышкой, поднялся наверх последним, но все равно был неимоверно горд собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});