– Мы были близки к тому, чтобы выяснить это в прошлый раз, да? – говорит он. – Вот почему ты так старался разлучить нас. С эликсиром счастья тоже что-то не так, да? Он заставляет людей вести себя необузданно и терять контроль над своими эмоциями, если они принимают его слишком много. Верно?
Я наблюдаю за реакцией мэра и вспоминаю Джанис в ту ночь на шахтах, головокружительный восторг на ее лице, когда она подверглась воздействию баночек со счастьем. Она не могла перестать смеяться и потеряла над собой контроль.
– Что случилось с Джанис той ночью после того, как она вернулась домой с шахт? – спрашиваю я мэра.
Вот только отвечает Отис.
– Джанис? – спрашивает он. На его лице появляется странное выражение. – Хм, сегодня утром она не работала в магазине. Джим сказал, что она пришла на работу как обычно, но начала вести себя странно, сказала, что не знает, где находится и как туда попала. Поэтому он отправил ее домой, сказал, что она возьмет отпуск.
Внутри все сжимается.
Я вспоминаю то утро в кондитерской «Пэттис Пай». Я думаю о Мисси, которая всегда такая счастливая, разговорчивая и смешливая, как будто ее ничто не беспокоит. О том, как она забыла мой обычный заказ. Она казалась… другой, а потом, ни с того ни с сего, словно потеряла себя. Она просто внезапно… исчезла. Смятение в ее глазах, когда она смотрела на Пэтти – человека, которого знала почти всю свою жизнь, – и спросила, кто она такая.
А теперь Джанис…
Боже мой.
– Ну, это же ведь нелогично.
Все взгляды обращаются ко мне.
– Если люди продолжают принимать эликсир счастья, он не просто заставляет их терять контроль над своими эмоциями. Он полностью лишает их самих себя, так же, как и тот осадок. Неважно, какой эликсир ты пьешь. Это все просто мошенничество. Не так ли? Вы никогда не собирались никому «помогать».
Взгляд мэра мечется по комнате, избегая моего лица, и я понимаю, что права.
– Как вы могли? – говорю я. – Вы не просто вредите городу, продавая этот эликсир. Вы вредите всем. Вы заставляете людей – хороших людей здесь, в Тамбл-Три и повсюду – поверить, что вы нашли панацею от всего, что их мучает, прекрасно зная, как это опасно – поглощать чужое счастье независимо от того, разбавляешь ты его или нет. Потому что в конечном итоге это приведет к тому, что люди полностью забудут себя. И если бы люди знали правду, они бы перестали это покупать. Вашу деятельность прикрыли бы раз и навсегда. А вы не можете этого допустить, не так ли?
Молчание мэра – это все подтверждение, которое мне нужно.
Но я еще не закончила.
– Пока никто в городе не знал вашего секрета, вы были в безопасности. Потому что люди, которые уже потеряли себя от эликсира, как Мисси, не могли вспомнить, что с ними произошло, поэтому они не представляли угрозы. Но я, Марко и любой другой, кто догадался, что вы задумали, – мы могли рассказать об этом. Мы могли доставить вам неприятности. Поэтому вы должны были заставить нас всех молчать.
Мэр сглотнул.
– Я помогал городу, – говорит он, но его голос едва слышен. Потому что, если разобраться, единственным человеком, которому он действительно помогал, был он сам.
– Знаете, что я думаю? – Мануэла откидывает волосы в сторону и прищуривается. – Я думаю, пришло время дать мэру попробовать его собственное лекарство. В буквальном смысле. Мы должны заставить его выпить эту черную дрянь и посмотреть, как она ему понравится.
– Да. – Голос Марко ровный, когда он отпускает мою руку.
– Я согласен. Пора бы тебе попробовать то, что сам давал остальным. – Офицер Льюис хватает мэра за плечи. – Мы должны попросить Чарли украсть твои воспоминания для разнообразия. По-моему, это справедливая сделка.
Он резко подталкивает мэра Вормана, и тот, спотыкаясь, идет к отцу. Солнцезащитные очки слетают с его лица и с грохотом падают на пол. В комнате становится тихо.
Без солнцезащитных очков мэр кажется меньше.
Его плечи кажутся не такими широкими. Подбородок кажется не таким волевым. Его осанка кажется не такой сильной. Без очков мэр Ворман выглядит как обычный человек.
Дыхание Марко сбивчивое, как будто он пытается сдержать свои эмоции. Я могу только представить, что он чувствует – возможно, это не слишком отличается от того, что я чувствую сейчас по отношению к своему отцу: расколотые воспоминания о человеке, которого я знаю и люблю, и о человеке, который совершил невообразимые вещи.
– Мы должны заставить его забыть, что он когда-либо был мэром Тамбл-Три, – говорит Отис Льюис.
– Мы должны заставить его забыть, что он вообще рождался, – говорит Мануэла полушутя, но ее руки сжаты в кулаки.
– Давай, Чарли, – говорит мэр покорно. – Давай покончим с этим. – Он делает шаг к отцу, одаривая его слабой улыбкой, которая так похожа на ухмылку Марко, что это почти причиняет боль.
Папа потирает переносицу. Когда он смотрит на меня покрасневшими глазами, я понимаю, что он просит разрешения – он хочет, чтобы я сама принимала решение.
Я думаю о женщине из Оклахомы после того, как я помогла ей все вспомнить.
Возможно, в первый раз она ушла из Дома Воспоминаний с облегчением, потому что ей не пришлось справляться с болью от потери мужа, но она вернулась, так как боль от того, что она не помнила его, была еще сильнее.
А еще мама. Все это время папа думал, что защищает