Этим вечером, поднявшись в свою комнату, я напишу песню о девушке. Я назову ее Роксаной. Я совершенно бесплатно возьму ее с улицы, на которой стоит наша гостиница, и помещу в выдуманный, романтический и грустный мир пьесы Ростана. Ее рождение целиком и полностью изменит мою жизнь.
13.
К концу года, все-таки сумев выплатить деньги за новую квартиру, купить ковер и немного мебели, мы начинаем, наконец, чувствовать себя собственниками этого жилья. Телевизионная работа Фрэнсис становится все более регулярной и хорошо оплачивается. Она только что закончила работу на ВВС в радиоспектакле «Уходящие дни». По иронии судьбы, это та самая пьеса, благодаря которой в начале пятидесятых в лондонском театральном мире прославился ее отец. Кроме того, ВВС предоставило ей большую роль в музыкальной постановке под названием «Твист напоказ», действие которой происходит в Ирландии. Эта роль очень важна для артистической карьеры Фрэнсис, равно как и для ее самоощущения после этого трудного года. У меня же, если не считать пособия по безработице, до сих пор нет постоянного дохода. И вот я, по протекции Пиппы Маркхэм, пытаюсь пополнить наш бюджет, подрабатывая моделью. Я сыграю в рекламе джинсов Brutus и бюстгальтеров Triumph, а потом даже привлеку Ронни и Стюарта к съемкам рекламного ролика для жевательной резинки Wrigley's, причем руководить съемками будет Тони Скотт. Таким образом, я занимаюсь тем, чем никак не предполагал заниматься: мне платят исключительно за мой внешний вид. Едва ли это самое удачное время в моей жизни, но как бы то ни было, я горд, что это позволяет нам с Фрэнсис держаться на плаву и даже вернуть деньги, одолженные нашими родителями для покупки квартиры. Правда, я думал, что отец с большим воодушевлением отреагирует на этот факт.
— Что ж, насколько я понимаю, тебе пока не удалось прославиться на весь мир?
— На это требуется время, папа.
— Но ты уже год сидишь на мели, а тебе нужно кормить жену и ребенка.
— Наши дела идут на лад, папа.
— Да что ты говоришь?
Эта последняя фраза сказана с тем сарказмом, который, как мне прекрасно известно, вызывает у моей матери жестокие приступы гнева, но я не поддаюсь на эту провокацию. Нет смысла спорить с ним. Он во многом прав, и потом — он несчастлив.
Мы с Фрэнсис проводим Рождество с моей семьей, но вся та теплота и уют, которые обычно ассоциируются со словом «дом», к несчастью, начисто отсутствуют среди моих родственников. Воздух в доме, как обычно, звенит от сдерживаемой истерии, которая все равно просачивается сквозь мамину суету с рождественскими покупками, украшением дома и приготовлением праздничного ужина. Атмосфера в доме наводит на мысль о государстве, которое совершает последние приготовления к войне. Кажется, что война может разразиться в любую минуту. Отец, который, несомненно, рад увидеть Фрэнсис и малыша, с большим трудом сохраняет вежливость в общении со мной. Он все время стремится дать мне понять, что, по его мнению, я сошел с ума и просто теряю время, пытаясь закрепиться в Лондоне. Он ведет себя так, словно любой мой успех и моя независимость в столице станут очередным гвоздем в его гроб. В одном из неискренних, мелочных споров он говорит мне, что Лондон — крайне неподходящее место для воспитания ребенка, что это гнездо разбойников, воров, нечистых на руку юристов и всевозможных мошенников. Я не говорю ему, что все его аргументы — не более чем невежественные, провинциальные народные сказки, потому что понимаю: по-своему, очень странным способом, он говорит мне, что скучает без меня.
Старшая из моих сестер, Анжела, уже замужем и живет теперь своим домом. У меня возникает подозрение, что ее отъезд и мое переселение в Лондон нарушили хрупкое равновесие, обеспечивавшее спокойствие в нашем доме. Моя младшая сестра еще школьница, и остается теперь единственным неоперившимся птенцом в нашей семье. Мой брат, который вместе с отцом развозит молоко и который был для меня в течение последних лет самым близким человеком в семье и мощным источником поддержки, теперь приобрел вид и манеры человека, занятого серьезным делом, а не носящегося с несбыточными мечтами о славе и светской жизни. Он — ответственный наследник семейного бизнеса, в то время как я выгляжу человеком, промотавшим свое «прекрасное» образование и променявшим с таким трудом завоеванную в родном городе популярность на какую-то безумную причуду.
Рождественским утром ощущение неловкости только возрастает. Мама купила для Джо большую пластмассовую гоночную машину, но, несмотря на попытки моего отца усадить в нее ребенка, мальчика гораздо больше привлекает блестящая и шуршащая оберточная бумага. Фрэнсис получает в подарок ужасный зеленый жилет из синтетической материи, который делает ее похожей на новогоднюю елку. В более расслабленной атмосфере мы бы просто весело посмеялись, но сейчас наши улыбки выглядят неестественно: мы не хотим выглядеть неблагодарными и, в то же время, не можем скрыть неловкости.
Я никогда не ношу ювелирных украшений, и мама это знает. И тем не менее она дарит мне тщательно упакованный в специальную коробочку позолоченный браслет. Это безвкусная, кричаще-яркая вещица в духе гангстерской эстетики, и если в ее скучном орнаменте есть какой-то скрытый символический смысл, то он запечатлелся там случайно. Возможно, маме кажется, что после отъезда из дома мне еще только предстоит определиться со своей жизнью, что я уже сам не знаю, кто я такой, а может быть, ее подарок означает, что мы перестали чувствовать друг друга. Наверное, отчасти она права, но когда я пойму это, будет уже слишком поздно. Есть что-то ужасно грустное в ее искреннем подарке, неоцененном, ненужном и неправильно понятом. Фрэнсис должна возвращаться в Лондон на киносъемки, а у меня впереди очередное выступление. Мама любезно соглашается присмотреть за Джо во время новогодних праздников. Я заберу его через неделю, потому что мне предстоит вернуться в Ньюкасл для того, как ни странно, чтобы после такого долгого перерыва временно воссоединиться с Last Exit.
В течение последних шести месяцев Ронни уговаривал Джерри и меня приехать и дать рождественский концерт для наших поклонников в Ньюкасле. Он забронировал для этого бар Университетского театра, и все билеты уже распроданы. Джерри, которому удавалось вполне неплохо зарабатывать в Лондоне выступлениями и периодическими гастролями, как и я, испытывает смешанные чувства по поводу воссоединения Last Exit. Его охватывают противоречивые эмоции: от ужаса до сентиментальной ностальгии, но все-таки мы склонны согласиться, и теперь, когда отступать уже поздно, мы оба рады предстоящему выступлению. Мы устраиваем репетицию в уоллсендском художественном центре, переделанном из викторианской школы, в которой когда-то училась моя мама. Маленькой девочкой она, наверное, сидела в этом самом зале в своих милых ситцевых платьях и белых носочках, со светлыми волосами, завязанными в хвостики по бокам. С широко открытыми глазами она мечтала о своем послевоенном будущем и о смелом принце, который спасет и увезет ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});