Найджел лишь ненамного старше Стюарта и меня, но его скромные манеры, волосы, тщательно, как у школьника, расчесанные на пробор, и невероятно аккуратная одежда делают его похожим скорее на чудаковатого деревенского доктора, чем на хозяина в богемном хаосе студии. Я не удивился бы, увидев стетоскоп, свисающий из кармана его твидового пиджака, а между тем он очень знающий инженер, способный управлять сложным электронным студийным оборудованием так же искусно, как хирург рассекает ткани лежащего под наркозом пациента.
Мы все чувствуем огромное воодушевление, делая этот альбом, особенно я, потому что я никогда еще не оказывался так близко к своей мечте, и притом, как с некоторым неудовольствием отмечает Стюарт, мной написаны почти все песни альбома. Стюарт включил в него две свои песни с нашего первого сингла, но с тех пор как к нам присоединился Энди, демократический процесс набирает обороты, и Стюарт убрал все остальные свои сочинения. Поскольку Police — это, прежде всего, творение Стюарта, сложившаяся ситуация его, естественно, раздражает. Однако, хотя я и являюсь очевидным новичком в деле звукозаписи, но я уже десять лет сочиняю песни. Возможно, среди них почти нет шедевров, но я определенно достиг в этом деле некоторого мастерства. Для других двух членов нашей группы сочинение песен — непривычный и незнакомый род деятельности. Поэтому я только пожимаю плечами в ответ на нехарактерный для Стюарта мрачный настрой, не собираясь извиняться за свою творческую активность, хотя у меня возникает чувство, что это обстоятельство может стать источником серьезных проблем в будущем. При распределении прибыли, полученной от продажи музыкальной записи, автор песен получает столько же, сколько исполнитель. Следовательно, если мы будем иметь успех, я как автор большинства песен нового альбома получу такую сумму, по сравнению с которой доля любого из моих товарищей окажется ничтожной. Это, вероятно, будет ослаблять и без того неустойчивые демократические тенденции в нашей группе, пока не случится одно из двух: или мои товарищи начнут сочинять больше собственных песен, или прибыль будет более-менее поровну делиться между нами всеми. В конце концов я соглашусь на второй вариант и стану делиться с Энди и Стюартом частью своего авторского гонорара, что, с одной стороны, успокоит их, а с другой стороны, не отобьет у меня желание сочинять хиты. На какое-то время это станет решением проблемы, но потом она начнет усложняться, непрерывно подтачивая отношения внутри группы, пока наконец не станет причиной ее распада.
Сырую запись альбома мы делаем в первые же несколько дней.
«So Lonely»: песня из репертуара Last Exit, измененная по эмоциональной окраске и скорости исполнения в соответствии с современной модой.
«Dead end Job»: песня, основанная на ритмах, которые извлекает из своей ударной установки Стюарт, а также на паре строчек, написанных его братом Яном, причем я, так много раз в своей жизни нанимавшийся на скучную и безысходную работу, придумываю способ придать песне определенную достоверность. Я предлагаю Энди читать вслух объявления о работе из газеты LeatherheadAdvertiser в качестве фона для моего пения.
«Landlord»: вдохновленный нашими с Фрэнсис приключениями в Саутгейте и моими мучительными попытками найти жилье для моей семьи.
«Born in the Fifties»: первое четверостишие этой песни представляет собой фрагмент моих детских воспоминаний. «Моя мать расплакалась, когда умер президент Кеннеди. / Она сказала: это коммунисты, / Но я знал лучше». Уже тогда я был маленьким надутым теоретиком.
«Peanuts»: одна из мелодий Стюарта, на которую я сочинил стихи, вдохновленный моим давним кумиром Родом Стюартом и газетными статьями о нем, ни на минуту не подозревая, что через несколько лет, работая вместе с ним, я и сам пострадаю от рук газетчиков.
«Would You Be My Girl?»: песня, на всем протяжении которой постоянно повторяется одна и та же строчка, к которой Энди предложил прибавить стишок о резиновой кукле.
«Hole in My Life»: еще одна песня о страданиях и нищете, выставленных напоказ и одетых в нарядные одежды.
И, наконец, «Roxanne». Изначально написанная как латиноамериканская мелодия с джазовой окраской, эта песня путем многочисленных проб и ошибок всей нашей группы превратится в нечто похожее на танго. Стюарт выдвинет предложение подчеркнуть вторую долю каждого такта при помощи бас-гитары и басового барабана, что сделает ее ритм по-аргентински неуравновешенным. Стюарт вынуждает меня также пересмотреть первоначальный вариант мелодии и сделать ее более угловатой и непредсказуемой — качества, которые лучше всего, по его мнению, характеризуют и раскрывают мой голос.
После того как я завершаю многодорожечную запись хора, звучащего в этой песне, мы осознаем, что создали что-то уникальное, но, несмотря на нашу убежденность в этом, нас смущает романтический, хотя и не лишенный трагизма сюжет песни. До этого мне уже пришлось защищать песню «Next to You», которую обвиняли в том, что она, будучи песней о любви, является чужеродным телом в модной атмосфере вызывающей злобы и агрессии. Майлз за много лет до появления пародийной группы Spinal Tap уже хочет назвать наш первый альбом «Police Brutality» и уже представляет себе его обложку, где мы в полицейской форме допрашиваем полураздетую женщину. Остальные члены группы, к моему ужасу, вполне одобряют эту безумную нелепость, но я про себя уже планирую саботаж и бунт. Вот в какой атмосфере мы исполняем наш первый альбом перед Майлзом, который все еще не является нашим официальным менеджером. Чувствуется, что он впечатлен нашими усилиями, однако мы не спешим играть ему «Roxanne», опасаясь, что песня, которую невозможно отнести ни к какому стилю, оттолкнет Майлза от нашего проекта. Наконец, после того, как прослушано все остальное, Стюарт предлагает нам сыграть «Roxanne». Я слегка поеживаюсь и намекаю Майлзу, что песня немного странная, молясь про себя, чтобы моя интуитивная убежденность в необычных качествах этой песни оправдалась и нас миновала буря, которая, я вижу, уже нарастает в воображении Майлза. Я с беспокойством жду начала песни. Атональные звуки пианино, нервный смех, а потом быстрые-быстрые гитарные аккорды, подкрепляемые странным ритмом танго. На лице Майлза не видно ни тени улыбки. Его тело неподвижно, его облик остается упрямо спокойным, когда я начинаю завывать и причитать режущим слух тенором, который вызвал бы у Элвиса Костелло неудержимое желание схватить меня за ухо. Наши дела плохи. Напряжение в комнате настолько ощутимо, что я не решаюсь поднять глаза и взглянуть на остальных. Проходит целая вечность, прежде чем мы добираемся до последних аккордов песни. Мои глаза устремлены в пол, в воздухе нависает тишина, в которой набухает сомнение, потому что, если Майлз отвернется от нас из-за этой песни, дни моей работы в группе будут сочтены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});