После короткого стремительного броска вперед Шареб вернулся со свободно болтающимися поводьями. Крики в толпе продолжались.
Ариадна уперлась в грудь Колина и отстранилась. Во время падения шапочка слетела у нее с головы, рыжие волосы рассыпались по плечам.
— Колин! Приведи Шареба… скорее, тот уходит!
— Ты не можешь снова сесть в седло после падения!
— Не я… ты поедешь!
При этом девушка судорожно стискивала его плечи руками, в глазах было отчаяние. Толпа неистовствовала. Жеребец кругами гарцевал вокруг Колина и Ариадны, его гриву и хвост раздувал ветер с моря. Взгляд его, однако, был прикован не к хозяйке, а к ветеринару.
— Прошу тебя, милый, сделай это! Ради меня…
Колин глянул в сторону трассы. Черный Патрик был уже далеко. Он медленно опустил Ариадну на песок… и вдруг, словно увлекаемый силой много сильнее его, одним ловким прыжком взлетел на спину Шареба. Тот как будто того и ждал. Колин не успел еще открыть рот, чтобы скомандовать «вперед», а жеребец уже рванулся с места.
Даже в тот день, когда он уносил их с Ариадной от погони, Шареб не бежал так быстро. Колину приходилось бывать в сражениях, когда свинец пел у самого уха, когда смерть проходила на волос от него. Он пережил немало штормов и шквалов, гнев двух адмиралов, рану, которая могла стоить ему если не жизни, то ноги, но никогда не случалось ему испытывать такого всепоглощающего страха, как теперь, когда он несся вдоль полосы песка, как Мюнхгаузен на ядре.
Не только краски толпы слева от него, но даже, кажется, и крики ее сливались в одну пеструю ленту. Ветер свистел в ушах, рвал ворот рубашки, хлестал по лицу черной гривой, так что слезы выступали на глазах.
Воздух превратился в плотную упругую массу, которая давила на грудь. Махнув рукой на правильную посадку, Колин прильнул к вытянутой шее жеребца. Шареб-эр-рех не бежал, не скакал и даже не мчался — он струился над землей, и только мышцы, так и ходившие под взмыленной: шкурой, говорили о том, что ноги его движутся.
В конце концов Колин забыл обо всем, в том числе и о том, что он вообще делает на спине жеребца. Ему было уже все равно, кто победит. Он лишь держался изо всех сил и молился.
Зато Шареб хорошо видел свою цель; как одержимый, он набирал и набирал скорость.
И все же, когда Колин осмелился приоткрыть глаза, он увидел, как впереди Черный Патрик широкой дугой обогнул верстовой столб и начал обратный путь. Нечего было и надеяться догнать его.
Когда соперники поравнялись, Шареб внезапно замедлил бег. Колина чуть не выбросило поверх головы со злобно прижатыми ушами и оскаленными зубами. Он понял, что жеребец готов повернуть немедленно, что он горит желанием схватиться с недругом. Колин изо всех сил натянул повод с другой стороны, принуждая Шареба возобновить бег.
С протестующим ржанием жеребец поднялся на дыбы, но потом покорился и быстро набрал темп. Очень скоро он угрем завился вокруг верстового столба, едва не сбросив седока. Крики толпы слились теперь в сплошной рев, лес рук качался над головами.
Черный круп приближался, но все еще был далек, слишком далек! Ярость и возбуждение охватили Колина. Он постарался облегчить жеребцу бег, наклонился и закричал:
— Быстрее, Шареб, быстрее, или пропади пропадом твоя гнедая шкура! Клянусь, парень, если ты победишь этот чертов забег, я сам, лично, накормлю тебя пирожками и напою элем!
Слышишь, несчастная ты арабская кляча! Эль и пирожки!!!
Хотя это казалось невозможным, мощное тело под ним встрепенулось. Поводья рвануло из рук Колина, ссадив ему кожу на ладонях, но каким-то чудом он удержался.
Низко склонившись к шее жеребца, он теперь не сводил глаз с лоснящегося черного крупа, а тот все приближался, приближался…
— Дьявольщина! У нас получится, Шареб! Давай, малыш, давай!
Колин дышал с трудом. Казалось, весь воздух проносится мимо, не попадая в легкие. Уже можно было видеть, как взлетают подковы Черного Патрика, высоко подбрасывая песок.
Пит Джордан оглянулся, на лице его отразилось изумление, и он начал нахлестывать своего жеребца изо всех сил.
Но расстояние неумолимо сокращалось. Вот морда Шареба поравнялась с крупом соперника… вот она на уровне седла… плеча…
Жеребец сделал рывок. Бешено скаля зубы, он целился ими в шею Черного Патрика, туда, где тяжело билась вздутая от напряжения яремная вена. Тот уклонился, его жокей хлестнул Шареба хлыстом по морде, еще и еще раз. Но он даже не повел головой, словно не заметил удара. Шареб больше не соревновался — он был одержим жаждой мести. Немного вырвавшись вперед, он тотчас замедлил шаг, готовясь к убийственному укусу. А финиш между тем приближался.
— Шаре-е-еб!!!
Жеребец бросил взгляд в сторону толпы. Там стояли Ариадна и Тристан, с двух сторон держа под уздцы наилучшую приманку на свете — белую как снег кобылу с томными карими глазами. Ее призывное ржание сладкой музыкой отдалось в ушах Шареба.
Победитель получает все!
Забыв о сопернике, Шареб пулей рванулся вперед… и первым пересек финишную линию.
Эпилог
Англия, год спустяНа одной из конюшен Норфолка
В уютном, просторном стойле с ворохом свежей соломы в углу стоял бок о бок с матерью совсем юный жеребенок. Он родился недавно, и длинные неуклюжие ножки держали его с трудом. За окошками стемнело, малыш наелся, ему давно пора было спать, но в этот вечер он выглядел беспокойным, и Колин с Ариадной не спешили покидать стойло. Сплетя руки, они с нежностью смотрели на жеребенка.
— Он похож на отца, правда ведь, Колин?
Маленькая изящная мордочка с белой полосой повернулась на голос. Гривка была еще совсем короткой и забавно топорщилась; ее оттенок пока был неопределенным, но можно было сказать, что со временем она потемнеет.
— И верно, он точь-в-точь как Гром, — пошутил Колин и получил за это от жены тумака.
При звуке своего имени старый мерин тихонько заржал из дальнего стойла. Колин устало зевнул.
— Этот малыш и не думает устраиваться на ночь!
— Может, ему хочется послушать сказку на сон грядущий? — предположила Ариадна. — Все дети любят сказки.
При этом она бессознательно огладила живот, уже заметный под платьем.
— Вот и расскажи ему.
— Ну нет! Из нас двоих ты гораздо лучше рассказываешь сказки.
— Тогда скажи хоть какую.
— Сказку про… про… — Ариадна задумалась, потом лицо ее оживилось, глаза заблестели. — Расскажи ему о нас! О том, какая буря увлекла нас за собой и в конце концов соединила.
Колин рассмеялся:
— Да, но тогда мне придется говорить всю ночь!
Жеребенок выжидающе смотрел на людей. Глаза у него были по-детски доверчивые и одновременно любопытные, на мордочке трогательно запеклись капельки молока Он сделал пару неуклюжих шажков и ткнулся носом в руку того, кто помог ему появиться на свет.