И все же, еще до мгновения величайшего наслаждения, Колин успел услышать счастливый крик Ариадны и уловить ее содрогания…
Когда он очнулся и сумел приподняться на руках, то первым делом склонился к самому уху Ариадны.
— Миледи!
— Да, милорд?
— Прежде чем мы расстанемся, один вопрос.
— Я слушаю.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Глава 24
Наступила полночь.
До забега оставались считанные часы. Рано утром солнце поднимется над морской гладью, высушит росу на траве, а чуть позже осияет своим светом толпу вдоль трассы забега. Сколько ставок будет сделано, сколько пари заключено!
А пока все в Норфолке спали, все, кроме Клива Максвелла. Тот в задумчивости сидел в своей библиотеке с раскрытой книгой на коленях.
Послышался стук в дверь.
— Можно, — бросил он.
Тяжелая дверь с легким скрипом отворилась. На пороге появилась повариха, сжимая в мясистой руке седельную сумку, местами испачканную в муке. Вид у нее был такой сонный, что, казалось, она сейчас уснет стоя.
— Вот, милорд, все как вы приказали. Все свеженькое! — Толстуха ослабила ремешок, поднесла сумку к носу и громко принюхалась. — Ох и запах! Пирожки с черной смородиной особенно удались, да и яблочный пирог тоже неплох. Здесь столько, что хватит лошадь накормить… Ох ты, проклятый мой язык! Прошу прощения, милорд. Я хотела сказать, что хватит на всех ваших друзей, как вы изволили выразиться.
— Ха-ха… — холодно рассмеялся Максвелл и сделал знак, что не сердится.
Если бы она знала только!
— Отлично, к рождеству получишь прибавку. Давай это сюда.
Повариха проковыляла к креслу графа и подала ему сумку, старательно отряхнув.
— Вот, ваша милость.
Получив разрешение удалиться, она, отчаянно зевая, направилась к двери.
Максвелл подождал, пока дверь закроется и шаги стихнут в коридоре. В громадном особняке стало тихо и сумрачно. Граф поспешил загасить лампу на столе, ибо то, чем он собирался заняться, требовало полной темноты.
К счастью, луны снова не было на небосклоне, совсем как в ту ночь, когда простился с жизнью самонадеянный ветеринар. В отдалении зловеще ухала сова, и Максвелл усмехнулся. Самая подходящая ночь для злодеяний, что и говорить!
Через несколько минут он покинул дом, неся сумку через плечо. На конюшне, в неверном мигающем свете коптилки, он огляделся. Никого, только лошади отдыхали в своих стойлах. Воздух был таким плотным от смеси запахов сена, овса, конского пота и кожаной упряжи, что казалось, его можно было пощупать. В первую очередь Максвелл подошел к стойлу Черного Патрика. Жеребец уже спал, в стойле было темно, только слабо виднелась белая звездочка на широком лбе фаворита. Обычно граф заходил в стойло, чтобы приласкать любимца, но на сей раз на это не было времени.
Чуть в отдалении находилось стойло Газели. Кобыла была чудо как хороша. Белоснежная от копыт до кончиков ушей, с гривой той же масти, она неизменно вызывала восхищение зевак, когда грум выезжал размять ее. Темно-карие глаза казались особенно глубокими, какими-то женственно-томными на светлом фоне.
Оглядев свои сокровища. Максвелл вернулся к стойлу Шареба. Жеребец спал, лежа на ворохе соломы, что было некстати. Впрочем, услышав шаги, он поднял голову. В темноте блеснула белая полоса на морде.
«Вот и славно, что сон твой не слишком крепок сегодня, приятель, — подумал граф. — Должно быть, нервничаешь перед забегом. Вы, лошади, все знаете загодя, будто умеете читать мысли. Вот и проверим, так ли это».
Максвелл обогнул стойло, чтобы не входить туда и не тревожить жеребца попусту. Пироги можно было кинуть в кормушку и через стенку, а вот если Шареб разволнуется, заржет или начнет метаться от нетерпения… нет, лишний риск ни к чему. Он уже и без того почуял свежеиспеченное тесто и завозился, поднимаясь с соломенной подстилки.
«Значит, он и впрямь помешан на пирожках», — удовлетворенно подумал граф. Он очень на это рассчитывал.
Вначале ему казалось, что Ариадна выдумала это пристрастие Шареба, чтобы тот казался еще особеннее.
Распустив завязки и приподнявшись на цыпочки, чтобы не промахнуться, граф опустил сумку в кормушку и поспешно направился к дверям. Над стойлом уже виднелась темная голова, поглощавшая предложенное лакомство.
— Удачи завтра поутру, — прошептал Максвелл и выскользнул наружу. Не стоило искушать судьбу.
Первый утренний свет просочился сквозь окошки. Сначала из темноты (коптилка, как обычно, выгорела к утру) выступили балки перекрытий и стенки стойл, потом вилы и грабли в закутке у стены, пирамида пустых ведер в углу.
Колин Лорд крепко спал, прижавшись к Шареб-эр-реху, в том стойле, где недавно находился Гром. Накануне ему показалось, что ветер, изменившись, поддувает под двери конюшни. Чтобы не простудить жеребца перед забегом, ветеринар поменял лошадей местами.
И вот теперь они оба спали крепким сном. Одному снилась девушка с медно-рыжими волосами, другому — белоснежная кобыла. Погруженные в свои мечты, они не слышали стонов из ближайшего стойла.
Ариадна появилась на конюшне с рассветом, желая лично осмотреть своего любимца. Стоны повергли ее в ужас, который не уменьшился, когда оказалось, то болен не Шареб, а Гром. Одного взгляда на мерина было достаточно, чтобы понять, что он страдает от жестоких колик.
Надо сказать, Колин Лорд знавал более приятные пробуждения в военное время, перед сражением. Только что он занимался любовью с Ариадной на идиллическом лугу, среди ромашек и медуницы, и вдруг его грубо затрясли. Шареб-эр-рех, тоже разбуженный посреди эротических видений, рывком поднялся на ноги. Ветеринара швырнуло об стенку стойла, и он ударился головой.
— Господи Боже! Ариадна, что на тебя нашло?
— Скорее, Колин, скорее!
— Что случилось. Бога ради? — все еще ничего не понимая, пробормотал тот.
— У Грома колики!
Это разбудило если не личность, то ветеринара. Колин бросился следом за девушкой к бывшему стойлу Шареба.
По пути к ним присоединился Штурвал, выкарабкавшись из уютного гнезда в куче сена. Дверца оставалась распахнутой, мерин катался на спине, взбрыкивая всеми четырьмя ногами, чтобы облегчить боль.
— Ты спасешь его, Колин, правда? — спросила Ариадна, и в ее голосе послышались истерические нотки. — Скорее сделай что-нибудь! Смотри, как он мучается! Ну же, не стой так!
Колин схватил ее За плечи и слегка встряхнул. Девушка умолкла.
— Сейчас не время для истерик, Ариадна, — спокойно произнес он. — Мне, может быть, понадобится твоя помощь, так что успокойся.
Она кивнула, сдерживая слезы. Колин оставил ее и побежал за своим сундучком. Все лошади поднялись и выглядывали из стойл, положив морды на дверцы. Когда он вернулся, Ариадна шептала Грому что-то утешительное.