даже в подземелье Диньера, что же этот ворон внушил ему?
"И поднялись все мертвые, изгнанные серпом Жнеца из жизни, и пошли войной на живых.", — эти слова всплыли в голове северянина и кровь от них застыла в жилах.
Флавиан больше не мог оставаться один, он встал с кровати в одно движение и трясущимися руками начал натягивать на себя рубаху.
Ладони ходили ходуном, страх обуял пастуха и держал его в рукавицах кузнеца, он пытался освободить свою голову от всех наваждений страха и кошмаров мыслей, но этого у него не получалось. Он желал быстрее спуститься на первый этаж трактира, по крайней мере там есть освещение и переговорить с капелланом.
Однако вся его спешка привела к тому, что он надел на себя штаны задом наперед и с руганью на устах, он начал их переодевать. Что-то ударило в окно, Флавиан вскрикнул, но ничего не обнаружил снаружи комнаты.
— Боги, как же тут темно, — взмолился Сетьюд, сетуя на кромешный мрак в комнате.
Он догадался приоткрыть дверь, и она со скрипам отварилась в сторону коридора. Флавиан судорожными руками начал натягивать на себя котту, оставив обувь на потом, благо коридор был покрыт лишь полумраком — часть света, очень тускло освещала начало помещение, но это было уже лучше, чем ничего. Деревянные половицы стонали под шагами пастуха, он пытался нацепить на свои босые ноги сапоги, но он мог поклясться, когда он оделся полностью, что выглядел не совсем опрятно. Рубаху он так и не успел запрятать в штаны, котта была вся расхлебана, и расстёгнута, а сам Флавиан был взъерошен, на его лице была легкая небритость вперемешку с юношеским пушком.
Флавиан жутко желал выкрикнуть имя капеллана, занять себя чем-нибудь или выпить пинту медовухи, и он не позаботившись прикрыть за собой дверь, сбежал по лестнице вниз и очутился в опустевшем зале. В трактире осталось всего лишь трое людей — двое из них в усмерть пьяные о чем-то тихо спорили и лишь иногда переходили на более высокие тона, что-то пытаясь доказать друг другу, даже Лебизье удалился на свой покой, а стуков ложек и поварешек с кухни уже не доносилось. Он узнал капеллана за одним из столов и перетрухнул еще сильнее, чем до этого — жрец был убит!
— Боги, боги, прошу, не надо, — Флавиан закусил нижнюю губу и спешно подбежав к Родриго поднял его за голову.
Капеллан даже не пошевелился, издав лишь только сильно храп, и что-то промычав, лицом рухнул обратно на стол. От него разило кислятиной и неприятнопахнущим характерным запахом пивного сусла. Жрец изрядно наклюкался и сейчас находился в полной отключке.
"Он мне не помощник", — сделал очевидный вывод пастух, но оставаться здесь, внутри таверны, когда единственный его защитник лежит на столе пьяной мордой, было бы безумием.
"Мне нужно попасть в храм Фонарщика", — эта мысль созрела в голове Флавиана благодаря мнению капеллана Родриго и теперь ни покидала его.
Он заметался по трактиру, пытаясь придумать, как ему поступить дальше, но все идеи выкорчевывались с корнем пророческими словами слепого ворона.
"И поднялись все мертвые, изгнанные серпом Жнеца из жизни, и пошли войной на живых," — его старческий голос вновь пронзительным тоном зазвучал в голове юноши и тот от страха зажмурился, присев на корточки.
Как-бы Флавиан не старался, птичий глас не выходил из его головы, он прижал свои ладони к ушам, и пытался отвлечься, напевая себе под нос какие-нибудь знакомые мотивы, подбирая под них слова из древних бардовых песен. Однако, мысли не давали ему это сделать, и не в силах совладать с запавшими в разум словами провидения, он выбежал из трактира, не осознавая, что по его щекам бегут соленые ручьи.
На улице было холодно и темно, после столь тяжкого пробуждения в голове Сетьюда творилась неразбериха, и в этих потемках, среди кривых и извилистых улочек, можно было легко заблудиться.
Ориентиром ему служил высокое каменное сооружение — высотные шпили замка, которые были облеплены сотнями воронов, хотя глаз Флавиана и не различал в этой темени черных птиц, он знал, что они обитают там.
"Может быть и слепой ворон сейчас сидит среди них?"
Флавиан повернул налево, и начал двигаться по направлению к замку. Оттуда, по крепостной стене Верхнего Города, можно было добраться и до храма Фонарщика, пастух искренне надеялся, что жрец примет его. Сейчас юноше казалось, что самое защищенное место во всем этом городе, а может быть и в Речноземье — это святилище того бога, что освещает людям путь.
Пройдя некоторое расстояние он почувствовал у себя за спиной, что кто-то за ним наблюдает. Оглянувшись, он никого не заметил, но сердце уже начало монотонно выбивать барабанный ритм, зрение его подводило, а вот чутье — нет.
"Боги, молю вас"
Он свернул в первую попавшуюся улочку, которая могла вывести к северной части Рэвенфилда, совершенно не заботясь о том, приведет ли она его в тупик, или нет.
"Дурак, додумался идти впотьмах, зная, что за мной могут следить", — в голове Флавиана возник образ того человека на втором этаже таверне, что выслеживал его.
"Возможно, он дождался своего шанса"
Улочка привела в никуда. Флавиан издал отчаянный возглас, подумав о том, какой он глупец. Здесь был всего лишь внутренний двор восьми прижимавшихся друг к другу строений, и отсюда не было выхода. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, юноша ринулся к той дороге, по которой он шел раньше. Каждый его шаг, мог приблизить к столкновение со своим преследователем, он боялся даже подумать, кто может выскочить из-за угла.
"Надо было взять с собой нож. Хоть какое-нибудь оружие."
Но думать об этом было поздно. Но не поздно было бы вернуться в трактир и лечь обратно в свою постель. Однако, что-то подсказывало ему, что делать этого не стоит, какая-то сила направляла его к храму, и он решил не идти обратно, а повернуть налево, и вновь двигаться к замку.
К счастью для Сетьюда, за углом никого не оказалось, он не стал стоять на месте и вглядываться туда, где он видел силуэты странного незнакомца. Теперь он шел по улице резвым шагом и это могло бы выглядеть комично, не будь он в столь опасных обстоятельствах. Ему хотелось сорваться с места в карьер и бегом добраться до храма, но все же Флавиан постарался сохранить хоть толику спокойствия. Но нервы грызли его изнутри, страх порождал отчаяние, а отчаяние велело ему бежать со всех ног.
Пастух перешел с быстрого шага на бег,