— Но как же я испугался, когда ты заболела. Такая маленькая, хрупкая, истерзанная, измученная.
Я с жалостью смотрела на него и понимала, как же ему, с его гордостью, тяжело со мной делиться своими переживаниями. Когда я переплела свои пальцы с его, Калеб отстраненно посмотрел на наши руки. Они так контрастно отличались друг от друга в темноте. От холода я даже не чувствовала разницы в температуре наших тел. Его руки уже вовсе не казались мне обжигающе холодными.
Он замолчал, а я хотела, чтобы он и дальше говорил. Я хотела знать свой приговор. Хотела знать смог ли он преодолеть свою непонятную тягу ко мне. Если так, то мне хотелось поскорее уйти, и больше не вспоминать о сегодняшнем вечере, и попытаться забыть и Калеба тоже. Если я ему не нужна, зачем воспоминания? Попрошу отца, и он сотрет их — я смогу продолжать жить спокойно. Если только снова не влюблюсь в Калеба.
А если он все же не смог преодолеть своей мании относительно меня…. Я даже боялась надеться на это, потому затаив дыхание ожидала его последующих слов.
— И тогда, когда мне удалось сделать так, чтобы я мог сидеть около твоей кровати — я понял, как же жду твоего выздоровления и боюсь, что ты можешь не проснуться. Я давно болел тобой, но просто не мог себе в этом признаться. Не мог поверить, что кто-то вроде тебя — маленькая, беременная глупышка с воинственным характером может влюбить меня в себя. Я не мог. Потому приходил потом, стараясь изучить тебя более скрупулезно. Я надеялся, что все пройдет, и ты перестанешь быть такой интересной и желанной. Я изучал тебя по твоей музыке, книгам, по тому, как воинственно ты смотришь на меня, когда я беру твои вещи без разрешения. Это было так интересно, смешно, так по-людски.… А когда ты в воскресение сказала мне то, что я так боялся услышать, — я понял что потерял тебя, и ничто — ни моя красота, сила, талант не могу заставить тебя, меня любить…. Тогда я впервые понял, что не столь неуязвим как считал.
Видя как он мучается, я хотела было что-то сказать, но Калеб приложил холодный палец к моим разгоряченным губа и продолжил:
— Когда в пятницу мы стояли на крыльце, я точно видел, что ты хочешь поцеловать меня. Я даже не был зол, что так неожиданно вышли твои родители и мой отец. Просто потому, что я был полон надежд, побыть с тобой здесь без них, и их вездесущих ушей, и тогда может, ты признаешься в своих чувствах, покоришься, снимешь свою оборону. — Он так внезапно улыбнулся, что я невольно ответила на его улыбку. Мы застыли, и он легким трепетным движением прикоснулся к моим губам. Как же я не хотела, чтобы он отрывал их!!!
Мне стоило огромнейших усилий держаться в кольце его рук и не броситься ему на шею. Что он со мной творил!
— И что я вижу первым делом, как ты приезжаешь в кемпинг? Как ты флиртуешь с братом Оливье. Простым парнем, у которого нет моих проблем, который вполне может разделить с тобой простые людские радости и никогда не будет для тебя столь же опасным, как и я. Это был такой ощутимый удар по моим чувствам. Если раньше я мог поверить, что ты можешь быть моей, то теперь добавились и сомнения. Ведь ты вполне можешь выбрать его. Сколько раз ты напоминала мне, что знаешь, каков я? И меня это мучило. И я сказал себе: какой же ты глупец, она знает, что ты за монстр, зачем ты ей?
Услышав его горькие слова, и видя этот огонь призрение к самому себе в его глазах, я почувствовала влагу на своей щеке. Было одновременно и сладостно слушать, что страдала, оказывается не одна я, но, то, что он мучился, меня ранило до боли. Как могла я причинить ему, любимому, такие страдания?
— А что же я должен был подумать в палатке? — он спрашивал меня, и я непонятливо уставилась на него, не совсем понимая, что именно он имеет ввиду. — Во сне ты говорила со мной. Но когда я попытался дотронуться до тебя, ты совершенно никак не прореагировала. Я подумал тебе неприятно.
— Я была сонной, — попыталась оправдаться я, но он вовсе не ожидал от меня оправданий. Он замотал головой, и понимающе улыбнулся.
— Я знаю, — над самым моим ухом прошептал он, и меня окатила волна сладостной дрожи. — Сегодня я наконец решился, что должен до конца узнать всю правду. И все ждал подходящего момента. Просто то, как ты играла и пела, выбило меня из колеи. Ты была так прекрасна, и я подумал, что совершенно не имею на тебя никаких прав. Я ушел сюда, и решил — если ты пойдешь за мной, тогда все и проясниться, а если нет — завтра же я бы уехал со своим отцом, подальше от тебя, хоть на некоторое время.
— Не уезжай — прошептала тихо я, и впервые сделала шаг первой.
Теперь пришла очередь мне взять его лицо в свои ладони. Оно было таким прекрасным, словно нарисованным на картине, и в тоже время податливым. Он выжидал и не делал попыток, как-то облегчить мне ситуацию. Я потянула его к себе и прижала сильнее ладони к его щекам. Он поднял рукой мои волосы и наклонился надо мной, внимательно следя за лицом. Но я не была напугана. Я наслаждалась, почувствовав холод его дыхания, и ощутив, наконец, прикосновение его губ и поцелуй — влажный, зовущий.
Теперь он даже и не думал медлить. Его губы стали настойчивее, почти болезненно упрямыми, и все же я наслаждалась этим поцелуем. Почувствовав, что я не успеваю за его ритмом, Калеб стал нежнее. После этого мне пришлось сдерживать себя, и не прижиматься к нему целиком. Почему-то я чувствовала, что не стоит этого делать.
Калеб больше ничего не говоря, поднял меня на руки, и в обход понес к нашей палатке. Я смотрела на него, не отрываясь, и все еще не могла поверить, что он мой. Мой!!! Он не сказал мне, что любит меня, но это не было важно. Он сказал, что я нужна ему, а обо всем я буду переживать завтра.
Он незаметно для остальных занес меня в палатку, и мы устроились в одном спальнике. И теперь я больше не переживала, что он слишком велик для меня одной.
Часть II. Выбор
Молчанием
Ты обними меня, не говоря ни слова
и с этого мгновенья я твоя.
Не нужно слов, и громких обещаний…
…На беспамятных днях
Касание пальцев — нежных, снежных…
Как в песне, иду к тебе по парапету
С зашитыми тоской глазами.
Как листья, я лечу к тебе по свету с ветром
Обрывком сна и неизвестными словами.
Ногами босыми я пробегу по стеклам,
Опьянена тобой и пустотой.
(автор неизвестен)
…Чистейший из огней
Пусть моя хрупкость сделает тебя сильнее.
Знакомый ритм сердца стука,
Пусть страхи все твои развеет.
Чтоб навсегда печаль твою развеять.
Чтобы делить на два твои тревоги.