Мне пришлось несколько раз тяжело вздохнуть и сконцентрироваться на пейзаже, мелькающем за окном, прежде чем я смогла полностью отделаться от сознаний Теренса и Бет, странным образом цепляющихся за мои мысли. Будто бы они сами хотели, чтобы я попала в их сознание.
Хорошо, что картина за окном была монотонной, и я могла сосредоточиться на подсчитывании столбов. Мне ставало легче. Главное не думать и не забывать о дыхании.
Только я с облегчением перевела дыхание, ко мне обратился Лари. Его темные глаза смотрели на меня дружелюбно, но вот снова это непонятное чувство неприязни к нему, заставило меня задрожать. Может я заболела? Мало ли что, земля была холодной вчера вечером…нет, нет, нет, я не буду об этом думать. О чем угодно только не о Нем, не сейчас, еще хотя бы полчаса благословенного забытья. И все же я чувствовала, что воспоминания прорывались сквозь защитную заслонку в моих мыслях. Постаравшись забыть об этом я обратила свое внимание к Лари.
— Остановимся в центре города — ты пересядешь за руль, и тогда раскидаешь нас по домам. Окей?
Когда он заговорил со мной, я еле сдержалась от вскрика. Я слишком легко смогла попасть в чужие мысли, и от этого волна боли прошла по моим рукам, поднимаясь к шее и голове. Тупая, острая боль, такая, когда неожиданно забиваешь в палец иголку.
— Окей, — еле выдохнула я, стараясь скинуть с себя оковы чужих мыслей.
Но прошло несколько секунд, и я подумала, что не стоит так торопиться. Было в мыслях Лари что-то не хорошее. Несмотря на его добродушное настроение, оказалось, что Лари ужасно зол на Еву, он ожидал от нее большей сговорчивости, она же не подчинялась. Лари ожидал, что Ева будет с ним спать! — вдруг поняла я.
Некоторые его мысли принимали оттенки не понятной мне агрессии. Так словно он думал о чем-то плохом, но в следующий миг сам себя же и одергивал. Возможно он не был очень уж плохим, но после того что я почувствовала пребывая в его голове, мне стало не по себе. Если я могла почти легко чувствовать себя в сознаниях моих друзей Бет и Теренса, то будучи будто бы им, я видела перед глазами все нечетко, словно размытое пятно, которое время от времени приобретало некоторые цвета.
Когда пятно вновь стало красно-черным, я постаралась как можно скорее убраться из его головы. Меня уже просто начинало тошнить. Его мысли время от времени окрашивались чем-то таким алчным, от чего становилось худо.
Этих двадцать минут прогулки по чужим головам, привели к тому, что я почти забыла про Калеба. Но это было почти, пока к Теренсу не позвонили.
Я неосознанно начала следить за разговором.
— Да, мы уже едем. Не переживай кто-то точно взял твои вещи. Ну, а если они пропадут, то пеняй, лишь на себя, ты чего так быстро сегодня смотался? Понятно.
Я могла собраться с силами и попробовать прочитать, увидеть или услышать, что-либо в голове Теренса в связи с этим разговором. Но поняла, что не могу и не хочу. Я не хотела знать, как Он оправдывает перед друзьями свой отъезд. И сможет когда-либо оправдаться передо мной. Захочет ли он? Захочу ли я? Ради чего?
Мне все равно, мне все равно, мне все равно… повторяла я про себя. А головная боль вновь вернулась, как только я дала волю отчаянию и боли душевной.
Мы остановились в центре на перекрестке, все там же, где когда-то Калеб подрезал меня, в мой первый день в школе. Как я не пыталась заглушить это воспоминание, но оно вырвалось наружу, только Лари хлопнул дверкой, чтобы забрать свои и Евины вещи из багажника. Я выскочила следом.
Ева стояла около двери пассажира и старалась размять ноги, когда я подскочила к ней. Она в недоумении посмотрела на то, как я вцепилась в ее руку.
— Ева, ты мне доверяешь?
Ее, кажется, мой вопрос не просто ошеломил, он привел ее в неописуемое недоверие.
— То есть?
— Если я попрошу тебя не идти сегодня никуда с Лари, а поехать сейчас со мной. Я подкину Бет и Теренса, а потом и тебя. Но только никуда не иди с Лари.
Мне казалось, она молчит целую вечность и ее яркие зеленые глаза, так ни разу и не накрыли ресницы, она смотрела на меня в упор, словно стараясь понять, а не сошла ли я с ума. Хотя теперь я и сама в этом была не совсем уверена. Но знала точно одно — не стоит отпускать Еву с Лари. По крайней мере, не сегодня. Он слишком зол.
— Тебе что-то сказал Калеб?
Я задохнулась, от внезапного неприятного чувства пронзившего всю меня при звуке его имени, и с трудом непонимающе покачала головой.
— Причем тут Калеб? — я говорила сердито. Она что думает, я умом через него тронулась?
— Он просил меня о том же самом с утра. Вы мне чего-то не рассказываете?
Времени отвечать ей, не было, от багажника шел Лари. Он недовольно посмотрел на меня, и на потемневшее лицо Евы. Стоило поспешить, он почему-то стал еще злее.
— Решай, — резко сказала я, и поспешила сесть в машину, чтобы Лари не заметил, каким испуганным взглядом я смотрю на него. И замерла там, ожидая, что случиться.
— Что-то стряслось? — Бет и Теренс перегнулись на переднее сидение, почти к самому моему лицу. Теренс нахмурился. То, что мы все видели сейчас на улице, ему особенно не нравилось. Он точно не собирался сидеть и просто смотреть, если вдруг у Лари хватит ума, повестись себя грубо.
— О чем вы говорили с Евой? Я еще никогда не видела ее такой злой. — Бет была обеспокоенна не меньше своего парня. Нос ее подрагивал. Будто бы она хотела еще что-то добавить, но не решалась.
— Я не хотела, чтобы она ехала с Лари домой, — коротко сказала я и странно, ни Бет ни Теренс, не спросили почему. Может вчера случилось что-то такое, чего не знала я?
Несколько тяжелых минут, мы трое наблюдали за тем, как лицо Лари становится все темнее. Он резко кивнул головой, после чего Ева села в машину. Я, молча, завела мотор и уже выбрала дорогу к дому Бет, когда Ева попросила очень тихо:
— Отвези сначала меня.
Одну долю секунды я внимательно смотрела на нее. Очень хотелось взорваться, накричать, и сказать ей, что мне гораздо хуже, чем ей сейчас. Но я не стала. Ничего не ответив, я покорно развернулась, хорошо, что поблизости не было машин, мой резкий маневр, был слишком опасным на таком узком отрезке дороги. Не стоило и говорить, я прекрасно поняла, что Ева не хочет ни о чем рассказывать, по крайней мере, сейчас. Да и к чему скрывать, сегодня я была не самым благородным слушателем. Мне самой хотелось выплакаться, но, ни кому-нибудь в жилетку, а где-нибудь забившись в своей комнате и очень тихо.
В молчаливой процессии мы вышли проводить Еву, но она с нами не говорила. Стало до больного обидно. Всем было плохо, а мне, видите ли, хорошо!