производственных тонкостей, требующих его внимания. И опереться не на кого, вокруг, словно пропасти, зияли открытые рты в ожидании подачек, а сверху не спускалось ни одной протянутой руки, – темными округлыми тучами зависли чиновничьи задницы.
Руководящие документы – это скелет любой организации, и желательно, чтобы ни одна косточка не мешала ни при движении. Это не макулатура, а обязательное меню, где за определенные действия предусмотрены и награды, и наказания. Задрина именно в эту точку устремила свой взор. Все боялись абстрактного наказания, и если наказание приходило, то его не оспаривали и принимали за должное. Задрина решила проверить, а есть ли реально законные основания для страха. Оказалось – очень мало. Все руководящие документы, созданные ранее, Бухрим напечатала с такими грубыми ошибками, что они ничего не значили. Скелет телевидения разваливался, но телевидение все еще работало, потому что большинство еще боялось или имело, так называемую, ответственность.
Сердце побаливало импульсивно, словно кто-то внутри пощипывал за мышцу, на темечке лежала тяжесть, мозги под этой тяжестью сминались и уплотнялись, теряя легкость, образность и вообще какую-либо способность к удовлетворительному мышлению. Сон пришел тогда, когда Алик отчаялся его ждать.
***
Поплавок лениво покачивался на осторожных волнах. возбужденных, несомненно, крупным крокодилом. Этот водоем вообще был полон крокодилов. Что они делали в сибирском пруду? Никто не знал. Но любопытные приходили посмотреть на диковинных животных и даже подкармливали их. Вот поплавок дернулся и устремился вслед проплывавшей спине.
«Попался», – обрадовался Алик. Леска натянулась, удилище согнулось дугой, но крокодил не остановился, и сердце Алика пронзило запоздало-примитивное осознание того, что снасти-то слабоваты. И подтверждая его мысли, глухо стукнуло распрямившееся удилище, леска на его конце вяло повисла…
«Так много не наловишь, – грустно подумал Алик, провожая взглядом уплывающий поплавок. – Чтобы поймать хоть одного крокодила, нужны не только крепкие снасти, но и помощники. У меня – ни того, ни другого».
Но вот что интересно. Алик жаждал поймать крокодила. Но зачем? Зачем ловить эту опасную тварь, когда есть добыча легче? Охотничий азарт и ощущение безопасности на берегу подстегивало его к продолжению безумной ловли.
Алик присел возле воды и принялся чинить удочку. Занятие полностью поглотило его, как вдруг он ощутил удар в спину тупой крокодильей мордой. Крокодил, воспользовавшись его занятостью, незаметно зашел сзади. Сердце у Алика не выскочило наружу только потому, что его не выпустили сомкнувшиеся зубы…
РЕШЕНИЕ ПРИХОДИТ САМО
«Кровососы тоже приносят пользу, если их правильно употреблять».
Спустя месяц Задрина имела пять замечаний и два выговора, достаточных для увольнения. «Но она обратится в суд, – размышлял Алик, – а законы применяют реальные люди. У меня с ними были конфликты, а память умирает с человеком. Они же живут и судят».
Иногда решение задачи похоже на попытку проникнуть в собственную квартиру через балкон, форточку, как угодно, но не через дверь. В результате – путь к истине становится долгим, нервным, часто безуспешным, а иногда и опасным. Все ж чурбан легче разрубить топором, чем кидать его об стену в надежде, что тот развалится от удара.
Задрину могли оправдать при любом количестве нарушений. Алик осознал, что зря потратил время и сам спровоцировал бунт. Осознание происшедшего остро пронзило его, он вспомнил… и тут же вызвал Бухрим:
– Ольга Николаевна, Задрина вроде принята на время отпуска по уходу за ребенком?
– Да, на время отпуска Гиматуллиной, – ответила Бухрим и вышла.
Алик сидел в кабинете, раздумывая на эту тему, как вдруг в коридоре услышал знакомый голос, ее самой – Гиматуллиной.
Судьба подсказывает верные шаги, надо только переставлять ноги. Как не поверить в эту мистическую истину? Алик выскочил в коридор, придав себе дружелюбно-милый облик. И точно рядом с секретаршей сидела она.
– Привет, – сказал Алик, – дома не сидится?
– Пришла справку взять, – уставшим голосом ответила Гиматуллина.
Выглядела она хорошо, если не считать излишней бледности на лице.
– Как дети? – осведомился Алик.
– Кошмар, – спокойно ответила Гиматуллина. – Не знаю куда деваться. Всех надо обслужить, накормить.
– На работу не думаешь выходить? – спросил Алик, посчитав, что расспросов о личном уже достаточно.
– Еще не думала, – ответила Гиматуллина, и в ее взгляде мелькнула радостная надежда.
Этот маячок далекого берега не остался незамеченным.
– Так выходи, заодно и на отпуск заработаешь, лето-то близко, – Алик опять вложил в свой интерес долю участия и понимания, но на этот раз настолько импульсивно, что сам удивился себе.
– Надо подумать, – попросила Гиматуллина, обрадовавшись, – я посовещаюсь с мужем.
– Хорошо, буду ждать, – согласился Алик и ушел к себе в кабинет, в значительно более приподнятом настроении, чем тогда, когда выходил…
Все, что правильно, происходит легко и непринужденно, словно смена времен года и погоды. Спустя короткое время в кабинет вошла секретарша и, не скрывая радости, сообщила:
– Оксана готова, будет просить маму последить за детьми.
Бухрим к этому времени была уже измучена отправкой и подготовкой документов по запросам прокуратуры, адвоката Задриной, по личным заявлениям Задриной, и даже по запросу заместителя губернатора. Ее радость была понятна.
Трудовой конфликт напоминал ядерную реакцию, где из-за микроскопических конфликтов разрушаются реальные строения и страдают живые люди.
«На имидж работает, чтобы напакостить, а не для того, чтобы вернуть деньги. Чтобы вернуть деньги, не нужны ни заместитель губернатора, ни прокуратура, достаточно только адвоката и судебного решения», – размышлял Алик, анализируя то, что делала Задрина.
Даже Вера Пальчинкова боялась говорить у него в кабинете, потому что муж Задриной работал на телевидении заместителем по техническим вопросам и вполне мог установить прослушивающую аппаратуру.
– Все копится, как снежный ком, – охала Пальчинкова, когда Алик заехал к ней на радио, – они поднимают внутри бучу, а снаружи многие руководители тебя не любят.
– Ну и что дальше? – спросил Алик. – Меня не надо любить, со мной требуется работать. Снимать с должности меня не за что, а сам я не уйду. В моих руках власть, и я выстрою организацию, как хочу. Пусть Задрина суетится, она бесплатно отрабатывает на меня, показывая слабые места. Что ты беспокоишься?
– Это же нервов стоит, – ответила Пальчинкова. – Я захожу к ним, а они меня спрашивают: ты с ним, или с нами? Задрина говорит: «смотрите, он телевидение в концлагерь превратил». Я говорю: «Юля, есть понятие дисциплины».
– Вера, забудь об этом, просто исполняй свои обязанности, – сказал Алик.
Пальчинкова могла только охать и ахать, просить денег, преувеличивать свои заслуги и рассказывать о происходящем Клизмовичу.
Пупик тоже посматривала на Алика с любопытством, выжидательно. Даже водитель Алика, худощавый украинец Василий, требовал очевидных действий против бунтовщицы:
– Правильно вы их