- Дурдом! - сказал Денисов сам себе. Аня открыла холодильник, вытащила пластиковую бутылку и озадаченно произнесла:
- Мне казалось, молока было больше... Хм, а где сметана?
- Честное слово, - Костя покачал головой, - я хотел, как лучше. Если б я знал, что это начнет все жрать!..
- Ухух! - возмутилось "это" и предприняло попытку забраться на стол, чтобы дотянуться до молока. Костя еле успел изловить Гордея и усадил обратно на табуретку, где он принялся совершать нетерпеливые подпрыгивания, наблюдая, как Аня взбивает яйца для омлета. Попутно Гордей успел свистнуть веточку укропа и мгновенно сжевал ее, громко чавкая.
- Ты же пожилой домовик, - напомнил ему Костя. - Разве ты не должен вести себя степенно? Что за детский сад? Неужто ты такой прям голодный?
В ответ домовик извлек из своей котомки деревянную ложку и принялся требовательно дубасить ею по столу. Костя удрученно закрыл лицо ладонями, слушая стук ложки, шипение масла на сковородке и голос своего флинта, негромко напевающего мелодию из репертуара "Унхайлиха". Вскоре задребезжал крышкой вскипевший чайник, и Костя опустил руки - как раз вовремя, чтобы перехватить мохнатую лапу, подкрадывающуюся к сахарнице.
- Ты спалишь нас обоих! - прошипел он. - Либо мой флинт загремит в психушку! Ты принципиальный или вообще никогда не слышал о конспирации?!
- Тьфу!
- Еще раз в меня плюнешь, и я засуну тебя в духовку!
Домовик съежился на стуле, превратившись в громадный шар рыжей шерсти, из которого настороженно моргали круглые глаза. Тем временем Аня подхватила с плиты сковородку и начала перекладывать в тарелку пухлый омлет, от которого поднимался пар. Гордей, тут же забыв про раздраженного хранителя, оживился и запрыгал на табуретке, жадно втягивая носом воздух.
- Ух! Ух!
Сковородка вернулась обратно на плиту, и Гордей, чуть не врезавшись в Аню, ринулся следом, перемахнул прямо на решетку и, прежде чем Костя успел его остановить, склонился над сковородкой, высунув язык.
- Дурное животное! - ахнул Костя и кинулся к плите, уже понимая, что опоздает, и вот-вот раздастся шипение поджарившегося языка и истошный вопль боли. Но, к его изумлению, ничего этого не произошло - он услышал только довольное чавканье. Костя опустил уже протянутые к Гордею руки, и домовик покосился на него, продолжая торопливо вылизывать раскаленную сковородку.
- Ты чокнутый! - свирепо констатировал Денисов и ушел в гостиную. На ходу он ощупывал свой разодранный домовиком пиджак, сожалея о том, что в гостиной нет зеркал, и по окончании Аниного завтрака у него будет не так уж много времени, чтобы попытаться сотворить вместо загубленной одежды что-нибудь толковое. Ругая про себя бородатого обжору последними словами, Костя бросил вокруг рассеянный взгляд и недоуменно остановился.
Что-то в гостиной изменилось. Вроде бы все вещи были на своих местах, и в то же время теперь гостиная смотрелась как-то иначе, словно до этого все в ней было затянуто толстым полупрозрачным целлофаном, который внезапно куда-то делся. Нет, красивей она не стала, и пыль все так же лежала на своих местах, но теперь пыльный слой стал как будто тоньше и приобрел менее неряшливый вид. Люстра светила ярче, в складках тяжелых оконных штор появилось что-то элегантное, обои уже не так сильно отходили от стен, сора на паласе стало меньше, и сама комната словно слегка раздалась во все стороны. Гостиная определенно стала уютней, хотя Косте казалось, что это совершенно невозможно, и он заметил, как Аня, обычно приступавшая к своему завтраку в самом мрачном расположении духа, слегка улыбнулась. Похоже, Гордей сразу же начал отрабатывать свои харчи, и Костя усмехнулся, заметив на пыльных мебельных поверхностях несколько пятен и извилистых разводов, которые стопроцентно были ничем иным, как следами четырех толстых пальцев. Он позвал домовика, и Гордей тотчас прикатился на четырех конечностях, грохоча по коридору, словно волосатый боулинговый шар.
- Ухух! - он с разбега повис на Косте, точно шимпанзе, но прежде чем тот успел его стряхнуть, спрыгнул сам, с важным видом пригладил бороду, оценивающе огляделся, показал язык новостному диктору, вещавшему с экрана телевизора, шумно принюхался, вертя головой по сторонам, после чего вразвалочку двинулся к креслу, в котором сидел Костин флинт.
- Эй, эй! - Костя поспешно встал между ним и креслом. - Вот это трогать нельзя! Слышишь?! Фу!
Гордей небрежно пихнул его в ногу, остановился возле кресла, внимательно разглядывая его обитательницу, после чего подскочил и уселся на подлокотнике. Костя наклонился, готовый схватить Гордея, как только ему вздумается выпустить когти. Но домовик только заурчал и, болтнув толстыми ногами, перевалился Лемешевой на колени. Аня, разумеется, не обратила на это ни малейшего внимания.
- Ахах! - Гордей приподнялся и обхватил девушку лапами, с чувством уткнувшись физиономией ей в плечо. - Ииииих!
- Хочешь сказать, она тебе нравится?
- Мммо!
- Перестань с ней целоваться!
- Мммо! Мммо!
- Слушай, ты мне ее сейчас всю обслюнявишь! - Костя попытался спихнуть Гордея на пол, и тот, в свою очередь, снова попытался попробовать на вкус его руку, после чего облокотился на стол и принялся отхватывать своей деревянной ложкой крошечные куски омлета, когда Аня смотрела в другую сторону.
- Полная антисанитария! - сердито констатировал Денисов и уселся в соседнее кресло. Домовик урчал и похрюкивал, стуча ложкой по тарелке, а когда омлет кончился, быстро прошелся по ней языком, облизал ложку, достал из котомки деревянный гребешок и, забравшись на спинку кресла, принялся осторожно, что-то лопоча себе в бороду, расчесывать влажные волосы домовладелицы, то и дело осуждающе поглядывая в сторону хранителя.
- То есть, это я ничего не делаю! - буркнул Костя, раздраженно разглядывая своего флинта, наскоро прихлебывающего чай. Даже с такого расстояния ему были хорошо видны тени под глазами Лемешевой, и дело тут, видимо, было не только в алкоголе, который Аня вчера употребила точно по расписанию, хоть и в меньшем количестве, чем обычно. Сегодня ночью она опять спала неспокойно, ворочалась, что-то бормотала, несколько раз вскрикивала во сне, и из-за этого Костя и сам спал мало, то зажимая уши ладонями, то пытаясь трясти ее, что, разумеется, было бесполезно. Вспомнив методы, которые его мать применяла к нему в глубоком детстве, Денисов, предварительно проверив, чтоб возле окон никто не шатался, даже попытался спеть ей какую-то глупую детскую песенку, из которой знал от силы слов десять. Но песенка в собственном исполнении, сплетенная с бормотанием и вскриками флинта и шуршанием одеяла и звучащая в глубокой тьме, не только не прогнала Анины кошмары, но и слегка напугала самого Костю. Поэтому периоды ночного бодрствования он заполнял руганью в адрес невидимых кошмариков, которые, несомненно, были во всем этом виноваты, и флинта, усердно продолжающего рубить не только здоровье, но и психику ежевечерним алкоголем. Да, при жизни Костя и сам пил, но это было в ресторанах, на вечеринках, на финалах деловых встреч - и вообще он - совсем другое дело!