Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероятно, Сии и хотелось бы мужской ласки, особенно в холодные ветреные вечера, наполняющие непокоем ее прибранную комнатку. Но женский инстинкт подсказывает, что уступишь одному, не достанет отваги отказать и следующему. А кандидатов до ее тела, стройного, полного жизни, сколько хошь.
Я играю правого полузащитника. Михаил Михайлов, может, слыхали. Полузащитник чемпионов передал мне свою футболку. Прослезился:
— Берегись, паренек! Праздник когда-нибудь да кончается!
Тогда я не обратил внимания на его слова. А мой праздник кончился с этой передачей футболки. Тот ведь был любимец зрителей. Поди замени любимца в чьих-то глазах. Наследовал бы я кому посредственному, все бы, наверное, ладно пошло. Не забыть, как гневно меня освистывали, если мяч останавливал неверно, если пас давал неточно, если что-то не так делал, как их кумир. И, вполне естественно, оттого я пуще сбивался. А вдруг еще и наказание заработал. Один приятель попросился отпраздновать у нас дома свой день рождения. Не откажешь. Вероятно, соседи известили тренера. Не ладили мы с нижними соседями, в разные инстанции те постоянно жаловались, что у нас в ванной трубы не в порядке и промокает потолок у них в квартире. Тренер явился в первом часу ночи, застал нас в самый разгар, навеселе… На беду, именно тогда предстоял нам важный матч. Ну да какой матч не бывает важным! Спортобщество меня наказало дисквалификацией на год, федерация утвердила. И совершил я большую ошибку. Озлился. Попросился в другую команду. Там начал играть нетренированный, злой. А футбол при злости, которая не от самой игры исходит, — это не футбол. В нем не до шуток, житейские счеты не сводят.
Каждую пятницу звоню в Софию. Трубку всегда берет мать.
— Здравствуй, мама.
— Здравствуй, Бонжо.
Так она зовет меня сызмалетства. В ту пору героически старалась научить французскому. Я запомнил лишь «бонжур», да и то не полностью. Перед гостями, когда требовалось проявить чудеса сметливости, деревенел и с поклоном выдавливал из себя: «Бонжо!» И бегом из комнаты. Я того не помню, мама это рассказывала.
— Как ты, Бонжо?
— Нормально. А вы?
— Так-сяк. Ждем тебя.
— Вот возьму отпуск для поступления.
— Опять в театральный?
— Опять, мама.
— На что надеешься?..
— На этот раз получится, мама, вот увидишь!
— Готовишься?
— Да.
— Береги себя, Бонжо.
— Справляюсь. А… папа?
— Не тревожься, с отцом наладится.
— Ой ли…
— Да уж. Но все поправится. Обещаю тебе. Что еще нового?
— Ничего. До свиданьица, мама.
С отцом я рассорился, так и не помиримся, штука-то непростая. Он мечтает, чтоб я выучился на инженера. Сам он техник в телефонной сети, для него нет выше звания, чем инженер. А я вон «гоняла» в убогой команде и неудачный кандидат в артисты. В театральный сдавал уже не раз. Дойду до третьего тура, тут и остановка. Сбивает меня, что сцена маленькая и комиссия впритык сидит и жужжит, едва меня увидит: «Это не футболист ли?» Ух, наклеят тебе этикетку, попробуй освободиться! Подобная известность, не отрицаю, способна в ином случае и помочь, но и вредить способна, какие-то барьеры ставить. Не ищу оправданий, покамест неизвестно, есть ли у меня талант. Да кажется мне, что есть, черт его дери! Попытаюсь и на этот год, а уж если опять не выгорит, придется, видать, всерьез задуматься, чего с давних пор желают мне родители. По их мнению, достаточно сказать себе: опля! Взять с маху себя в руки. Оставить футбол, сыскать какую-нибудь основательную девушку — и проблемы автоматически исчезнут. Забавно это родительское представление, будто коль последуешь их модели жизни, все у тебя пойдет как надо. Говорят, с годами человек умнеет. По-моему, не совсем так. Глядь, с годами человек — очевидно же это — обрастает комплексами. Табу. Границами. Пределами. В шорах жизнь скорее покажется в розовом свете. И до какого потолка должны простираться совет, намек, скандал, чтоб не превратиться в тормоз, иссушающий жизненные силы?
Ну и ну, разболтался я как деревенский краснобай. Все вышесказанное изложил я не ради того, чтобы просить снисхождения себе или другим из моей жалкой третьесортной команды, нет-нет.
О матче со сборной страны хочу я рассказать. Этот матч научил меня, что в человеке всегда скрывается запас сил, о котором не подозреваешь и который может проявиться, когда того совсем не ждешь, когда уверен, что все кончено. Во всяком человеке кроется нежданный взрыв энергии и восторга, только вот редко дает о себе знать, подобно голубизне раннего утра, если спозаранку проснуться с напряженными нервами.
Фантастический был матч.
Национальная сборная готовилась к решающей международной встрече, и совершенно неожиданно для контрольной игры выбрали нас. Видимо, ответственные товарищи хотели порадовать жителей городка. Сообщили о том за два дня, так что и подготовиться-то времени не было. Да того и не спрашивали с нас, спарринг-партнер есть спарринг-партнер.
— Смотрите не травмируйте кого, вас потом в прессе уничтожат! — морщился тренер, ему эта затея тоже была неприятна. И без пояснений мы все понимали. В последнее время у сборной была серия неудач, вот и старались найти любые оправдания. Если кто из наших травмирует сборника, неудивительно будет, коли назовут виноватым в последующем поражении. Тут, как и в боксе спарринг-партнер, принимай удары, человече, и веди себя разумно, не вздумай, будто это тебе спарринг-партнера поставили!
Из федерации тоже явились. Опять же твердили:
— Смотрите не учините какой-нибудь неприятности, ребята, ведь это сборная страны!
Сборная! Сборники против неудачников. Звезды в полном блеске, могут и с Сией Белокурой позабавиться да покинуть ее, и замечаний от родителей и супруг не выслушивать, и вопросов, до каких пор этак вот перебиваться и что тебя ждет в будущем, себе не задавать… Добрая их половина мне знакомы. Уж лучше б не встречался с ними вечером в ресторане. Здороваются со мной — едва кивают. «Как жизнь, батрак?» Батрак! Да по крайней мере трое из них мне бутсы шнуровали! «Горе побежденным!» — сколь точно сказал кто-то из римлян, этого мудрого исчезнувшего народа.
И Стояну, вратарю нашему, бутсы шнуровали, перчатки за ним носили. И его обидели, а он-то сама кротость, второго такого не сыщешь. Очень напоминает электрокар. Неторопливый и спокойный, порой
- Санькя - Захар Прилепин - Русская классическая проза
- Новое Будущее - Артём Николаевич Хлебников - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Последний суд - Вадим Шефнер - Русская классическая проза