назвала это судно и еще добавила, что он тебя вдохновлял.
– Он покинул Кхебеш задолго до моего появления, но в библиотеке нашлись некоторые его гримуары. Он был скитальцем, странствующим чародеем. Часто путешествовал в Ильбарин. А порой и дальше. Когда я обратилась к мастерам, то взяла с собой гримуар Тимнеаса, но меня не стали слушать.
– Значит, тем господам, которых мы собираемся просить об услуге, ты посоветовала засунуть их философию в задницу. И что потом?
Мири уехала, не заслужив свой посох. Вместо него она наколола на коже звездные знаки, карту своей души. Тем заявляя, что пусть горит и сыпется целый мир, но себе она не изменит. Не станет прятаться за Призрачными стенами, не предаст свой талант к волшебству. Однажды войдя в Кхебеш через Жемчужные Врата, спустя пять лет она ушла тем же путем. Сбежала в ночь, закутавшись в плащ с оберегами. Наставники не были мстительными и жестокими, но кражу секретов они бы не потерпели. Если бы поймали, то вернули б ее назад и больше не выпустили никогда. Она кочевала по свету, нигде не останавливаясь надолго из страха повстречать странствующего чародея.
Вернулась на старую дорожку. Наемники Пультиша к тому времени все погибли, и она поплыла на запад в торговые города, где чародею легко было получить работу. Она стремилась доказать мастерам-затворникам, что глупо прозябать в безвестности, забрасывать дар к волшебству плесневеть ради неуместного чувства долга перед будущим, что никогда не наступит. Божья война потрясла и расколошматила мир куда сильнее, чем хватило бы сил одной чародейки, и на его руинах она собиралась хорошо пожить для себя, пока не придет конец.
Получше, чем раньше, спасибо обучению в Кхебеше. Получше любого выпускника пыльных институтов Хайта или академий Дымного Искусника. Ученые алхимики Гвердона могли потягаться с ней в ловкости и умении, но никак не в силе. Она оттачивала свои чары, и кости ни разу не выпали к худу. Не всегда безупречно везло, и струящаяся мощь обжигала, но не могла поколебать ее непреклонности. Обретенная власть того стоила.
Из Севераста в Джашан, в Кхент, в дюжину других мест и под конец – в Гвердон. Некоторые города Кари неплохо знала, но Мири описывала их совсем по-чужому. Жуть к жути липнет, подумала Кари, никто не будет нанимать чародея, чтобы спереть груз голубого жадеита или обнести склад с нектаром поэзии. Нет, чародея позовут, когда надо сразиться с демоном, или проведать сны видного политика, или…
– Когда тебя нанял Хейнрейл? Тогда же, когда присвоил мой амулет? – Ладонь Кари невольно ощупала шею, напомнив, что ее сокровище опять отобрали. На этот раз потеря амулета не угнетала так сильно. Она узнала о происхождении украшения, и это его подпортило. Однако тогда кулон был единственной вещью, оставшейся от неизвестной матери, последним утешением и теплом.
– Нет. Я и до этого работала с ним пару раз. Он держал меня в тайне от остальной воровской гильдии.
– Братства, – механически поправила Кари. Сплюнула за борт. – Прошаренный гад.
– Со мной он хорошо обращался и не был психом вроде Артоло. Как работодателя я его оцениваю высоко.
– Он отравил Шпата!
Мири пожала плечами:
– Это все между ним и Шпатом. – Она бросила жест на гримуар: – Вот свод всех заклинаний Рамигос. Всех прегрешений, всех тревог о том, как ее поступки исказили мир. В жопу их. Мои поступки – только мои. А мир пускай о себе беспокоится сам. – Она с минуту переводила дыхание, потом продолжила: – Хейнрейл принес амулет мне. Я понимала, что передо мной могущественный талисман, но разгадать его не могла. Пришла к выводу, что ты его где-то стащила, но Хейнрейл узнал, что тебе он достался от дедушки.
– Мне сказали, что он принадлежал моей маме.
Мири улыбнулась, уродливое вышло зрелище – ее губы давно опалили произносимые слова власти, и казалось, будто открывается рана.
– Точнее сказать, он воплотил твою маму. Этот амулет был пережитком Черного Железного культа. Колдуны Джермаса Тая выковали из него связующее звено со спящими богами. Но в нем также хранилась овеществленная эманация, капля божьего голода.
– Веретенщик, – произнесла Кари. Мысль вызывала тошноту, но в той же степени и пленяла, а Мири – первая встреченная персона, способная ответить хоть на некоторые вопросы. Ну, то есть первая из тех, кто не собирался проводить над ней потусторонних обрядов, бросать в тюрьму для святых и не был желанной мишенью. – Но я-то ведь человек?
Мири насмешливо вздернула остатки носа:
– Что за тупой вопрос. Человечья природа – случайность рождения, тут нечего ценить и нечем гордиться.
– Но я же не гребаный, мать его, веретенщик?
Чародейка повернулась на бок, натягивая на себя одеяло.
– Однозначно. Я устала. Разбуди, когда ветер стихнет.
– Погоди. Я хочу услышать окончание истории.
Окончание истории было коротким, тяжелым, и за него несла вину Карильон.
Об этом Кари не стала упоминать. Тихо слушала, как Мири рассказывала о попытке сбежать из Гвердона в разгар Кризиса. Мири и Хейнрейл продали ползущим Эладору вместе с амулетом за целое состояние золотом и хотели уехать из города ночью в карете. Но той ночью Кари обрела силу и, увидев своего врага на другом конце города, не преминула ударить. Она могла бы мыслью раздавить душу Хейнрейла, смести все охранные чары Мири и уничтожить чародейку. Однако вместо этого погасила жизнь одного из несших экипаж рэптекинов, и карета, заваливаясь, врезалась в стену.
Хейнрейл с искалеченными ногами был арестован.
Мири удалось уйти. Она бежала на юг, в Ульбиш. Чтобы выжить, ей, невзирая на раны, пришлось задействовать все свое волшебство. Как игроку, который при проигрышной полосе вынужден удваивать ставку, рискуя потерять все. Ценой стигматов на теле и шрамов на душе. В Ульбише она отдала деньги, какие смогла увезти из Гвердона, за предохраняющий костюм. В прошлую поездку в Ульбиш тамошняя ремесленная алхимия заметно уступала Гвердону качеством, но за минувшие годы местные ученые серьезно продвинулись вперед, да и вообще у нее не было выбора. Отягощенная железной клеткой, она продолжила путь на юг. Обходя по краю Божью войну…
– Тогда ты и завербовалась к Артоло?
– Нет. Ильбарин тогда осаждали ишмирские боги. Я повела «Тимнеаса» восточнее, за Огненный остров, и добралась до Кхебеша. Только Врата предо мной были закрыты и так и не отворились. – Мири залихорадило под одеялом. – Я пробовала все открывающие заклятия, какие знала. Колотила в ворота. Ругалась, требовала, упрашивала, умоляла. Но запертый город не отвечал. – Ее взор просветлел, упав на книгу. – Но я туда вернусь, и Врата откроются.
– Допустим, ты приплывешь в Кхебеш.
– Наверняка.
– Допустим, меня ты бросишь на съедение диким богам или типа того.
– Возможно.
– Покажешь им журнал Рамигос, тебя впустят и исцелят. И что тогда?
Слова Мири донеслись еле различимым шепотом:
– Тогда я плюну им в рожи