Олин. Между нами все кончено.
Ее глаза вспыхнули от боли, она беспомощно изучала меня.
— Подожди… что..?
— Иди. Ты знаешь дорогу. — Я повысил голос, чтобы определенный учитель услышала. — Оставьте меня в покое. — Я внутренне умирал из-за того, что был таким бессердечным лжецом.
Мне хотелось прижать ее к себе и прошептать, что все это было лишь притворством. Притворством, на которое, как я надеялся, купилась мисс Таллап. Притворством, которое купит ей свободу от самого злобного учителя в этой школе. Мой голос искрился льдом, а внутри у меня все клокотало.
— Мы закончили.
Одна из девочек, с которыми Олин тусовалась до меня, накинула на плечо свою сумку и потянула Олин за руку.
— Пойдем. Он ведет себя как придурок. Я провожу тебя домой.
Я заставил себя не дрожать от благодарности за то, как громко она говорила. Потому что заранее спланировал эту пантомиму. Я попросил подругу Олин обозвать меня, опустить меня, оскорбить и пристыдить.
И все это для аудитории из одного человека.
Шок и сердечная боль, которые испытывала Олин, должны были быть настоящими. И девушка слишком хорошо справилась с задачей: ее глаза слезились, и она смотрела на меня так, словно я задушил в ней всю любовь.
Я скрестил руки и стиснул зубы, окутывая себя морозом, насколько мог.
— Уходи, О.
— Ты не это имеешь в виду. Зачем ты это делаешь? — Из прекрасных глаз Олин полились слезы.
— Я серьезно. Между нами все кончено.
— Я не понимаю. Это не может быть реальностью. Что ты…
Подруга Олин потащил ее к выходу.
— Да ладно, О. Он такой мудак. Ты можешь найти гораздо лучше, ты знаешь. Он все равно никому не нравится. Такой неудачник.
Я вздрогнул, когда Олин повернулась, не сводя глаз с моих, ища хоть какой-то признак того, что это была жестокая шутка.
Жестокая, безусловно.
Шутка, определенно нет.
Я бы никогда не причинил ей такой боли, если бы была другая альтернатива.
— Гил, пожалуйста. Поговори со мной.
Я скрывал свою дрожь, пока ее подруга вытаскивала ее в коридор, а затем захлопнула дверь класса.
Я был единственным, кто остался.
Во всяком случае, единственным учеником.
Я сжал переносицу, изо всех сил стараясь взять под контроль сердцебиение и не броситься за Олин с извинениями. Мои колени горели от желания упасть на пол и умолять ее о прощении.
И я бы так и сделал.
Я бы извинялся всю ночь у нее дома. Прижал бы ее к себе и глубоко поцеловал. Я бы отпустил свои страхи и занялся любовью с девушкой, которую обожал всем сердцем. И рассказал бы ей правду о том, почему наш учитель, который отвечал за подготовку нашего будущего, делает все возможное, чтобы разрушить его.
Тихий щелчок закрывающейся двери заставил меня открыть глаза и поднять голову.
Мисс Таллап стояла спиной к запертой двери, прищурившись глядя на меня.
Я напрягся, сжал руки в кулаки и уставился на нее.
Мы не разговаривали.
Не было слов, которые можно было бы использовать. Каким-то образом люди могли вести целые беседы, приводить аргументы, умолять о помощи и понимать, что они в ловушке, и при этом не издавать ни звука.
Мисс Таллап одарила меня натянутой улыбкой, прежде чем оттолкнуться от двери и, цокая каблуками, пройти к шкафу с припасами в задней части комнаты.
— Пойдемте, мистер Кларк.
Мои ноги дрожали от желания бежать в противоположном направлении. Погнаться за Олин в эту самую секунду и облегчить боль, которую я причинил. До сегодняшнего вечера было еще слишком далеко. Но слезы, которые она выплачет за это время. И муки, которые ей придется пережить.
Это убивало меня.
Но… я купил эту возможность. И создал эту ситуацию не просто так.
Сжав руки в кулаки так, что ногти вонзились в ладони, я повернулся от выхода и на нетвердых ногах и безвольными шагами последовал за мисс Таллап в кладовую, где на неглубоких полках пылилась классная атрибутика.
Там нас никто не увидит. Никто не услышит.
Я тяжело сглотнул, когда шагнул в темную комнату, а мисс Таллап ухмыльнулась, как суккуб, высасывающий душу, о котором мы узнали из мифологии.
— Я все думала, когда же ты разобьешь сердце этой глупой девчонки.
Мои зубы сжались.
Динамика власти между нами делала все возможное, чтобы я оставался на своем месте, как ее подчиненный. Я был ее учеником. Моя задача заключалась в подчинении, вежливости и благодарности.
Но в этом темном, опасном месте я был равным ей. Я был ее угнетателем.
Резко вдохнув, мой гнев переполнился, вырываясь изо рта с отрывистыми гласными и резкими согласными.
— Давайте проясним одну вещь. Я могу быть вашим учеником, но вы не Бог. Вы не можете играть нашими жизнями. Не можете делать нас несчастными. — Я поднял руку вверх, рассекая воздух, как гильотина. Потом опустил голову и бросил на нее взгляд исподлобья. — Если вы еще хоть раз посягнете на будущее Олин, я причиню вам вред.
Она не выглядела взволнованной моей вспышкой. Вместо этого она снисходительно усмехнулась.
— Неплохая демонстрация для того, кто якобы только что порвал с ней.
Черт.
Дерьмо.
Я опустил руку, убирая все признаки эмоций из своего голоса. Впустил ледяной холод, который столько раз в жизни помогал мне справиться с разными ситуациями.
— Она мне надоела. Надоели вы. Надоела эта школа.
— Скука — это серьезное обвинение для учителя, — пробормотала она с голодным блеском в глазах. — Ты хочешь сказать, что я учу тебя не лучшим образом? — Она облизала губы, скользя взглядом по моему телу до паха. — Потому что есть и другие вещи, которым я могу тебя научить. Много-много вещей.
Мое тело охватила дрожь, но я отбросил ее назад, покрываясь мурашками.
— Ваше нынешнее преподавание в норме.
— Но ты только что сказал, что тебе скучно. — Она придвинулась ко мне, бедра покачивались слишком сильно, губы блестели из-за того, что она провела по ним языком. — Возможно, мы можем обсудить дополнительные занятия. Убедись, что тебя не задержат в третий раз.
Ее угроза была очевидна.
Ее намек был отвратителен.
Я отступил назад, врезавшись в полку с маркерами и клеем. Они упали на пол, громко шумя.
— Прыгучая маленькая штучка, — прошептала она, положив руку мне на грудь.
От ее прикосновения веяло болезнью. Ужас сковал мое сердце, заставляя его биться часто и с перебоями.
Отмахнувшись от ее руки, я втянул воздух и посмотрел в пустой класс. Никаких звуков учеников в коридоре. Ни смеха учителей, уезжающих на выходные.
Мы были одни.
Совершенно, абсолютно одни.
В моей жизни