В то лето из всего общества, собравшегося в Десборо, Филип, пожалуй, был самым несчастным. Его жизнь в Лондоне была весьма скучна и ограничена в основном детской, но здесь он был еще более одиноким и заброшенным. Ранние годы, проведенные им в Кимберли вдали от обычного общества каждого юного английского джентльмена, привели к теперешней изоляции его от сверстников. Филип сохранил в памяти разрозненные воспоминания о Кимберли. И не об алмазах — камни не интересовали его, — а, в основном, об огромных, гремящих машинах в шахтах.
По ночам он лежал в постели, умирая от страха при мысли о школе, куда ему предстояло отправиться в конце лета. По утрам он вставал, опять дрожа от страха уже перед новым мучением, которое ежедневно ждало его здесь: уроком верховой езды. Филип ненавидел лошадей. Эта черта выделяла его среди всех родственников. Впряженная в экипаж или в плуг лошадь была еще ничего, но его охватывал животный ужас, как только ему предстояло сесть верхом на это огромное животное. Неприязнь возникла с самого начала; он закричал от страха уже в самый первый раз, когда его посадили на пони, а несколько падений подряд в тот день не прибавили ему любви к лошадям.
В это утро Филип как всегда поплелся на конюшню с отрешенным выражением на бледном лице. Несколько гостей уже собрались на утреннюю прогулку верхом, и кавалькада резво промчалась мимо него. К ужасу Филипа его кузина Джулия остановила лошадь рядом с ним и с презрением посмотрела на сгорбившегося от страха мальчика.
— Распрями спину, Филип! Ты выглядишь просто неприлично. Что наши гости подумают о тебе?
Филип послушно выпрямил спину и, подняв голову, недовольно посмотрел на нее.
— Ну что за выражение! Можно подумать, что ты идешь на экзекуцию, а не на обычный урок верховой езды. Но мы все знаем, какой ты трус.
— Я не трус.
— Трус. Я видела, как ты дрожишь каждый раз, когда подходишь к лошади, — Джулия приблизила своего гунтера к мальчику и довольно рассмеялась, когда Филип в страхе отпрянул. — Вот видишь. Трус!
Слезы навернулись Филипу на глаза.
— Нет! Нет!
— В чем дело? — Мэтью неожиданно появился из-за угла и подошел к ним.
Джулия улыбнулась ему ангельской улыбкой.
— Филипу не нравятся уроки верховой езды. — Она вздохнула. — Меня всегда удивляет, дядя Мэтью, что твой сын так боится лошадей.
Она помчалась за своими спутниками, срезав угол, чтобы догнать их. Отличная наездница, она легко преодолела изгородь. Мэтью с восхищением посмотрел ей вслед, потом перевел взгляд на поникшую фигурку сына. Последние слова Джулии больно задели его, потому что он все еще сомневался в том, кто был отцом Филипа. Он резко обратился к мальчику.
— Ты должен брать пример с кузины Джулии. Она отлично держится в седле.
— Хорошо, сэр.
— Я собрался в Хайклир, но я задержусь на несколько минут и посмотрю твой урок.
Садиться на лошадь само по себе было страшно, а сделать это на глазах отца было для Филипа настоящей пыткой. Все его тело онемело, руки и ноги стали как деревянные и не слушались. Как автомат, он взобрался в седло маленького черного пони и медленно выехал на манеж. Он слепо выполнял команды: рысь, легкий галоп, рысь, шаг, ощущая на себе пристальный взгляд Мэтью. Но впереди ждало самое худшее — прыжки. Уверенный, что он непременно упадет, Филип отчаянно рванулся к низкому барьеру, не рассчитал расстояние и перелетел через голову пони. Подавленный и униженный он неподвижно лежал на земле, когда его тренер с беспокойством склонился над ним. Стараясь сохранить остатки гордости, Филип с трудом поднялся на ноги.
— С ним все в порядке, сэр! — крикнул тренер Мэтью, который даже не тронулся с места.
Филип ясно услышал раздраженное восклицание отца и увидел, как тот сел на свою лошадь и уехал.
Я не трус, отчаянно повторял себе Филип. Не трус! Когда-нибудь я им всем покажу. Всем покажу!
Однако этот случай имел свое положительное завершение. Хотя Филипу пришлось вновь сесть на пони и сделать еще несколько кругов, урок был сокращен. Он с облегчением оставил пони груму, который задумчиво посмотрел на мальчика.
— Вы не очень любите лошадей, мастер[1] Филип?
— Я их ненавижу, — с жаром ответил Филип, — но кажется, я единственный на всем свете их ненавижу.
— Очень многие люди не любят лошадей, — успокоил его юноша, вводя пони в стойло. — Зловредные твари, особенно некоторые из них. Нет, вы не единственный.
Вместо того чтобы вернуться в дом, Филип задержался с располагающим к себе парнем.
— А я думал, что я один такой, — сказал он.
— Мы все не можем любить одно и то же, верно? Все люди разные.
— Я люблю технику, — робко признался Филип, и рассказал своему новому знакомому о Кимберли и машинах в алмазных шахтах. — Я был еще маленький, — сказал он со всей серьезностью своих восьми лет, но я помню, что они мне понравились больше всего на свете.
— Это очень интересно. — Грум расседлал пони и вытер его. — Когда-нибудь, мастер Филип, машины заменят лошадей.
Большие голубые глаза Филипа от удивления стали еще больше.
— Экипажи без лошадей, — продолжал юноша, которого звали Уильям, — это транспорт будущего.
Филип с сомнением посмотрел на него.
— Я видел паровые экипажи, — осторожно заметил он, — но они двигаются так медленно.
Уильям фыркнул.
— Это потому, что закон говорит, что паровым экипажам запрещается двигаться быстрее четырех миль в час в сельской местности и двух — в городе. И что впереди должен идти человек и нести красный флажок. Эти экипажи могли бы ездить гораздо быстрее, если бы им разрешили.
— Я думаю, что это очень глупый закон.
— Есть люди, которые против самодвижущихся экипажей, люди, которые хотят сохранить конный транспорт. Хочу сказать, — и Уильям любовно похлопал пони, — что я сам люблю лошадей, но как говорит мой дядя, надо идти в ногу со временем.
— А ваш дядя много знает о безлошадных экипажах?
— Много? Он водит один такой, — с гордостью сказал Уильям.
— Расскажите мне об этом!
— Сколько вам лет, мастер Филип?
— Восемь.
— Значит, как говорит мой дядя, настоящая история самодвижущихся экипажей началась в тот год, когда вы родились. В 1885 году Карл Бенц сделал в Германии свою первую машину.
— Не в Англии! — разочарованно произнес Филип.
Уильям опять фыркнул.
— Этот закон с красным флажком сдерживает нас. Нет, главные изобретатели работают за границей: Бенц и Даймлер в Германии, Пежо и Панар-Левассор во Франции.
— Интересно, смогу ли я когда-нибудь ездить на машине. — Филип был абсолютно очарован.