— Я знала, что ты это скажешь, и не буду больше говорить об этом. Я принесла тебе эти письма по нескольким причинам. Во-первых, ты должен постараться продолжать свои отношения с Эммой Лонгден с большей осторожностью, чем до этой истории.
— Можешь не беспокоиться на этот счет, — глухо произнес Мэтью. — Я больше не увижусь с ней.
— Решать тебе. Мне это безразлично. Во-вторых, кто-то — а ты почему-то не хочешь знать, кто именно — старается тебя скомпрометировать. Ты должен быть начеку, Мэтью, потому что этот человек на этом может не остановиться.
Мэтью кивнул.
— И наконец, третье. — Она подошла к камину, который несмотря на летнюю жару, ярко горел. Бросив письма в огонь, она некоторое время смотрела, как они пылали. — Без сомнения, есть и другие письма, — сказала она, возвращаясь к Мэтью. — На твоем месте я сожгла бы и их.
Мэтью молча смотрел в огонь, пока не исчезли последние клочки писем. Потом он перевел взгляд на жену.
— И никаких обвинений, Энн? Ни истерики? Ни крика, ни слез? Ты даже не спросишь, как я мог так вести себя по отношению к тебе? Именно так поступили бы большинство женщин.
— А большинство мужчин отрицали бы все. Они бы говорили о недоразумении, преувеличении и ложных слухах.
Мэтью улыбнулся.
— Ты права. Значит, мы не такие, как большинство людей! Почему ты перехватила письмо?
Энн удивилась.
— Что за вопрос! Не могла же я стоять и смотреть, как гибнет твоя репутация!
— Почему бы нет? Я не слепой, чтобы не видеть, каким нерадостным для тебя был наш брак в последние годы. Мое падение было бы тебе на пользу — твои семейные связи и репутация достаточно прочны, чтобы выдержать подобную бурю. Может быть, мой таинственный недруг рассчитывал, что я, как офицер и джентльмен, пущу себе пулю в лоб. Тогда ты стала бы свободна и могла вновь выйти замуж.
— Ты не застрелился бы, — решительно сказала Энн. — Ты не офицер, и у меня есть подозрения, что в твоей жизни были моменты, когда ты и поступал не как джентльмен.
— Я снова признаю, что ты права, как обычно. Так почему, Энн? Почему ты спасла меня?
Она отвернулась, чтобы он не видел ее, лица, и не ответила.
— А может быть, — тихо сказал он, — ты любишь меня? Хоть немного? Несмотря ни на что?
Энн закрыла глаза. Она хотела ответить: «Да» и броситься к нему в объятия, но страх разочароваться и быть отвергнутой был слишком велик.
— Я действовала инстинктивно, — с трудом ответила она. — К тому же, надо было думать о Филипе.
— Да, конечно. Знаешь, я как-то совсем забыл о Филипе. — Мэтью приблизился к ней, и теперь они оба смотрели на сгущающиеся над Парк-Лейн сумерки. — Наверное, были другие моменты в моей жизни, когда мне следовало подумать о нем. Может быть, ему бы понравилась маленькая сестричка.
Энн вздрогнула.
— Ты знал, что это была девочка? — Она взволнованно схватила его за руку. — Тебе что-нибудь известно о ней? С ней все в порядке?
— Я многого не знаю, но могу сказать, что девочка чувствует себя хорошо. Она здоровая и красивая, и живет с Джоном в Нью-Йорке. Ее зовут Тиффани, и мне сказали, что Джон в ней души не чает.
— Тиффани, — повторила Энн. Ее глаза вспыхнули, но тут же погасли. — Как бы мне хотелось увидеть ее! Как бы мне хотелось, чтобы все было иначе! Если бы Виктория не умерла. Если бы Филип был более покладистым. Если бы…
— Если бы… — передразнил ее Мэтью. — Это самые печальные слова на свете. Не переживай из-за Филипа, он изменится, как только пойдет в школу осенью. Она его воспитает, как большинство мальчиков.
У Энн заныло сердце при мысли о закрытой школе, куда отправят ее восьмилетнего сына.
— Надеюсь. — Она заглянула в лицо Мэтью. — Как давно мы так не разговаривали.
— Мы вообще давно не делали ничего важного вместе. Сегодня ты показала, что у тебя более отходчивый характер — я до сих пор не могу простить тебе Джона Корта. — Его взгляд медленно скользнул по ее телу. — Сколько прошло времени с тех пор, как мы спали вместе?
— Семь лет.
— Так много? — пробормотал он и нежно погладил ее по щеке. — Спасибо тебе за то, что ты сделала. Даже если это было ради Филипа.
Они смотрели друг на друта, остановившись на пороге примирения, но никто из них не решился сделать первый шаг. Энн медленно вышла из комнаты, а расстроенный и грустный Мэтью открыл ящик бюро, достал пачку писем и бросил их в огонь.
Глава девятая
Конец сезона не принес конца скрытой напряженности в доме Брайтов. Николас принес новость, которая изменила все планы — Николас, своеобразный катализатор, часто влиявший на события одним своим присутствием в данном месте, своим существованием своим невольным контактом с другими.
— Папа болен, — сообщил он Мэтью и Энн. — Мама говорит, что он долго не протянет и просит меня приехать в Десборо.
— Он плохо выглядел, когда приезжал на помолвку Джулии, — медленно произнесла Энн, — но я не думала, что он так серьезно болен.
— Ему семьдесят восемь лет, — заметил Николас, — он не может жить вечно. Но он не хочет признавать, что плохо себя чувствует, и жалуется, что в Десборо слишком тихо. Фактически он хочет устроить торжественный семейный сбор. Я думаю, вы могли бы тоже приехать и взять с собой Филипа и Джулию, чтобы немного оживить имение. Приедете?
— Конечно, — сразу же согласилась Энн. — Мы собирались к Эмблсайдам, — право же, Мэтью, нам надо купить собственный загородный дом, — но я уверена, они поймут.
Итак Мэтью снова оказался в Десборо в августе. Вместе с Николасом он объехал имение и осмотрел усовершенствования, сделанные на его деньги. Как бы старый герцог не относился к благотворительности Мэтью, он вложил его деньги с умом. Особняк был отремонтирован, поля и лужайки были опрятные и ухоженные, стада откормленные, арендаторы и слуги работали с хорошим настроением. Картина была просто идиллической — сельская Англия в лучшем виде, — и Мэтью в немалой степени почувствовал удовлетворение и гордость за свой вклад. Хотя этот вопрос не поднимался, но со смертью старого герцога он собирался прекратить финансовую поддержку Десборо, потому что ради Хью он бы и пальцем не шевельнул. Мэтью не забыл тесную дружбу Хью с Фредди и не простил его равнодушия к Николасу во время истории с опиумом. Осматривая этот пасторальный пейзаж в ярком свете солнечного дня, Мэтью не сомневался, что Десборо скоро придет в упадок.
Август подходил к концу, а герцогиня продолжала мужественно держаться перед лицом предстоящего несчастья и собирала в доме родственников и друзей. Герцог заметно слабел и все чаще не покидал своей комнаты. Ему, кажется, доставляло особое удовольствие общество Филипа и Джулии, но молодежь избегала его, как могла. Филип боялся старика и не любил атмосферу его комнаты. На Джулию же он нагонял тоску, и она не собиралась тратить на него время, которое могла провести более приятно.