— Немного. — Не столько болит рука, подумала Энн, как голова. Если эта ужасная головная боль не утихнет, она сойдет с ума.
— Тогда я пойду. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Я пришлю Генриетту.
Было очень рано, и дом еще не начал просыпаться, но Генриетта уже была на ногах и ждала, когда ее позовут к Энн. Без все подавляющего присутствия Мэтью спальня казалась тихой и наполненной покоем.
— Хотите чего-нибудь на завтрак? — спросила Генриетта. — Может быть, чашку чая?
— Не надо, — слабым голосом ответила Энн, — но задерни, пожалуйста, шторы. И узнай, придет ли сегодня доктор. Мне нужно что-нибудь от головной боли.
Мэтью поспал пару часов, проснулся бодрым, с удовольствием плотно позавтракал и потом пошел к Джулии. Она неважно спала в эту ночь, и сейчас нежилась в постели, считая, что так же выглядит бледной и интересной. Увидев лицо Мэтью, она побледнела по-настоящему. Он высказал ей все, что думал о ее поведении, прибегнув к таким прямым выражениям, которые обычно не употреблял в разговоре с дамами.
— Но почему, Джулия? — спросил он наконец. — Почему ты это сделала?
— Я не знаю. — Она затравленно посмотрела на него. — Нет, знаю. Я хотела, чтобы ты любил меня больше всех, а когда ты оттолкнул меня, я рассердилась и захотела отомстить.
— Джулия, я твой дядя. Это Альфред должен тебя любить больше всех.
— Мне нужен ты. Ты гораздо интереснее Альфреда Я никогда не думала о тебе, как о своем дяде, а в семье никто по-настоящему никогда не интересовался мной.
— Глупости. Твой дядя Николас…
— Николас! — воскликнула Джулия с явным презрением. — Какой прок от Николаса?
— Он мой лучший друг, — резко ответил Мэтью, — и будь добра помнить об этом. — Он окинул ее критическим взглядом. — Ведь одного у тебя никогда не было — друга. Скоро ты выйдешь замуж и сможешь сама строить свою жизнь. Тогда у тебя появятся семья и друзья. — Он задержался у двери. — Ты, очевидно, женщина с воображением и настойчивостью. Я даже склонен думать, что ты стоишь Чарльза и Эдварда вместе взятых, но я вижу в тебе также очень опасное сочетание черт твоих отца и матери. Используй свои способности на добрые дела, Джулия, а не на дурные. Найди выход своей энергии. Вступи хотя бы в Общество борьбы за права женщин. Займись чем-нибудь, — чем угодно, но держись от меня подальше, а то я не ручаюсь за последствия.
Когда за ним закрылась дверь, Джулия со вздохом облегчения откинулась на подушки. Все могло быть гораздо хуже, и она была рада, что отделалась сравнительно легко. Она искренне сожалела о несчастном случае с Энн; гнев Мэтью отрезвил ее, но как бывает в юности, она уже повеселела. Он предложил вступить в Общество борьбы за права женщин. Что ж, почему бы и нет? Она могла бы этим заняться. Все лето она чувствовала напряжение и неуверенность, пока осуществляла свои планы. Женщинам давно пора получить больше возможностей в жизни, решила она. Она расправила кружева на вороте и посмотрелась в зеркальце, которое лежало рядом на столике. Скоро ее навестит Альфред, и она должна выглядеть самым лучшим образом и помириться с ним. Она должна выйти замуж — пока это единственный способ для женщины обрести хоть какую-нибудь свободу.
Мэтью отсутствовал весь этот день и следующий и еще один. Рейнолдс прислал ему список подходящих поместий, и Мэтью наводил справки у друзей и знакомых, ездил по всему графству в поисках своего выдуманного рая.
Каждый вечер он возвращался в Десборо, чтобы подробно описать Энн достоинства домов, которые он осмотрел, и каждый вечер она старательно скрывала свою болезнь и усталость, чтобы не омрачать его радость.
На шестой день он почти вбежал в ее спальню, но разочарованно замер на пороге.
— Ты еще в постели, — почти с укором сказал он.
— Прости, Мэтью. У меня совсем нет сил.
— Но ты должна встать. У тебя уже ничего не болит кроме руки. Ты должна одеться и поехать со мной. Я хочу, чтобы ты посмотрела дом, который я нашел.
— Мэтью, я не смогу…
— Сможешь, — возразил он. — Ты еще не пыталась. Сегодня ты должна встать и поехать со мной в Рединг.
Энн поежилась при мысли о тех усилиях, которые ей придется приложить, и постаралась проявить интерес к его находке.
— А дом хороший?
— Хороший! Конечно, хороший. Что за вопрос? Разве бы я заинтересовался домом, если бы он не был хорошим?
— Прости, — сказала Энн. — Расскажи мне о нем.
— Он немного перегружен декором, но это единственный его недостаток. Стиль — французский ренессанс. Он похож на чертовски большое шато, но стоящее в долине Темзы, а не Луары. Северный и южный фасады довольно массивные, над главным входом — красивый портик. Самое интересное с архитектурной точки зрения — восточное и западное крылья, в которые встроены башни с необычными винтовыми лестницами. На первом этаже — вестибюль, две огромные галереи, три гостиные, малая столовая, большая столовая, малая гостиная, библиотека, кабинет и оранжерея. Спальни и ванные комнаты находятся на втором этаже.
— А участок земли достаточно большой, чтобы держать скаковых лошадей?
— Пятьсот акров. Места достаточно! Да, это определенно самое лучшее, что я видел. Мы могли бы сохранить большую часть мебели, а на оформление покупки уйдет совсем немного времени. Ты должна поехать и посмотреть дом, Энн. Должна!
— Я постараюсь, в самом деле постараюсь. — Ах, если бы он не торопился, как всегда! Если бы он подождал, пока она окончательно поправится и сможет поехать с ним посмотреть дома — тогда они могли бы все обсудить и спланировать вместе.
— Тебе должно быть уже гораздо лучше. — Он смотрел на нее почти сердито, потому что был разочарован, что она не может полностью разделить его радость от новой игрушки. Потом Энн увидела, как выражение его лица изменилось. Его глаза потемнели, он наклонился к ней и стал ласкать ее грудь. У Энн на теле все еще были синяки после падения и рука болела, но она сжала зубы и решила не показывать, что он делает ей больно.
— Новый дом, Энн, — произнес он, — будет символом начала новой жизни для нас с тобой.
Его губы, жесткие и требовательные, прижались к ее губам, а ласки стали более настойчивыми. Потом не говоря ни слова, он отбросил простыни и снял с нее ночную сорочку. Энн была потрясена, но у нее уже не было сомнений относительно его намерений. «Не сейчас, — про себя простонала она, — только не сейчас! Почему он не мог заняться со мной любовью в Лондоне, когда я сожгла письма, или… о, сколько было случаев, когда я чувствовала себя лучше и так ждала его. Почему он выбрал момент, когда я так слаба и больна? Но я не могу отказать ему, а то он больше не придет ко мне».