Она не испугалась.
Бак наклонился, и его губы приблизились к ее губам. Ее близость, влажное дыхание, запах теплого женского тела, крепкие бедра, прижатые к его собственным, — все это околдовывало его, порождая острое желание, неистребимую жажду, властно требующую утоления.
С губ Кристин срывались прерывистые вздохи. Она протянула руку и снова обняла Бака за шею. Затаенная страсть, долго дремавшая в ней, пробудилась к жизни, вспыхнула и запылала ярким пламенем. Побуждаемая силой этой страсти, Кристин подалась навстречу Баку и сама припала губами к его губам. В следующее мгновение она почувствовала, что обнимавшие ее сильные руки, казалось бы, твердые, как скала, вдруг задрожали. Бак впился в ее губы, и его страстный поцелуй заставил Кристин затрепетать. Ее губы еще шире раскрылись ему навстречу, и она провела кончиком языка по ровному ряду его зубов.
— Кристин, сладкая моя, — прошептал Бак, когда нашел в себе силы оторваться от ее губ. Бак дышал так же часто и прерывисто, как и она. Понимая, что поступает безрассудно, он прижался к ее телу своей отвердевшей плотью. — Вели мне уйти…
— Ты хочешь уйти?
— Нет, девочка моя, нет, но если ты скажешь… Вместо ответа Кристин чуть отстранилась от него и спустила с плеч бретельки нижней рубашки.
— Я никогда не попрошу тебя уйти, любовь моя. Я люблю тебя, а сейчас… знаешь, чего мне сейчас хочется — прикоснуться к тебе так, чтобы между нами не было никаких преград.
От ее слов, от нежности в ее голосе в душе у Бака все запело. Он снова принялся целовать ее в губы — сначала осторожно, потом все настойчивее и настойчивее. Кристин почувствовала, как волоски, покрывающие его грудь, коснулись ее груди, и в тот же миг ощутила волну дрожи, пробежавшую по его мощному телу.
Бак целую вечность ласкал ее руками, губами, говорил ей о своей любви. Проснувшееся желание заставляло ее отвечать на его ласки с не меньшей страстью. Кристин прикрыла глаза, не желая разрушить чары и возвращаться к реальности, не желая покидать волшебный сон, завороживший ее. Внезапно ее подхватил вихрь острых, доселе неизведанных ощущений, в голове не осталось ни одной связной мысли — Кристин словно оказалась в звенящей пустоте, где существовали только губы Бака, руки Бака и его сильное тело, все крепче прижимавшееся к ней.
В следующее мгновение их тела слились воедино — обоих терзало страстное желание. Бак глухо застонал, и Кристин показалось, что эти звуки долетают до ее ушей откуда-то издалека. Невероятно, но она не испытывала ни малейшего смущения или неловкости. Когда Бак вошел в нее, Кристин тихонько вскрикнула, но несколько секунд спустя она уже не ощущала ничего, кроме блаженства, прежде ей неведомого. Ее руки как бы сами собой скользили по спине Бака, по его мускулистым плечам, по упругим ягодицам. Чувствуя его напряжение, слыша гулкое биение его сердца, Кристин познавала мучительную сладость соединения с мужчиной. Раз за разом она устремлялась ему навстречу, извивалась под ним, желая познать каждый дюйм его тела. Бак прижимал ее к подстилке всем своим весом, а она еще крепче обнимала его, к так, слившись воедино, они вместе вознеслись к вершинам наслаждения.
Потом они долго лежали не шелохнувшись. Кристин прислушивалась к отголоскам финального взрыва, постепенно затухающим в ее теле. Наконец их дыхание восстановилось, сердца забились в обычном ритме. Голова Бака покоилась на плече Кристин, губы касались ее щеки. Некоторое время они молчали, утомленные только что пережитым наслаждением.
Наконец Бак прошептал в самое ухо Кристин:
— Сладкая моя, прости, если я был груб. Я так безумно тебя хотел, что не мог сдержаться!
— Ты не был грубым. Я же не стеклянная. Мне поправилось все, что мы делали и как мы это делали.
Она немного передвинулась, устраиваясь поудобнее, и снова обняла его.
Бак приподнялся и, опершись на локоть, вопросительно посмотрел ей в глаза.
— Кристин, — прошептал он, — ты знаешь, кто я. Я не слишком ученый, и мои манеры тоже оставляют желать лучшего. Вся моя собственность — это клочок земли и небольшое стадо быков. Я мало что могу предложить такой женщине, как ты. Но все же, Кристин… ты можешь хотя бы подумать о том, чтобы выйти за меня замуж?
— Мне ничего не нужно, только ты сам. — Кристин прижала ладони к его щекам. — Ты самый лучший мужчина на свете, самый красивый, самый добрый. Не знаю, что бы я делала, если бы ты не предложил мне выйти за тебя замуж… Наверное, мое сердце разорвалось бы. Я буду счастлива стать твоей женой, я хочу всегда быть с тобой.
Лицо Бака совершенно преобразилось, у Кристин даже дух захватило от этого зрелища. Если бы она не знала, что Бак никогда не плачет, она могла бы принять странный блеск в его зеленых глазах за слезы.
— Мы прочно обоснуемся на ранчо, пустим здесь корни. У нас будет много сыновей и дочерей, они подарят нам внуков, — мечтательно проговорила Кристин. — А когда мы с тобой состаримся, то будем целыми днями сидеть на веранде и любоваться горами. Ах, Бак, я так счастлива! Знаешь, кажется, я даже немного благодарна Быстрому Бегу!
Бак припал губами к ее губам, припал долгим поцелуем, чувствуя, как вновь просыпается желание. Когда он оторвался от нее, Кристин сама к нему потянулась, и из груди Бака вырвался вздох, прозвучавший как стоп.
В эту минуту Бак чувствовал себя счастливейшим из смертных.
Глава 25
Это был тревожный день для ранчо «Аконит».
Бонни накрыла на стол, и мужчины молча уселись. Густав был сам на себя не похож; обитатели ранчо с трудом узнавали в нем прежнего Густава, веселого и жизнерадостного парня. Он корил себя за то, что не заметил индейца и позволил ему похитить Кристин.
Бонни же чувствовала себя виноватой в том, что она жива и здорова, в то время как Кристин в опасности, может быть, даже погибла. В ее голове вертелись бесчисленные «если». Если бы она не увлеклась беседой с Густавом, то наверняка услышала бы какой-нибудь шум! Если бы она вернулась в дом вместе с Кристин! А если бы они с братом вообще никогда не приезжали в «Аконит»?..
Накормив мужчин, Бонни пошла проведать новорожденного теленка и накормить Сэма остатками обеда. Быстро проглотив угощение, пес помчался к флигелю, где рассчитывал получить что-нибудь еще и от Тэнди. За последние дни Сэм и Тэнди стали закадычными друзьями — пес мог часами лежать возле койки, когда старик поглаживал его косматую голову.
К вечеру с гор подул холодный ветер. Бонни вышла на веранду. Все вокруг дышало миром и покоем. В неярком вечернем свете, насколько хватало глаз, перед ней открылась картина, казавшаяся олицетворением довольства и счастья. Серо-голубой фон окрестных гор мягко оттенял тусклое золото осенней травы и темную зелень кедров. Бонни вдохнула полной грудью прохладный воздух и позволила себе постоять несколько минут, наслаждаясь пейзажем. Потом вернулась на кухню и занялась стряпней.