Читать интересную книгу Поэмы Оссиана - Джеймс Макферсон

Король повелел, л отправились мы к источнику Кроны:** Тоскар из травянистой Луты и Оссиан, еще юный в битвах. Три барда с песнями шли позади. Три горбатых щита несли перед нами, ибо нам предстояло воздвигнуть камень в память о прошлом. У мшистых брегов Кроны Фингал расточил врагов, он прочь погнал чужеземцев, как ветер морские волны. Мы достигли места прославленного; с гор опустилась ночь. Я исторгнул дуб, что рос на холме, и возжег высокое пламя. Я просил моих праотцев вниз посмотреть из чертогов их облачных, ибо они, носясь на ветрах, озаряются славой потомков.

** Crona - _журчащий_, название небольшого источника, впадавшего в реку Картон. Он часто упоминается у Оссиана, и действие многих поэм происходит на его берегах. Каких врагов разбил здесь Фингал, не говорится. Возможно, это были местные бритты. Пространство между заливами Ферт-оф-Форт и Ферт-оф-Клайд было известно в течение всей древности как место битв и столкновений различных племен, населявших северную и южную Британию. Расположенный там город Стерлинг отсюда и получил свое название. Это испорченное гэльское название Stirla, т. е. _холм_ или _скала раздора_.

Под пение бардов я взял из источника камень. В тине, его покрывавшей, застыла кровь супостатов Фингаловых. Внизу положил я три навершия вражьих щитов, расстоянье меж ними отмерив согласно тому, как вздымалась и затихала Уллина песня ночная. Тоскар в землю сложил кинжал и кольчугу из звонкой стали. Камень мы окружили насыпью и повелели ему вещать грядущим годам.

"Тинистое чадо потоков, подъятое ныне ввысь, вещай бессильным, о камень, когда племя Сельмы исчезнет! Гонимый бурною ночью путник ляжет возле тебя; твой свистящий мох зазвучит в его снах; ушедшие годы воротятся. Битвы встанут пред ним, лазоревощитные короли сойдутся на брань, луна, омрачаясь, взглянет с небес на возмущенное поле. Поутру он очнется от снов и увидит вокруг могилы воителей. Он спросит о камне, и старец ответит: "Этот серый камень воздвиг Оссиан, вождь минувших годов"".

Пришел с Кол-амона бард от Кар-ула, друга чужеземцев.* Он пригласил нас на пир королей в жилище прекрасной Кольна-доны. Мы пошли к чертогу арф. Там Кар-ул, осененный седыми кудрями, просиял, завидя сынов друзей своих, что стояли, как два молодых деревца в зеленой листве.

* Обычаи бриттов и каледонцев были столь сходны во времена Оссиана, что они несомненно составляли первоначально один народ и происходили от галлов, владевших сперва южной Британией, а затем постепенно переселявшихся на север. Такое предположение куда правдоподобнее, нежели праздные домыслы невежественных сенахиев, которые приводят каледонцев из каких-то дальних стран. Голословное утверждение Тацита (которое между прочим основывалось лишь на внешнем сходстве каледонцев с германцами его времени), хоть оно и поколебало некоторых ученых людей, все же недостаточно убедительно, для того чтобы мы поверили, будто древние обитатели северной Британии были германскими переселенцами. Обсуждение вопроса такого рода не лишено интереса, но едва ли принесет пользу. Такие отдаленные периоды настолько окутаны тьмою, что теперь мы не можем утверждать о них ничего определенного. Свет, проливаемый римскими авторами, слишком слаб, чтобы вести нас к истине сквозь мрак, их окружающий.

"Сыны могучих мужей, - он промолвил, - вы возвращаете дни старины, когда я впервые сошел с волны в многоводный дол Сельмы. Я стремился вослед Дут-мокарглоса, обитателя бурь океанских. Отцы наши были врагами, мы сошлись у излучистых вод Клуты. Он бежал от меня по морю, а мои паруса неслись ему вслед. Ночь меня сбила с пути, застигнув среди пучины. Я приплыл к королевским чертогам, к Сельме, где обитают высокогрудые девы. Фингал со своими бардами и Конлох, десница смерти, встретили нас. Я пировал три дня в чертоге и видел там синие очи Эрина, Рос-крану, чадо героев, светоч племени Кормака. Не без чести ушел я оттуда: короли подарили щиты Кар-улу, они висят высоко в Кол-амоне в память о прошлом. Сыны королей отважных, вы возвращаете дни старины".

Кар-ул приготовил дуб пирований. Он снял два навершия с наших щитов. Он положил их в землю под камень, чтобы они вещали геройскому племени. "Когда загрохочет битва, - молвил король, - и нашим сынам доведется встретиться в гневе, племя мое, может быть, взглянет на этот камень, уготовляя копья. "Разве наши отцы не встречались в мире", - скажут они и прочь отложат щиты".

Ночь сошла. Осененная длинными кудрями, явилась дочь Кар-ула. Сливаясь со звуками арфы, голос раздался белорукой Кольна-доны. Омрачился Тоскар на месте своем, увидев любовь героев. Она сошла на смятенную душу его, словно луч на океан мрачно-бурный, когда озарит он, прорвавшись сквозь тучу, пенистый гребень волны.*

* Следующий далее эпизод полностью утрачен или, во всяком случае, передавался так неисправно, что его нельзя включить в поэму.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Поутру мы пробудили леса и устремились по следу косуль. Они полегли у привычных своих потоков. Мы возвращались долиною Кроны. Из лесу юноша вышел со щитом и копьем без острия. "Откуда, - молвил Тоскар из Луты, - сей луч прилетел? Обитает ли мир в Кол-амоне вокруг Кольна-доны, прекрасной владычицы арф?"

"Близ многоводного Кол-амона, - молвил юноша, - Кольна-дона прекрасная прежде жила. Она там жила, но теперь ее путь в пустынях с королевским сыном, с тем, кто сердцем ее завладел, когда блуждало оно в чертоге".

"Чужеземный вестник, - молвил Тоскар, - приметил ли ты воителя путь? Он должен пасть, отдай мне щит твой горбатый". В гневе схватил он щит. Дивно вздымались пред ним перси девы, белые, словно лебеди грудь, плывущей по быстронесущимся волнам. То была Кольна-дона, владычица арф, дочь короля! Прошедшей ночью ее голубые глаза обратились на Тоскара, и любовь ее воспылала.

ДОПОЛНЕНИЯ

ОССИАН В РУССКОЙ ПОЭЗИИ

I

И. И. Дмитриев

ЛЮБОВЬ И ДРУЖЕСТВО

Священно дружество! о коль твой силен глас!

Под тяжким бременем недугов злых страдая,

В унынии души отрад не ожидая,

Уже я навсегда хотел забыть Парнас;

Уже не строил больше лиру;

Не воспевал на ней ни друга, ни Плениру;

Лишь только, на нее взирая, воздыхал

И слезы из очей безмолвно проливал.

Но днесь твои, мой друг, приятнейшие строки,

Как будто животворны соки,

Влияли жар и силу вновь

В мою, уже хладевшу, кровь

И к музе паки обратили,

С которою меня дни мрачны разлучили.

Покорствуя тебе, долг дружества плачу,

Внемли: я петь стихи печальные хочу.

Божественным владевый даром,

Бессмертный Оссиан, высокий сей певец,

Дермида предал со Оскаром

Потомству дружбы в образец.

И в склонностях, и летах равны,

Сии два друга были славны

Согласием их душ и мужеством равно.

Узнав их, всякий мнил, что сердце в них одно.

В сражениях они друг друга защищали

И вместе лавры пожинали.

Примерной дружбы их узла

И самая любовь расторгнуть не могла.

Уллином в мир произведенна,

Комала, красотой небесной одаренна,

По смерти дней своих творца,

Который низложен Оскаровой рукою,

Была назначена судьбою

Пленить героев двух сердца.

Уже они клянут тот день, который славой

Их подвиг увенчал,

Когда толь сильный враг от их меча упал;,

Уже, исполненны любовною отравой,

Во славе счастия не зрят

Их счастие в любви: ее боготворят.

Довольно ль за отца, Комала! ты отметила?

Но, ах! сим тень его лишь больше раздражила?

Героев ты пленя, познала горший плен.

Оскар, которым твой родитель умерщвлен,

Кто б мог вообразить? - Оскар тебе любезен!

Вотще ты хочешь быть сама к себе строга,

Вотще желаешь зреть в Оскаре ты врага!

Увы! среди любви рассудок бесполезен!

"Оскар! - Дермид в слезах ко другу так вещал.

Оскар! кляни меня: я твой соперник стал

Комалу я люблю!.. Но ты пребудь спокоен;

Ты счастлив в ней, я нет...

Вкушай плоды любви, а я оставлю свет;

Умру, слез дружества достоен!

Мой друг! в последний раз ты мне послушен будь:

Возьми свой меч и им пронзи несчастну грудь!"

"Что слышу? - рек Оскар, сугубо изумленный.

Ужель Дермид меня способным чает быть

Кровь друга своего дражайшую пролить?

Бывал ли таковой злой изверг во вселенной?

Дермид! хотя ты мне совместник по любви,

Но я лишь помню то, что ты мой друг: живи!"

"Мне жить? Ах, нет! мне век уж не прелестен.

Рази меня, доколь невинен я и честен!

Рази!.. Иль хочешь ты меня толь низким зреть,

Чтоб выю я простер под недостойну руку,

Дабы со срамом умереть?

Оскар! не множь мою ты муку,

Дай смерть рукой своей, и верь мне, что она

Пребудет для меня и для тебя славна".

"Дермид! ты требуешь... О, горестная доля!..

Зри слезы... Что сказать? Твоя свершится воля...

Но что! ужели ты с бесславием умрешь?

Как агнец, выю сам под острие прострешь?