Мы узнали об этом, когда сделали остановку в странноприимном доме придорожного аббатства. Ведь Джудит, хотя и держалась из последних сил, все же была слабой женщиной, и ей требовались отдых и сон. Мы вынуждены были делать эти остановки в пути, и вышло так, что люди ее отца опередили нас. Я понял это из болтовни монахов-прислужников и решил, что для нас теперь было бы гибельным явиться к Ричарду Йорку, который наверняка примет сторону оскорбленного отца.
Всю ту ночь я не сомкнул глаз, и к рассвету решение созрело. Когда Джудит проснулась, я ошеломил ее, сказав, что теперь единственный для нас выход – повернуть коней и ехать искать защиты у Ланкастеров, то есть у заклятых врагов Йорков. Это значило окончательно распроститься со всеми, кто нам близок, но я объяснил Джудит, что иного выхода у нас нет, и она согласилась со мной.
Так я стал ланкастерцем, одним из самых верных приверженцев Алой Розы, ибо я никогда не смогу забыть, какое участие приняла в нашей судьбе королева Маргарита, какую милость оказала она мне и моей супруге. Конечно, ей лестно было привлечь на свою сторону такого известного йоркиста, каким был я, но, так или иначе, мы увидели столько добра от этой государыни, что поклялись никогда не изменять ей. Я оставался с моей королевой до конца. Верен я Ланкастерам и ныне. И молю Бога о том времени, когда они вновь добьются успеха и я смогу предложить им свой меч.
Саймон Селден умолк. Анна смотрела на него как зачарованная. То, что этот веселый человек был главным участником таких романтических событий, казалось ей поразительным. Сэр Саймон нравился ей. Легкая посадка прирожденного наездника, ослепительно сверкающие в улыбке зубы, даже его негромкий сипловатый голос – все нравилось Анне, и она невольно позавидовала дочери лорда Ховарда, которая пережила такое чудесное приключение со счастливым концом.
Филип Майсгрейв спросил:
– А разве граф Суррей позже не преследовал вас, не пытался мстить?
– О да! Первое время мой знатный тесть так и пылал жаждой мести. Но ведь мы находились под покровительством Маргариты Анжуйской, и ему пришлось смириться. Однако он не простил ни свою непокорную дочь, ни меня. Граф проклял нас, запретив кому бы то ни было из своей семьи поддерживать с нами связь. Моя супруга несколько раз писала родным, но это ни к чему не привело. Гордый граф отказался от дочери и велел вычеркнуть ее имя из родовых грамот семьи Ховардов. Запрещалось даже произносить ее имя при Ховардах. Впрочем, с тех пор прошло слишком много времени, чтобы они вспомнили старое и вновь начали мстить.
Анна улыбалась, слушая Селдена, а Майсгрейв продолжал допытываться:
– Но разве не тосковала ваша супруга по своей семье, по близким и по тому высокому положению, которое было уготовано ей по праву рождения?
Саймон Селден повел плечом.
– Об этом один Бог знает. Но, клянусь правой рукой, она ни разу не дала мне понять, что это тревожит ее. Да и некогда ей тосковать. Джудит Селден полноправная хозяйка в Эрингтоне, дел у нее всегда хватает, да и заботы о дочерях отнимают много времени. – Он улыбнулся, глядя вдаль. – За тринадцать лет она родила мне семерых девчонок.
Анна невольно ахнула, а Майсгрейв покачал головой. Селден же расхохотался.
– Да-да! Семь невест под крышей старого Эрингтона и ни одного наследника мужского пола, которого я назвал бы Эдмундом, ибо еще со времен саксонских королей в нашем роду принято называть старшего сына именем этого святого, покровителя нашей семьи.
Он негромко продолжал:
– Но я люблю своих девчонок. Старшую, которая родилась, когда мы еще кочевали со двором Генриха и Маргариты, Джудит назвала в честь нашей благодетельницы королевы, и великая государыня, узнав об этом, оказала нам благодеяние, став крестной матерью малютки. Остальных же девочек я назвал по имени саксонских святых и королев – Хильда, Эдит, Эмма, Этгита и Эльфрида. Только нашей младшей я дал имя Джудит, ибо ни одна из наших дочерей так не похожа на свою мать, как эта малютка. А сейчас леди Селден снова на сносях, и я надеюсь, что теперь-то небеса смилостивятся и у меня будет наследник. Должен же когда-нибудь прекратиться этот поток невест, иначе мне придется породниться со всем Оксфордширом!
Анна смеялась, слушая его. Ей редко доводилось встречать такого жизнерадостного и счастливого человека. Его бьющая через край энергия проявлялась в каждом жесте, в каждой улыбке. Он говорил и смеялся так заразительно, что Анна невольно забыла о своей усталости и тревогах. Даже суровое чело Майсгрейва разгладилось, и он тоже улыбался, слушая Саймона Селдена.
А тот вдруг приподнялся на стременах и радостно воскликнул:
– Клянусь правой рукой, мы уже у цели! Взгляните, вон виднеется мой старый Эрингтон!
И кивком указал на зубчатые башни, синеющие между кудрявыми древесными кронами.
23
Замок счастья
Рассказанная рыцарем Саймоном история казалась Анне похожей на романтическую сказку, где любовь преодолевает все преграды и счастливые возлюбленные соединяются. Солнечный день, красноречие собеседника, взгляды Майсгрейва, которые Анна порой ловила на себе, – все это навевало ощущение праздника. Однако когда они въехали в лес, солнце скрылось и ветви зашумели под порывами ветра, пришлось возвращаться к действительности. Обоз неспешно продвигался по бугристой дороге, и повозки то и дело увязали в жидкой грязи. На одном из ухабов повозку, в которой лежал Оливер, так тряхнуло, что раненый не смог сдержать невольного крика. Анна тут же оказалась рядом.
– Потерпи еще немного, мой славный Оливер. Все будет хорошо. О тебе позаботятся добрые люди, и, даст Бог, все обойдется.
Юноша поднял на нее помутневшие глаза.
– Что обойдется? – облизнув пересохшие губы, спросил он, указывая на изувеченную руку с окровавленной повязкой. – Что обойдется? Теперь даже если я и не умру, то навсегда останусь никому не нужным жалким калекой и, увы, больше никогда не испытаю, как бьется сердце в предчувствии битвы, никогда не согрею ладонь о рукоять меча!
Сойдя с лошади, Анна села подле Оливера и вытерла выступивший на висках юноши пот.
– Не гневи Бога, Оливер. Ты остался жив, ты среди друзей. Я понимаю, какая боль терзает твое тело и рвет сердце. Но почему ты решил, что никогда не сможешь сражаться? Я помню, в войске моего отца был солдат, у которого правая рука была отрублена едва ли не по плечо, но, держа меч левой рукой, он бился не хуже прочих и иной раз творил настоящие чудеса. А на увечной руке у него был железный крюк, которым он ловко удерживал щит.
Оливер повернулся к девушке:
– А как был устроен этот крюк?
Анна улыбнулась. Для этого юноши не было ничего желаннее битвы. Она вспомнила, как не раз слышала от Майсгрейва, что искусство владеть мечом у Оливера от Бога и, несмотря на молодость, он может справиться с куда более опытным противником. Анна постаралась хоть как-то подбодрить и успокоить юношу, придумав этого никогда не существовавшего однорукого воина.