Звон и грохот сошедшихся клинков и выстрелов сотрясли воздух на сотню шагов, стирая границы между языками, попросту заглушая все иные звуки, кроме всеобщей песни войны.
Между тем на возвышении застыла батарея из двадцати пушек, возле которых суетились артиллерийские расчеты, спешно заряжая орудия. Канал ствола уже давно прочистили, пороховой заряд в снаряде давно дожидался запальника, и вот, наконец, последний расчет закончил запихивать в орудие снаряд, закрепив его пыжом и насыпав в затравочное отверстие пороховую смесь. Тут же, рядом с орудиями, застыли запальщики, ожидая команды офицера.
– Пали! – едва слышно донеслось до передовой линии сражающихся.
Над головами витязей пронеслись новые снаряды и тут же врезались в середину взбирающихся на холм новых кавалеристов. Центр шведской конницы будто выкосило, оставив после взрыва истерзанные картечью людские и лошадиные тела, перегородившие проход остальным шведам. Не чувствуя поддержки от своих войск, первая линия кавалерии подалась назад, отступая для перегруппировки, но новые залпы фузей, произведенные практически в упор, окончательно смешали ряды шведов. Их последняя попытка построиться для новой атаки окончилась провалом, когда в застывшие линии врезалась пара «кубышек», попутно убив командира шведского кавалерийского отряда.
– Отступают! – радостно закричал кто-то из витязей, и его тут же поддержал хор из десятков голосов.
Оглядев поле боя, Прохор увидел, что, как они ни старались свести потери к минимуму, на земле после боя осталось лежать чуть больше десятка тел молодых воинов, отдавших жизнь за свою Родину. Переведя взгляд чуть ниже по склону, командующий полком увидел, что там лежат на земле чуть ли не три сотни воинов противника, часть которых еще шевелились.
За спинами витязей, спешившись, перевязывали раны драгуны, рядом с ними стояли витязи, приготовив чистые бинты.
– Надо бы им помочь, – заметил кто-то из лейтенантов, смотря, как какой-то раненый швед старается подняться на ноги, но обрубок ноги не позволяет ему это сделать. Не умерший от болевого шока швед раз за разом падал на алую землю, пытаясь встать с таким упорством, словно от этого зависела его жизнь.
– Собираем наших ребят и выступаем к городу, – зло бросил Прохор, сжимая кулаки и отворачиваясь в сторону от ужасной картины.
В уголках карих глаз майора появились капельки слез, видеть гибель своих братьев всегда тяжело, но еще тяжелее становится оттого, что ты понимаешь: этих смертей не избежать и в скором времени их будет еще больше. Однако это не значит, что он будет прощать гибель своих братьев!
– Не по-христиански это… – попробовал возразить кто-то из драгун, но напоролся на холодный взгляд командира и тут же замолчал.
Прохор же пошел к сложенным на телегах телам. Подошел к каждому из погибших и подолгу внимательно всматривался в лицо каждого, запоминая его навсегда.
Осматривая последнего мертвого витязя, он увидел желтоватый клочок бумаги, выглядывающий из нагрудного кармана молодого воина. Аккуратно достав листок, майор развернул его и увидел на залитой кровью бумаге неровные, прыгающие строчки:
Жизнь нас ломала, Но мы не сдавались И каждый день За «соломку» держались. Бывало, уж помощи Ждать неоткуда, Но мы все равно Держались друг друга! Настанет день, А может, час, И каждый скажет: «Честь дороже нас!» Накроет прахом Тень времен, Но всякий знает: Мы не уйдем! Для нас присяга Не пустое слово! И клятва верности, Ведущая единой дорогой… Все наши жизни Принадлежат России, Ведь вера и Родина Для нас едины![4]
Прочитав их, Прохор бережно сложил листок пополам и убрал к себе в карман, чувствуя, как на щеках остаются мокрые дорожки скупо капающих из глаз слез…
* * *
24 июня 1709 года от Р. Х.
Полтава
Ровные ряды солдат в зеленых мундирах необычного покроя входили в раскрытые ворота города, следом шли возы с ранеными и мертвыми воинами, за ними медленно втягивались подводы с орудиями.
Пришедшее в город подкрепление встретил сам комендант города – полковник Келин. Рядом с ним стоял среднего роста человек, с казацким чубом, в полковничьем мундире.
– Полк Русских витязей прибыл в подчинение коменданту города! – отрапортовал Прохор стоящему напротив него начальству, после того как последний воин замер в шеренге перед воротами.
– Хилые воины пошли у великороссов, – с сарказмом сказал казак, смотря на запыленную форму витязей.
– Да? А вы пошлите кого-нибудь под балку съездить, что в восьми верстах отсюда, – спокойно сказал майор Митюха, лишь карие глаза его опасно сузились. – Глядишь, мнение-то и поменяется.
– Посмотрим, никуда не денемся, – заверил Прохора казак, подзывая к себе кого-то из ближайшего окружения.
– А что, здесь уже нет коменданта, раз кто-то берет на себя смелость без его слова что-то решать? – удивился командир витязей, смотря в глаза полковнику Келину.
– Нет, комендант здесь есть, просто Иван немного забылся, – хмыкнул полковник, глядя, как казак покрывается алой краской.
«Неправильное начало какое-то, – вздохнул про себя Прохор. – Надо будет исправлять. Обязательно надо исправлять!»
– Позволите лично посмотреть, что там такого увидели, хм, витязи, господин комендант? – спросил казацкий полковник у своего командира.
– Конечно, господин полковник, думаю, сегодня шведов ждать не следует, так что можно позволить себе легкую прогулку, – улыбнулся Келин, поворачиваясь к полковнику. – Пожалуй, нам стоит пройти ко мне в кабинет, майор. Ваших людей проводят на постой.
Митюха ничего не сказал, лишь кивнул. Повернувшись к своему полку, посмотрел на заместителя, капитана Панова, который только качнул головой: мол, я все понял. Рука Прохора медленно опустилась в карман, нащупала клочок бумаги и сжала его, чувствуя, как проходит начавшаяся было дрожь.
«Успокойся!» – приказал сам себе витязь, поднимаясь с полковником Келиным вверх по улицам города.
– Напра-во, шагом марш! – скомандовал за спиной Прохора его заместитель, переговорив с подошедшим к нему квартирмейстером.
Колонны витязей пошли в ногу за капитаном, каждый из молодых воинов смотрел перед собой, думая о чем-то своем. Лица витязей, полные решимости, заставляли встречающих их горожан и солдат осажденного города отводить глаза.
Между тем Прохор шел за комендантом города и думал о том, что передал ему царевич в тот момент, когда отъезжал от бригады, поворачивая на дорогу, ведущую в Азов.
– Пойдем со мной, Прохор, проводишь меня перед долгой дорогой, – улыбнулся витязю его высочество, пуская коня в сторону от неторопливо движущихся войск.
– Конечно, Старший брат, – ответил командир полка Православных витязей.
Пыль взлетала маленькими облачками из-под копыт пары медленно едущих коней, тут же оседая обратно. Ровные шеренги солдат шли по Смоленской дороге, весело перешучиваясь по пути, кто-то запел походную песню, тут же подхваченную десятками голосов.
– Красиво поют, – сказал царевич Алексей, о чем-то задумавшись.