– Все нормально, если про голову забыть, – отвечаю ему, чувствуя, как внутри больной головушки взрываются мириады звезд.
К горлу подступил неприятный комок. «Мне только сотрясения не хватало!»
– Где мы находимся?
– Наши корабли разметало по морю, ваше высочество. «Зверь» не в состоянии продолжить плавание, у него пробоина; пока его не отремонтируют, из бухты он не выйдет, – ответил Егор.
– Так, ясно…
Оглядываюсь и вижу, что лежу на песчаном берегу, вокруг валяются баулы и сундуки с вещами, рядом в небольшой бухточке замер наш барк с отломленной бизань-мачтой.
– Хорошо, что вообще целы остались…
– Да, это точно, – нервно облизал губы гвардеец, вспоминая недавнюю битву со стихией.
– Капитан говорил, где мы сейчас находимся?
– Извините, ваше высочество, я не узнавал…
– Ничего, все в порядке, я сам переговорю с капитаном Мироновым.
В голове продолжают бить колокола, в горле противная горечь, того и гляди мой вчерашний ужин попросится наружу, но пока, слава богу, этого не происходит. Так что не без помощи Егора встаю на ноги, собираясь идти к капитану корабля.
Он сам, если меня не обманывает зрение, расположился на самом берегу, в надежде выискать бухту понадежнее. Видимо, барк действительно хорошо потрепало, если уж капитан не решается вести его в ближайший порт. Барк слегка накренился, видимо, течь сильная, если наш корабль готов завалиться набок.
С каждым шагом в голове гулко проносится эхо тревожного колокола. Определенно, последствия удара головой не самые приятные.
– …Мать твою, Ефим! Я тебе что говорил?! А?! Я тебя спрашиваю!
Не доходя до капитана саженей двадцать, увидел такую картину: стоит молодой матрос, нервно теребящий свой платок, а возле него капитан. Злой голос капитана и виноватое лицо матроса явно указывали на то, что произошел какой-то инцидент, и явно не из приятных.
– Дык откуда я знал, ваша милость?
– Чего ты не знал? Что углы на сундуках надо прикрыть?! Тогда тебе нечего делать на моем корабле! Пошел вон, собака!
Казалось, еще немного – и капитана хватит кондрашка, как в народе называют эпилептический удар.
– Но…
– Это еще его высочество не знает! Иначе точно на рее вздернет! Пошел вон с глаз моих долой!
Матрос понуро направился прочь от взбешенного капитана Миронова, тот же остался стоять на месте, о чем-то усиленно думая. Моего приближения он явно не видел, да и как увидишь, если я иду со спины?
– Капитан, что случилось? – спрашиваю тридцатилетнего Миронова.
По спине капитана барка пробежала едва заметная судорога. Медленно, словно приговоренный к смерти, он повернулся ко мне. На лице красные пятна, под глазами синие мешки – видимо, он вовсе не ложился спать.
– Ваше высочество, – кланяется он.
– Ну же, Дмитрий, говори, что такое случилось, из-за чего ты бедного матроса чуть на тот свет не отправил? – улыбаюсь капитану.
Все же тошнота и головная боль постепенно проходят; странно, конечно, что так быстро. Но жаловаться на сие глупо, так что вместе с уходящими личными неприятностями ко мне понемногу возвращается хорошее настроение.
– Во время шторма посол его величества государя-батюшки Петр Андреевич Толстой ударился об угол одного из стоящих в его каюте сундуков…
– И?.. – слегка сжимается сердце от плохого предчувствия.
– Он умер, – коротко, по-военному, отвечает Дмитрий, глядя мне в глаза.
– Мне надо осмотреть его каюту и, конечно же, сундук, о который он ударился.
– Сию секунду! – облегченно выдыхает капитан.
Да, увы, как ни жаль замечательного человека, но и такое может быть, сам чуть богу душу не отдал. Так что вариант со смертью от сундука, как бы нелепо это ни звучало, все же можно рассмотреть, да и лгать мне капитану не с руки. Но как бы то ни было, надо организовать хотя бы видимость расследования.
После осмотра «орудия убийства» мы с капитаном Мироновым отправились обратно на берег, куда уже переправили все вещи дипломатической миссии, в том числе семь небольших сундучков с золотыми монетами и один – с драгоценными камнями. Конечно, для обычной поездки этих денег слишком много, но государь также требовал нанимать мастеров и офицеров на службу в Россию, а если повезет, то и заложить на какой-нибудь верфи фрегат-другой.
Однако сейчас, когда получается, что в силу случившегося несчастья во главе сильно сократившегося посольства остался я один, то мне все карты в руки. Да и сам Петр говорил о том, что я могу посещать те страны, которые считаю нужным, вот только вопрос: что мне делать дальше? В моем распоряжении вместо трех кораблей остался всего лишь один, да и тот никуда не годен, по крайней мере, в ближайшем времени. А вот его-то мне терять ни в коем случае нельзя, необходимо как можно скорее попасть обратно в Россию.
Что мы имеем в итоге? Во-первых, полную свободу передвижения и заключения хоть сколько-нибудь нужных договоров, во-вторых, денежные средства для осуществления всех этих передвижений и, в-третьих, всю полноту власти как полномочного посла. Хм, неплохо, вот только без кораблей отсюда не выбраться. Насколько я правильно понял нашего капитана, мы попали на Сицилию, оказавшись прямо посередине между Мессиной и Катанией. Откуда ему это известно, я допытываться не стал: не до этого сейчас, признаться честно.
Из числа всего посольства, которое плыло во Францию, в моем распоряжении на данный момент находятся боярин Долгомиров и боярин Бирюков, остальных же пятнадцать служивых и дворовых людей посольства мы, как видимо, потеряли. Выходит, что если посчитать нас всех вместе, с моими гвардейцами, прислугой и людьми бояр, то всего получается двадцать семь человек. Хм, не так уж и мало, могло быть и хуже.
Решение пришло само собой, спонтанно. Если говорить кратко:
– Капитан, мы отправляемся в Мессину; в случае же если на горизонте появятся наши корабли, пусть идут следом за нами в город. Тело Петра Андреевича Толстого остается с вами, я постараюсь сразу же прислать за ним корабль: негоже русскому человеку на чужбине быть похороненным. Если же в течение следующего дня корабля не будет, то, мне кажется, батюшка Арсений не откажется воздать должные почести верному сыну России и исправно отстоит службу.
– Как будет угодно вашему высочеству, – склонил голову Миронов, признавая мою правоту.
Больше ничего не говоря, иду обратно к гвардейцам, рядом с которыми лежит куча вещей. Рядом расположилась пара бояр со слугами. Не желая терять времени, приказал всем собираться, благо десяток коней на барке остался, так что путешествие не должно оказаться слишком уж суровым. Вот только телег для скарба нет, все остались на других кораблях, но это уже мелочи, как-нибудь переживем сие неудобство, все же в первом городке все купить можно.
Через час наше сильно уменьшившееся посольство было готово тронуться в путь. Ну а так как указания капитан Миронов уже получил, вместе с моим письмом для государя, то и задерживаться на берегу смысла попросту не было, тем более что солнце начало немилосердно припекать. Так что к полудню наша небольшая колонна тронулась в путь.
Отъехав всего на пяток верст, я заметил, что ландшафт плавно изменился, местами вдалеке виднелись пологие холмы, рядом с ними часто росла какая-нибудь рощица, в которой даже если захочешь устроить засаду, то только с помощью дополнительных насаждений, про которые здесь мало кто мог бы додуматься. Не тот век, не то время…
Плавная размеренная поездка заставляла задумываться обо всем, кроме нее самой; не знаю почему, но мысли о предстоящей ответственности угнетали. Желая получить больше возможностей, я по-прежнему хотел оставаться самим собой, быть хозяином самому себе, однако, как я успел убедиться, власть имущие далеко не так свободны, как описывают историки и современники. Как бы то ни было, именно наиболее рьяные, занятые делами по уши государи, канцлеры, премьер-министры оставили в истории наиболее значимый след, пускай не всегда приятный, но все-таки видимый потомкам.