В дверь постучали, и вошел Гамил.
- Гамил, твой юный друг уже уходит. Позаботься о том, чтобы с ним вместе ушла девка, именуемая Меган.
- Но...
- Делай что велено, Гамил. - Архиепископ почти дружески помахал на прощание Хвату. - А ты, Хват, помни, что я сказал: ни звука.
XXI
- Пойдем же, Джек, - сказал Таул. - Чего ты остановился?
На лицо Джека легла бледная полоса светившейся сквозь туман луны.
- Таул, я чувствую. Камень - он пульсирует, точно сердце. - В голосе Джека слышался страх и что-то еще: недоумение, быть может.
Таул тронул его за руку:
- Пошли.
Они только что нашли туннель, ведущий на вершину утеса. Они кружились по берегу битых два часа, ища, где бы подняться. Но скалы были отвесными и скользкими от покрывшего их тумана.
Туман пришел с моря еще до наступления темноты. Выросший на болотах Таул привык к туманам, но прежде он не видел ничего подобного. Этот туман не наползал, не клубился, не густел постепенно - он надвинулся стеной, такой же плотный, как волны, над которыми катился. Он знал, что делает. Он не сопровождал ночь - он создавал ее.
Когда двое друзей вошли в туннель, вырубленный в скале, туман последовал за ними. Таул даже в темноте видел, что впереди тумана нет. Туман был только позади - он поднимался за ним и Джеком на вершину утеса.
В туннеле стоял жестокий холод. Камень под ногами был влажным и скользким: из всех трещин сочилась вода, разливаясь на плоских низинах. Каждый шаг требовал осторожности. Свод то заставлял пригибать голову, то взмывал ввысь, рождая эхо, а временами сквозь него виднелось небо.
Темнота здесь была особого свойства. Таул не сразу понял, что в ней не так, но по мере восхождения разобрался. Мокрый камень пола, потолка и стен не просто отражал случайные проблески луны - он светился. Не настолько, чтобы рассеять тьму, но достаточно, чтобы изменить ее природу.
Таул содрогнулся. Жажда и голод мучили его, а тело болело в ста различных местах. Оглядываясь на Джека, он видел отражение собственных чувств: страх, ожидание недоброго и сильное желание, чтобы все это поскорее закончилось. На двоих у них имелся один нож - один-единственный.
Они уже довольно долго шли вверх, и Таул был уверен, что скоро они достигнут выхода. Пока что все шло хорошо: им никто не встретился. Возможно, жрецы еще не знают, что они здесь, а возможно, просто затаились в своем храме, как пауки в тенетах. Таул пытался вспомнить, носили ли люди в клобуках при себе оружие. Стражи он точно не видел - но, может быть, жрецы сами способны обороняться? Кто знает? Способны они к этому или нет, но они будут защищать храм до последнего вздоха.
В лицо ему дохнул холодный бриз. Воздух тут был чист и свободен от тумана. Дорога впереди осветилась. Таул опустился на пол, шепнув Джеку: "Ложись". Туннель заканчивался, и теперь следовало соблюдать осторожность.
Они поползли вперед, цепляясь за камень. Туман сзади переместился вверх и висел над ними, как дым над костром. Мокрый камень внизу и густой туман вверху вызывали столь неприятное чувство, что Таул даже усмехнулся. Ему вспомнились ранние утра у его рыбачьей лунки - тогда он тоже лежал в росе и тумане, ожидая поклевки. Это воспоминание, как ни странно, придало ему сил - ведь он никогда не возвращался домой без улова.
Туннель внезапно кончился. Таул так привык к темноте, что лунная ночь показалась ему невероятно светлой, просто ослепительной. Он чувствовал себя словно при свете множества фонарей - открытым и уязвимым. Здесь, наверху, не было тумана, если не считать тонких прядей, выплывающих из туннеля. Отклонившись влево, Таул увидел низкие продолговатые очертания храма. Во рту у него пересохло. Храм был точно таким, каким он его помнил: гнетущим, первобытным, бессловесно говорившим о силе, преодолевшей время. Храм, чуть не погубивший Таула, снился ему по ночам.
Джек подполз к Таулу.
- Мне кажется, будто я уже был здесь, - сказал он тонким, напряженным шепотом.
Таул чувствовал, как натянут каждый нерв Джека, и не знал, что сказать. Джек нуждался в ободрении - но что мог он, Таул?
- Там темно. Это хороший знак, - только и сказал он.
Джек кивнул, точно понял его добрые намерения.
- Что теперь будем делать?
Ветер дул низко над землей, пронизывая тело и колебля короткую траву. Здесь все же было теплее, чем внизу. Таул взглянул на небо - луна склонялась к западу.
- Уже перевалило за полночь. Мне сдается, надо войти туда.
Сначала он собирался выждать еще, но, с тех пор как он узнал, что Мелли попала в руки Баралису, ожидание сделалось для него невыносимым. Ему хотелось делать все как можно скорее. Единственным, что двигало его вперед, было горячее желание скорее повернуть обратно. Он стремился в Брен, к Мелли - и час промедления казался ему длинным, как целая жизнь. Он снял с пояса нож и подал Джеку:
- Вот, возьми.
Джек качнул головой и похлопал себя по груди - Таул впервые заметил, что камзол у него порядком раздут.
- Камни, - пояснил Джек. - Может, лучник я неважный, зато камни кидаю будь здоров.
Таул улыбнулся. Ему снова захотелось сказать что-то, и снова он не нашел слов.
- Ты хорошо придумал, - произнес он, хотя хотел сказать: "Даже в самом худшем случае я обещаю тебе: мы падем вместе, сражаясь".
- Тогда вперед, - сказал Джек, становясь на четвереньки. - Попробуем добраться до храма, пока луна будет за этой тучкой.
Таул устремился за ним.
Задыхающиеся, с ноющими спинами и горящими икрами, они добежали до храма. Тучка под конец подвела их, зато ветер дул исправно, заглушая их топот с преданностью сообщника.
А Джеку еще приходилось бежать, придерживая рукой камни, чтобы они не били его по груди.
Они стояли у храмовой лестницы, переводя дух. Никого не было видно, и свет не проникал изнутри. Все было тихо, только ветер шумел.
Джеку хотелось присесть. Мускулы его бедер еще не оправились после веревки и громко требовали отдыха. Но Джек презрел их, не желая показаться слабым перед Таулом. Прислонившись к стене, он заметил, что камень не такой холодный, каким ему следовало быть. Гранит не должен быть тепловатым на ощупь.
Все на этом острове противно природе: вода, туман и камень. Они действовали Джеку на нервы, точно фальшивая мелодия. Это место сжимало мускулы вокруг его сердца, туго натягивало кожу на лице и делало дыхание учащенным и рваным.
Но было еще одно, чего нельзя было не заметить: ритм острова. Ритм подчинял себе все: волны, набегающие на берег, воду, сочащуюся из скал, сами скалы и даже ветер. Все происходило в такт. Это ощущение становилось сильнее, пока они шли сквозь утес, а теперь, рядом с храмом, оно превозмогло все прочие. Сердце Джека, которое сперва противилось этому ритму, теперь тоже подчинилось ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});