ребенок, а каждый ребенок – будущий взрослый».
Интерес к народным сказкам, который присутствовал в предыдущих книгах, здесь просто проявился в полную силу. В романе «Все мертвые обретут покой» использовались образы похищения детей и злой ведьмы – в связи с фигурирующей в нем убийцей, Аделейд Модин, и большая часть «Темной лощины» тоже основана на клише и обычаях сказок: темный лес, пропавший ребенок, неведомое чудище в этом лесу… Точно так же как и некоторые рассказы из сборника «Ноктюрн» вполне могли бы найти себе пристанище в «Книге потерянных вещей», особенно «Ольховый король» или «Новая дочь».
Да и структурно роман тоже перекликается с элементами предыдущих книг. Я с самого начала использовал сказки, рассказанные внутри сказок, – для развития действия или же для того, чтобы познакомить читателя с прошлым персонажей. В «Книге потерянных вещей» сказки выполняют более тонкую функцию. Хотя вроде бы рассказывают их Дэвиду, на самом-то деле именно Дэвид выбирает их и рассказывает самому себе, инстинктивно распознавая в них подсказки касательно преодоления эмоциональных трудностей, с которыми столкнулся.
– Это книга, которая изначально поощряет чтение как средство взаимодействия с реалиями нашего существования…
– Дэвид создает мир из книг и историй, которые он сам прочел. Посредством этих историй он находит способ облечь свои страхи и своих демонов в какую-то осязаемую форму и таким образом получает возможность справляться с ними.
Я думаю, что сам акт чтения наделяет читателя чувствительностью к внешнему миру, которой иногда может не хватать людям, не имеющим привычки к чтению. Понимаю, это может показаться противоречием: в конце концов, чтение – это настолько интимный акт, что, по-видимому, скорее представляет собой попытку отстраниться от повседневной жизни. Но чтение, а особенно художественной литературы, побуждает нас посмотреть на мир по-новому и более критическим взором. Я всегда верил, что художественная литература действует как призма, улавливающая реальность нашего существования и разбивающая ее на составные части, позволяя нам увидеть их в совершенно ином свете. Она помогает нам проникнуть в сознание других людей, что уже предвестник эмпатии, а эмпатия, на мой взгляд, – это один из главных признаков порядочного человека.
– Можете ли вы представить себя возвращающимся в мир этой книги?
– Даже не знаю… С одной стороны, в этих историях еще так много всего, что можно открыть для себя, и я затронул лишь совсем малую часть этого, но, наверное, есть и другие способы изучить их и прийти к их пониманию. В «Книге потерянных вещей» присутствует своего рода завершенность. Все начинается так, как и должно начинаться, и заканчивается именно так, как и должно закончиться, – по крайней мере, для меня. Я думаю, что эти старые истории всегда будут влиять на меня, но пока что «Книга потерянных вещей» вполне может оставаться самостоятельным произведением. Я написал лучшую книгу, которую только мог написать, будучи тем человеком и писателем, которым себя считаю. И вполне могу ужиться с тем, что я здесь уже натворил.
О сказках, Темных башнях и прочих подобных вещах
Кое-какие заметки о «Книге потерянных вещей»
Румпельштильцхен
В той истории предлагалось угадать имя Скрюченного Человека, но это была его маленькая шутка. На самом деле у него не было имени. Люди могли называть его как пожелают, но он был настолько древним существом, что эти имена ничего для него не значили: Мошенник, Плут, Скрюченный Человек, Румпельштильцхен…
И к чему опять это имя? Не важно, не важно…
Из «Книги потерянных вещей», глава XXIX
Про Румпельштильцхена
Самая важная фигура в «Книге потерянных вещей», не считая самого Дэвида, – это Скрюченный Человек. В романе он частично обязан своей родословной Румпельштильцхену – карлику, который превращает солому в золото для дочери бедного мельника, но взамен требует ее первенца, и только угадав его имя, она может расстроить его планы. Однако в книге «Скрюченный Человек» также упоминается и как «плут», и это определение тоже несет в себе определенный мифологический багаж.
Плуты – это нарушители всех правил и спокойствия, такие как скандинавский бог Локи (который обманом заставил слепого Хёда убить своего брата-близнеца Бальдра веточкой омелы), лис Ренар во французских народных сказках или ворон и койот в историях коренных американцев[8]. Это нарушение правил обычно принимает форму кражи или, как следует из данного определения, плутовства.
Плут, он же прохиндей или пройдоха, – важный архетип, озорное, иногда зловредное существо, которое преодолевает трудности мира, прибегая к обману. Но, несмотря на весь причиняемый им ущерб, он побуждает тех, кто сталкивается с ним, противостоять своим собственным недостаткам и недостаткам общества, в котором они существуют. Другими словами, даже разрушая что-то, такой персонаж приводит к созданию других, лучших структур на их месте. В некотором смысле он символизирует собой ту часть человеческой психики, которая не ограничена условностями, ту творческую способность, которая позволяет нам противостоять нашим проблемам и преодолевать их.
Плут – это также и оборотень, вроде «Тысячеликого героя» Джозефа Кэмпбелла[9]. Это совершенно непотопляемая фигура, которая рождается и возрождается заново и таким образом символизирует мифологию сотворения мира, имеющую самое тесное отношение к христианству и возможности вечной жизни. Этот персонаж неотъемлем от символов часов и времени (песочных часов в случае с «Книгой потерянных вещей»), а зачастую выступает и в роли рассказчика, что в «Книге потерянных вещей» придает ему большую часть его силы.
Источники
Хотя самой известной версией «Румпельштильцхена» остается версия братьев Гримм, впервые опубликованная ими в 1812 году, существуют также английские, итальянские и шведские вариации, и у этого персонажа много имен, в том числе Тителитури, Панциманци, Вуппити Стури и Пурцинигеле. Прядение было частью предбрачных испытаний в некоторых сельских общинах, и братья Гримм изменили некоторые моменты исходного материала, чтобы основная нить этого сюжета приобрела более знакомый людям оттенок, если вы простите мой ужасный каламбур. В некоторых устных версиях сказки проблема девушки не в том, что она не способна выполнить свое обещание прясть золото из соломы, а в том, что она умеет прясть только золото. При определенном подходе (разве что исключив желание Румпельштильцхена заполучить ребенка девушки) можно увидеть в карлике довольно доброжелательную фигуру, и некоторые версии сказки позволяют ему в конце ускользнуть целым и невредимым.
Сказка «Румпельштильцхен» также немного проблематична и в том смысле, что в ней достаточно много обмана и жадности, даже со стороны персонажей, к которым мы вроде как должны испытывать определенную привязанность. В конце концов, ведь именно бедный мельник с самого начала втянул свою дочь во все эти неприятности,