Зазвонил телефон.
Ответил Майкл. Он мгновение слушал и затем сказал мягко,
– Никогда не слишком поздно искать искупления. Даже для Вас.
Кто-то весело засмеялся на другом конце телефона.
– Минутку, – сказал Майкл чуть спустя. Он повернулся, держа трубку в руке, и сказал, – Гарри.
– Он, – сказал я.
Майкл кивнул.
Я пошел к телефону и взял трубку.
– Дрезден.
– Я впечатлен, Дрезден, – сказал Никодимус. – Я конечно, ожидал, что Адский Пес устроит хорошее представление, но Вы меня удивили. Ваши навыки развиваются весьма быстро. Тесса в ярости.
– Я устал, – ответил я. – Ты собираешься говорить о деле или нет?
– Ну, я не звонил бы иначе, – ответил Никодимус. – Но давайте сделаем это немного проще, а? Только Вы и я. У меня нет никакого желания втягивать преступный мир Чикаго или остальную часть Белого Совета в это небольшое уродливое дело. Безопасный проход взаимно гарантируется, конечно.
– Мы уже сделали это однажды, – сказал я.
– И несмотря на то, что Вы предали нейтралитет встречи задолго до того, как я или любой из моих людей предприняли какие-то действия, – который я беру, поскольку очень многообещающий акт на Вашей выгодной партии хочу оказать Вам доверие еще раз.
Я хохотнул.
– Да. Ты – святой.
– Иногда, – сказал Никодимус. – Иногда. Сейчас, скажем, встретимся с глазу на глаз. Поговорим. Только Вы и я.
– Чтобы вы налетели на меня всей бандой? Нет, спасибо.
– Приходи сейчас. Как Вы сказали, я действительно хочу говорить о деле. Если Вы дадите мне Ваше слово безопасного прохода, это можно провести даже на Вашей собственной территории.
– О? – спросил я. – И где конкретно?
– Это не имеет значения, лишь бы никто не заметил меня с Вами, пока Вы носите этот смешной заимствованный ансамбль.
Волосы на моей шее поднялись дыбом. Я чуть-чуть повернул голову. На окнах, выходящих на задний двор Карпентеров, были жалюзи и занавески, но ни одни их них не были полностью закрыты. Кухонные огни превращали окна в зеркала. Я ничего не мог увидеть за ними.
– Ну так что, Дрезден? – спросил Никодимус. – Вы даете мне свое слово безопасного прохода для нашего разговора? Или мне разрешить, чтобы мои люди открыли огонь по прекрасной молодой особе у раковины?
Я обернулся через плечо туда, где Молли вытирала посуду. Она наблюдала за мной уголком глаза, явно заинтересованная разговором, но пытающаяся не показать этого.
Наверное, я не смог бы предупредить кого либо прежде, чем люди Ника могли открыть огонь – и я полагал, что они у него действительно были там. Вероятно, в доме на дереве. Оттуда можно было хорошо разглядеть кухню.
– Хорошо, – сказал я, говоря так, чтобы все там могли услышать меня. – Я даю Вам свое слово безопасного прохода. В течение десяти минут.
– И надежду умереть? – усмехнулся Никодимус.
Я стиснул зубы.
– По крайней мере, мы встретимся.
Он снова засмеялся.
– Держите предмет этой беседы между Вами и мной, и не надо вмешивать никого.
Телефон разъединился.
Чуть погодя кто-то постучал в переднюю дверь.
Рычание Мыша наполнило весь дом, даже при том, что он оставался в гостиной.
– Гарри? – спросил Майкл.
Я нашел свои ботинки и cунул босые ноги в них.
– Я выхожу, чтобы говорить с ним. Следите за нами, но ничего не делайте, если он не начнет. И берегите спину. Последний раз, когда я говорил с ним, он меня просто отвлекал. – Я встал, надел плащ и подобрал свой посох. Потом встретил глаза Майкла и повторил, – Берегите свою спину.
Майкл слегка наклонил голову. Потом посмотрел мимо меня, на окна на задний двор.
– Будь осторожен.
Я вынул свой защитный браслет из кармана плаща и натянул его на запястье, вздрагивая, потому что тащить пришлось через небольшие ожоги.
– Ты знаешь меня, Майкл. Я всегда осторожен.
Я пошел к передней двери и выглянул из окна.
Огни на улице были погашены, за исключением уличного фонаря перед домом Майкла. Никодимус стоял в центре улицы. Его тень растягивалась длинная и темная в сторону от него – в сторону, противоположную той, куда она должна бы падать, учитывая положение света.
Мыш подошел ко мне и встал рядом, как пришитый.
Я положил руку на толстую шею моего пса, ища в темноте снаружи что-нибудь или кого-нибудь еще. Я ничего не видел – но это ничего не значило на самом деле. Там в темноте могло быть что угодно.
Но единственное, что на самом деле было важно, это испуганная маленькая девочка.
– Пойдем, – сказал я Мышу, и мы отправились в снег.
Глава 37
Снова шел снег. С тех пор, как дорожку перед домом Карпентеров очищали в последний раз, выпало пять или шесть дюймов снега. Мои шаги хрустели в тихом зимнем воздухе. Наверно, их было слышно за квартал отсюда.
Никодимус ждал меня, элегантно небрежный в темно-зеленой шелковой рубашке и черных брюках. Он наблюдал, как я подхожу с нейтральным выражением лица, его глаза были сужены.
Я задрожал, когда дыхание холодного ветра коснулось меня, и мои утомленные мускулы угрожали выйти из-под контроля. Черт возьми, ведь это я работал на Зимнюю Королеву. Так каким образом все остальные устроились совершенно удобно в середине снежной бури?
Я остановился в конце Майкловой дорожки и уперся посохом в землю. Никодимус тихо смотрел на меня некоторое время. Тень переместилась, чтобы замаскировать его выражение, и я не мог как следует разглядеть его лицо.
– Что это? – сказал он низким мрачным тоном.
Мыш уставился на Никодимуса, и издал рычание настолько низкое, что некоторые снежинки подпрыгивали от земли вокруг него. Мой пес обнажил свои зубы, показывая длинные белые клыки, и его шерсть поднялась дыбом.
Адские колокола. Я никогда не видел, чтобы Мыш реагировал так, кроме случаев серьезного боя.
И было похоже, что Никодимусу тоже очень не понравился Мыш.
– Ответьте на мой вопрос, Дрезден, – проворчал Никодимус. – Что это?
– Предосторожность против застревания в глубоком снегу, – сказал я. – Он обучен работать сенбернаром.
– Что, простите? – сказал Никодимус.
Я сделал вид, что закрываю одно из ушей Мыша рукой и пояснил театральным шепотом
– Только не говорите ему, что на самом деле они вовсе не носят бочонки с выпивкой на загривке. Разобьете его маленькое сердце.
Никодимус не двигался, но его тень переместилась и легла небольшим бесформенным пятном между ним и Мышом. Его лицо снова стало хорошо видно, он улыбнулся.
– Было время, когда на мое лицо было неприятно смотреть. Я могу задать Вам вопрос?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});