молча: трудно разговаривать, когда ощущаешь время не так, как собеседник. Джилл стала вспоминать месяцы, проведенные в цирке. Всю жизнь, пока не встретила Майка, Джилл жила по расписанию. Школа, колледж, больница — везде царствовали часы. В цирке было по-другому. Несколько раз в день принарядиться и выйти на сцену — вот и вся работа. Майку было безразлично, один раз в день поесть или шесть. У него не было особых претензий на домашний уют. В цирковом автобусе им отводилась своя каморка; они редко выходили за пределы циркового городка. Цирк был уютным гнездом, отгороженным от мира.
В первые дни самостоятельной жизни им приходилось туго. Их узнавали журналисты и просто прохожие, от которых Майк и Джилл спасались бегством. Майк внушил себе другую, более солидную внешность, они перестали бывать в тех местах, где можно было ожидать появления Человека с Марса, и их в конце концов оставили в покое. Однажды, когда Джилл звонила домой, чтобы сообщить новый адрес для писем, Джабл предложил другое прикрытие. Через несколько дней Джилл прочла в газете, что Человек с Марса удалился в один из тибетских монастырей.
На самом деле они удалились в гриль-бар какого-то захолустного городка: Джилл — официанткой, а Майк — посудомойкой. Когда хозяин не видел, Майк применял весьма оригинальный способ мытья посуды. Через неделю Майк и Джилл переехали. Они кочевали по стране, подрабатывая, когда заканчивались деньги. С тех пор, как Майк обнаружил, что существуют публичные библиотеки, они стали ходить в библиотеку чуть ли не каждый день. Майк сделал это открытие в Акроне — раньше он думал, что в библиотеке Харшоу есть все книги мира — и они пробыли в этом городе месяц. Джилл ходила по магазинам и хлопотала по хозяйству: Майк с книгой в руках забывал обо всем на свете.
Потом они прибились к цирку. Золотое было время! Джилл вспомнила, как однажды арестовали парад красавиц. Власти поступили нечестно; менеджер всегда заранее договаривался, как проводить парад: в бюстгальтерах или без, при приглушенном свете или при ярком — и никогда не нарушал уговора. Тем не менее красавиц вызвали в суд и, кажется, собирались посадить. На заседание пришел весь цирк и толпа зрителей, любопытствующих взглянуть на «бесстыжих женщин». Майк и Джилл пристроились в уголке.
Джилл уговаривала Майка не устраивать фокусов, но он уже принял решение. Шериф с наслаждением клеймил «публичное распутство», как вдруг и он, и судья оказались совершенно голыми. Поднялась суматоха; все цирковые сбежали из зала суда. В тот же день цирк уехал в другой город. Майка в чуде никто не заподозрил. Джилл навсегда запомнила, какое лицо было у шерифа. Она мысленно обратилась к Майку, призывая посмеяться над шерифом; марсианин не мог понять, что такое «смешной», а объяснить Джилл не смогла. (В последнее время они стали обмениваться мыслями на марсианском языке).
Они подъехали к отелю. Майк припарковал машину и вернулся к нормальному течению времени. Джилл предпочитала жить в цирковом городке, и чаще всего они так и делали. Лишь иногда Джилл останавливалась в отеле ради того, чтобы посидеть в ванне. Майк не разделял ее непримиримости к грязи, он был не так воспитан, но содержал себя в чистоте, потому что Джилл так хотела. Ему не нужно было ни мыться, на стричься: в требуемое состояние он приводил себя силой внушения.
Погружение в ванну он воспринимал как священнодействие.
«Империал» был старым ветхим отелем, но ванна в их номере оказалась превосходной. Джилл, как только пришла, стала набирать туда воду. Она не удивилась, когда увидела, что уже раздета. Майк знал, что она любит новые вещи, и поощрял ее к их приобретению, выбрасывая старые, надоевшие. Он делал бы так каждый день, если бы Джилл не запретила, сказав, что люди заметят и насторожатся.
— Спасибо, милый! Иди купаться.
Майк был уже голым; Джилл выразила надежду, что он не отправил вещи в перпендикулярное пространство, а разделся по-человечески: ее спутник равнодушно относился к покупке новой одежды. Он считал одежду средством защиты от окружающей среды, причем сам в такой защите необходимости не испытывал.
Они влезли в ванну. Джилл зачерпнула воду рукой, коснулась ее губами и предложила Майку. Это было не обязательно, просто Джилл приятно было напомнить о том, о чем Майк и без того помнил каждую секунду.
— Когда мы ехали в такси, я вспомнила, как ты раздел шерифа. Какой он был смешной!
— Смешной?
— Конечно.
— Где тут шутка? Объясни.
— Это не шутка… и я не могу объяснить.
— Я не увидел ничего смешного, — сказал Майк, — наоборот, от них исходило зло. И от шерифа, и от судьи. Я бы их самих отправил прочь, если бы не знал, что ты рассердишься.
— Майк, хороший мой, — она погладила его по щеке, — лучше было сделать так, как ты и сделал. Они это запомнят на всю жизнь. В их городе по крайней мере пятьдесят лет никого не будут судить за публичный показ обнаженного тела. Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне жаль, что наш номер провалился. Я столько сил вложила в сценарий… а я ведь не сценарист.
— Во всем виноват я, Джилл. Тим сказал правду: я не вник, чего хотят болваны. Но скоро вникну, потому что многому научился у цирковых.
— Мы уже не цирковые, не нужно больше называть людей болванами и даже публикой. Люди — это люди.
— Я вникаю, что они болваны.
— Ты прав, милый, но это невежливо.
— Ладно, буду называть их людьми.
— Ты придумал, что делать дальше?
— Нет еще. Придет время, я буду знать.
Джилл могла не беспокоиться: так оно и будет. Сделав первый самостоятельный выбор, Майк становился все увереннее и сильнее. Мальчик, которому было трудно удержать в руке пепельницу, превратился в мужчину, который одновременно держит на весу и ее, Джилл, и разные предметы. Джилл вспомнила, как однажды их грузовик завяз в грязи. Двадцать мужчин безуспешно пытались его вытащить. Подошел Майк, подтолкнул плечом (сделал вид), и колесо освободилось. Он был уже не так прост, чтобы демонстрировать свои чудеса открыто.
Смит наконец понял, что неодушевленному предмету — например, платью — не нужно быть «недобрым», чтобы его можно было отправить в никуда. Для этого может существовать и другая причина, которую взрослый человек, а не птенец, определяет сам.
Каков будет следующий этап роста? Джилл было просто любопытно, она не беспокоилась: Майк такой положительный