Пока убирали испорченные паруса и ставили новые, «Сабина» успела скрыться. Так ничем закончилась встреча, какую россияне долго искали. Морталис сказал, что пусть лучше встреча закончится разодранными парусами, нежели так, как у англичан, – разбитыми трюмами и растоптанной честью. Эрарий Борхерт не верил собственным глазам, видя, что капер ушел, оставив «Юстус» владычествовать над здешними водами; своим ушам Борхерт верил гораздо больше, когда в порту на кружельском дворе[31] внимал слухам о жестоких деяниях таинственной «Сабины». Месяц нисколько не переживал из-за того, что сражение не состоялось, но он весьма досадовал на свою оплошность – весь день шел под пушками. Хорошо еще, что заплатили за ошибку только марсом и парусами… Проспер Морталис поделился с Месяцем сомнениями: ему показалось в один момент, – когда капер разворачивался, выходя из дрейфа, – будто там, на каперском судне, возле рулевого стоял Гаук… Однако разряжен тот был, как король. Морталис знал, что наряжаться – не входило в обычаи Гаука. И потому сомневался – его ли он видел. На это Месяц ответил, что он за весь день не развеял и собственных сомнений – не развеет и чужих, тем более теперь, когда «Сабина» уже далеко…
У южной оконечности острова Борнхольм россияне присоединились к каравану из пяти судов, среди которых были два француза, два голландца и англичанин. Корабли следовали в Нарву, где за свои товары рассчитывали взять превосходную российскую натуру: мед, воск, лес, пеньку, пушнину и иное. Под флагом торгового города Любека «Юстус» занял в караване место замыкающего.
До острова Готланд плавание проходило спокойно. Дули благоприятные западный или юго-западный ветры. Ни одна тучка не омрачала ясного небосклона; ни один парус на горизонте не тревожил купцов. После Готланда же стали попадаться встречные суда, в основном те, что шли из Ревеля в Данциг; но также видели и двоих датчан, следующих из Нарвы до Копенгагена, и говорили с ними. Датчане сказали, что прошли самую опасную часть пути, и Бог их миловал – в море все было тихо. Купцы из каравана боялись шведских каперов, о которых много слышали и которых вернее всего можно было встретить в этих водах – от Готланда до Ингерманландии. Купцы спрашивали датчан, что говорят о каперах в Нарве. Датчане отвечали, что меркаторы в Нарве не напуганы особо, – ни россияне, ни гости. Однако поговаривают, что швед частенько дает себя знать: многие суда приходят в порт обстрелянные или ограбленные, некоторые не доходят вовсе. Меркаторы, терпящие убытки, бранятся, но не столько на каперов, сколько на правителей своих государств за то, что те не способны навести в море порядок, а пошлины берут. Но все это слухи, так как сами датчане не видели в Нарве обстрелянных либо ограбленных судов, равно как не видели и каперов.
Немного успокоенные, купцы продолжали плавание. Надеялись на удачу, на случай, на Провидение, на легкие паруса и попутный ветер, на амулеты, на пушки, которых у каждого было по две или три, а более всего – на когг «Юстус», имевший довольно грозный вид и многочисленную команду, похожий более на военное судно, нежели на торговое.
Однако кого боялись купцы, на того и нарвались… Следующие, с кем они встретились посреди моря, были три военных шведских корабля: трехмачтовый флагман «Эстерйётланд» и два небольших двухмачтовых пинка – «Энгельбрект» и «Фрекен». Издалека было видно, что на каждом из этих судов установлено не менее десятка орудий. И намерения этих волков ни для кого не являлись тайной.
Как только купцам стало понятно, чьи корабли появились перед ними, строй их смешался. Растерянность – это было худшее в их положении, ибо делало из каравана нечто похожее на стадо домашней живности, с коим легко управляются две или три собаки; к тому же растерянность могла свести на нет их главное преимущество – попутный ветер. И пока это преимущество еще было на их стороне, пока шведские каперы не очень приблизились, россияне взялись за дело. Купцы, с радостью согласившиеся подчиняться Месяцу, зарядили свои немногие пушки и, обнадеженные, внимали его словам… Месяц указал им на правильный каперский строй: путь каравану пересекал легкий «Энгельбрект», на некотором отдалении от него и чуть сбоку шел «Эстерйётланд», и позади них на таком же расстоянии следовал пинк «Фрекен». Далее Месяц сказал, что если купцы будут действовать слаженно и уверенно, то им не только удастся прорваться, но они смогут еще и дойти до Нарвы без потерь. И наконец он объяснил им на щепках то, что задумал, глядя на корабли. У купцов появилась вера в успех.
Предприняли же они вот что… Разделившись на две колонны и выжимая из парусов всю тягу, на какую те только были способны, купцы пошли на прорыв в промежутки каперского строя. Французы и англичанин устремились в разрыв между флагманом и пинком «Фрекен», а «Юстус» и два голландца направились наперерез флагману, причем голландцы расположились так, чтобы ни с «Эстерйётланда», ни с «Энгельбректа» невозможно было рассмотреть в подробностях когг «Юстус» и чтобы вооружение его явилось для каперов полной неожиданностью. Все шло точно по задуманному. Шведы, уверенные в своей мощи, видели в купцах нетрудную для себя добычу и поджидали их, возможно удивляясь, почему те до сих пор не кинулись в разные стороны, а отважились на прорыв… В условленный момент Месяц подал голландцам знак, и они сразу замедлили ход; тем временем «Юстус» на всех парусах вырвался вперед. И, наверное, при виде его внезапно открывшихся орудий не у одного шведского моряка взволнованно забилось сердце. Месяц сказал россиянам и эрариям, что прекрасная «Сабина» несколько дней назад преподала им хороший урок и теперь им должно тот урок припомнить и использовать. При этом оглушительно громыхнули все пушки левого борта «Юстуса», отчего когг дрогнул под ногами моряков, а картечь, посланная им, привела в полную негодность основные паруса «Эстерйётланда».
Шведский флагман, не ожидавший такого поворота дела, не мог достойным образом ответить «Юстусу», так как был обращен к нему форштевнем; пара погонных орудий не причинила коггу сколько-нибудь заметного вреда, а угол поворота для его бортовых пушек был слишком остер. «Эстерйётланд» пальнул по голландцам, но не доставил им бед, потому что они в данный момент дрейфовали довольно далеко от него. «Юстус» же, используя все то же преимущество в ветре, уже бил с правого борта по узкой корме и косым парусам «Энгельбректа», делая его неуправляемым.
Тем временем пинк «Фрекен» очень досадил одному французу умелой пушечной атакой: из ахтеркастля французского корабля он сотворил сущее безобразие и почти у основания срезал фок-мачту – она вместе с комком-парусом лежала теперь поперек палубы, а верхний конец ее с оборванными вантами мок в воде. Другой француз и за ним британец заходили к пинку с его разряженной стороны – пушечным и ружейным огнем они показывали ему, что и на другом краю Европы умеют неплохо сражаться.