Читать интересную книгу Наполеон - спаситель России - Андрей Буровский

Сцена, конечно, мрачная и тяжелая. Деятели «осво­бодительного движения», начиная с декабристов, делали свои выводы — про несчастный забитый народ, царских сатрапов и вред самодержавия.

Но ведь получается — у царя были основания видеть в мужике эдакого «внутреннего француза», символически одолеть которого — тоже доблесть. И современники собы­тий могли читать эту сцену именно так.

«Вторая пугачевщина» скрывалась, как страшный сон, но ведь уж участники событий прекрасно знали: крестья­не вовсе не были поголовными и рьяными патриотами, вовсе не стремились любой ценой защищать царя, свое­го батюшку. Получается: в час торжества, на параде по случаю победы, прорывается загнанное в подсознание, но известное современникам: победа 1812 года имеет от­ношение только к русским европейцам! Русские тузем­цы — вовсе не победители в этой войне, и к тому же далеко не все они — ее участники. 90% русского простонародья в войне 1812 года не участвовало!

Война с Наполеоном в 1812 году вошла в историю как Оте­чественная война 1812 года. Под этим псевдонимом ее про­ходят во всех программах по русской истории, и в школах и в вузах, так названа она и в галерее 1812 года в Эрмитаже.

Образованная верхушка великороссов, европейский русский народ, навсегда запомнил 1812 год. 1812 год остался в народной памяти как час торжества русского оружия, час патриотического подъема, героических свер­шений. И как время напряженной героической борьбы, время пожаров над Смоленском и Москвой, общего напря­жения в борьбе с внешним врагом... Это отношение освя­щено колоссальными потерями народа: слишком большой кровью полита эта победа.

Пафос борьбы, смерти, победы, преодоления, освяще­ние ее кровью чуть ли не двух третей трех мужских поко­лений — неотъемлемая часть русской культуры на протя­жении ста пятидесяти лет. Еще автора этих строк в 1960-е воспитывали на ритуальном, чуть ли не религиозном отно­шении к событиям 1812 года.

Но все это — и дела, и память, и культура одних лишь русских европейцев.

У русских туземцев нет оснований присоединиться к нам в ТАКОМ отношении к событию. Русские туземцы и вели себя иначе, и запомнили все по-другому.

Русский народ надеялся, что за жертвы, разорение, изгнание неприятеля он «заслужил свободу». Однако в высочайшем манифесте 30 августа 1817 года возвеща­лось о дарований дворянству, духовенству, купечеству различных наград и льгот. А о крестьянах было сказано: «Крестьяне, верный наш народ — да получит мзду свою от Бога». Фраза из тех, которые трудно забыть и простить. Гибкий, дипломатичный Александр I на этот раз не захотел хотя бы смягчить формулу.

Хоть убейте, но ДО 1812 года не мог Александр I ни по­скакать на мужика с саблей, ни издать такого манифеста. Что-то изменилось для самого императора во время Оте­чественной войны»

Тщетны оказались надежды ратников ополчений — кре­постных крестьян — на обещанную «волю» как награду за подвиг в Отечественной войне. Но может быть, это не слу­чайно? До 1812 года император хотел раскрепостить свой народ, но не мог и боялся поссориться с военным сосло­вием. После 1812 года он мог не меньше хотеть раскре­пощения. Но эмоционально, похоже, стал к остальному дворянству ближе, чем был раньше.

Трагедия последних лет

В истории царствования и в биографии императо­ра Александра I имеется еще немало спорных и неизучен­ных проблем. Действительно: чем был вызван в 1821 г. от­каз Александра I от открытого судебного преследования? Когда по нескольким докладам (коммунисты называли их, конечно же, «доносами»), стало ясно о существовании тайного общества «Союза благоденствия»?

Если верить легенде, император швырнул в камин списки участников общества со словами: «Не мне их су­дить. Я раньше думал так же». Вариант: «Не мне их судить. Я в молодости думал так же». Вариант: «Не мне их судить. Я в молодости был бы с ними».

Слова императора обычно трактуют как проявление мучений совести за события 1801 г.: «Не мне их судить», потому что сам заговорщик и отцеубийца. А почему бы не предположить, что «не мне судить», потому что думаю и чувствую так же?

Приближенные Александра I отмечали, что в последние годы он становился все мрачнее, чаще стал уединяться. Александра трудно обвинить в наивности. Он прекрасно понимал, что против него зреют заговор за заговором. Что заговоры обречены, тоже понимал. Если он, самодержец российский, не мог раскрепостить крестьян, у других тем более не получиться ничего. Вспыхнет безумная рево­люция, не лучше французской, как воспримут внезапную волю мужики — еще вопрос; скорее всего, среди них тоже вспыхнет гражданская война. А большинство дворян об­рушится на заговорщиков, и начнется такая буча, что и 1793-1794 покажутся пикником.

Якушкин незадолго до восстания 14 декабря получа­ет от Н. И. Тургенева совет быть как можно осторожнее. Ведь государь ему однажды сказал: «Эти люди могут, кого хотят возвысить или уронить в общем мнении; к тому же они имеют огромные средства; в прошлом году, во время неурожая в Смоленской губернии, они кормили целые уезды». И при этом назвал Якушкина, Пассека, Фонвизина и Муравьева. В точку!

В 1826 г. при разборе его бумаг была обнаружена за­писка, датируемая 1824 годом, в которой говорилось о росте «пагубного духа вольномыслия» в войсках, о суще­ствовании «по разным местам тайных обществ или клу­бов», с которыми якобы были связаны влиятельные лица из военных — А.П. Ермолов, Н.Н. Раевский, П.Д. Киселев, М.Ф. Орлов и другие.

Император предполагал худшее, чем было. Ермолов, Раевский, Орлов знали о заговоре, но в нем не участвова­ли. И выступили — против. Но Александр и от них ожидал худшего.

Как тяжело было императору... Мало того, что он не мог сделать того, что считал правильным. Так ведь оказался в положении, когда что ни сделай — будешь виноват в уду­шении «самого лучшего». Как при заговоре «молодых дру­зей» в 1807 году.

Возможно, страсти по заговорщикам ускорили его кон­чину. В середине июля 1825 г. Александр получил досто­верные сведения о том, что против него зреет заговор в войсках, расквартированных на юге России. Эти известия заставили Александра I отменить намеченный на осень 1825 г. смотр войск в Белой Церкви. Впоследствии из по­казаний декабристов, членов Южного общества, стало из­вестно, что они замышляли использовать этот смотр для своего выступления. Так что восстание было только делом времени.

1 сентября 1825 г. Александр выехал на юг, намере­ваясь посетить там военные поселения, Крым и Кавказ. Предлогом было поправление здоровья императрицы, но император хотел посмотреть: кто же против него злоу­мышляет? А может, хотел договориться с заговорщиками?

27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский мона­стырь царь сильно простудился: ехал верхом в одном мун­дире при сыром, пронизывающем ветре. Много позже и в поступках Николая I многие усмотрят скрытое самоубий­ство: стремление заболеть и не лечиться.

5 ноября он возвратился в Таганрог уже тяжелоболь­ным, о чем написал своей матери в Петербург. Лейб-медики констатировали лихорадку. Уже в постели император полу­чает новые сведения о заговоре: к нему в Таганрог прибыл начальник южных военных поселений граф И.О. Витт.

Витт возглавлял также и систему политического сыска на юге России и через своего агента получил новые сведения о существовании Южного общества декабристов. В докла­де Витта были имена не всех, но некоторых членов тайного общества, в том числе и руководителя, П.И. Пестеля.

Еще до своей поездки в Крым Александр вызвал в Та­ганрог Аракчеева, но тот задержался: 10 октября дворо­вые убили его давнюю любовь, крепостную Анастасию Минкину.

9 ноября наступило временное облегчение, и Алек­сандр приказал арестовать выявленных членов тайной ор­ганизации. Это было последнее распоряжение Алексан­дра: вскоре он окончательно слег. 14 ноября император впал в беспамятство, в бреду он несколько раз повторял: «Чудовища! Неблагодарные!»

По официальной версии, 19 ноября в 11 часов утра он скончался. Если умер и правда именно он — не в послед­нюю очередь по вине заговорщиков. Убить можно не толь­ко из пистолета.

Все дело по раскрытию тайной организации и аресту ее членов взял на себя начальник Главного штаба, нахо­дившийся при Александре в Таганроге, И.И. Дибич (1785-1831). Ветеран войн с Францией 1805-1815 годов, герой 1812 года, Дибич затянул следствие... Декабристы опере­дили его.

Третья память

Итак, «гроза двенадцатого года» живет в двух фор­мах памяти, двух частей русского народа. Одну эту память — с храмом Христа Спасителя, галереей 1812 года, фильмами и книжками мы знаем уже потому, что сами не­сем ее в себе.

Вторую память русских туземцев мы знаем намного хуже... Даже практически вообще не знаем, что они думали по тому или этому поводу. Скорее догадываемся.

Обе формы народной памяти породили невероятней­шие легенды. Тут и различнейшие формы высказываний Наполеона и Кутузова, тут и Наполеон ростом с сосну.