Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Антони, как вам не стыдно! — покраснела Джен.
— Почему же стыдно? Наоборот, я горжусь вами…
Они весело, заливисто рассмеялись — от счастья, от чувства победы и полной безопасности. Но в этот смех ворвался голос Марии Стояновой:
— Думайте о Тане, думайте о Тане, Джен.
— Ах, боже мой, Антони, я забыла о самом главном. Скорее, ради всего святого, скорее, Антони! Они повели на смерть одну девушку, советскую девушку, которая спасла всех нас…
— Ничего не понимаю, — развёл руками Стаффорд. — Кто повёл?
— Немцы повели, Крамер повёл… Ради меня, ради моего счастья торопитесь, Антони…
Но Стаффорду никуда не пришлось спешить. Таня сама подошла к женщинам, окружавшим английского лейтенанта. Она шла, пошатываясь, отпечаток страшной муки лежал на её лице, но оно уже светилось неуверенной улыбкой. Джен первая бросилась к девушке и обняла её.
— Таня, хорошая моя, как чудесно, что вы живы! Боже мой, какое счастье!
— Да, я жива, — тихо сказала Таня. — Ещё десять минут, и всё было бы кончено.
Антони Стаффорд впервые видел советскую, русскую девушку. Не скрывая своего любопытства, он быстро подошёл к Тане и спросил:
— Вы русская?
— Да, — неожиданно громко ответила Таня, гордо подняв голову. — Я офицер Советской Армии, лейтенант Татьяна Егорова. Очень рада, что имею возможность поблагодарить вас за наше спасение. Значит, второй фронт наконец, открылся?
— О да, — торжественно произнёс Стаффорд. — Вторжение началось и развивается прекрасно. Мы ждали долго, но сейчас действуем, как хорошая футбольная команда. Русские дивизии на Востоке уже стоят у немецкой границы. Мы будем на границе Германии через несколько дней, если всё будет итти в соответствии с планом. Гитлеру конец.
— А вы не знаете, как мне сейчас связаться со своими, с советским командованием? — спросила Таня.
— Думаю, что это совсем не трудно.
— А мне что сейчас делать, Антони?
— Вам, Джен? Странный вопрос! Конечно, собираться домой. Представляю себе радость… одного моего приятеля.
Далеко за оградой лагеря прозвучали выстрелы, и Антони Стаффорд вспомнил о своих служебных обязанностях.
— Простите, — сказал он, посмотрев на часы, — я здесь заговорился, а у меня ещё много работы. Дюбуа-Каре только второй пункт, которого мы сегодня достигли. Надо взять ещё четыре. Полагаю, это будет не трудно. Я думал, будет значительно тяжелее. Немцы держат здесь мало войск. Надо использовать момент и итти вперёд. Желаю вам счастливо добраться домой, Джен! Всего наилучшего, русская девушка! Мне было очень приятно с вами познакомиться.
Он отдал честь по-английски, как приветствуют начальника — отводя руку от берета вперёд, — и быстро ушёл.
— До свидания, Антони… — сказала Джен, провожая взглядом его стройную фигуру. — Таня, хорошая моя, как я за вас боялась! Какое счастье, что всё это кончилось!
— Хорошо кончилось не для всех, Джен. Вот лежит Марийка…
Она подошла к скамье и застыла, глядя в неподвижное лицо подруги. Как тяжело и как обидно, что Марийка умерла именно сейчас, когда осуществилась мечта, за которую пришлось бороться почти три года.
— Марийка, Марийка, — шептала Таня, — как же всё это плохо вышло, Марийка…
У неё подкосились ноги, она упала лицом на грудь подруги и горько зарыдала. Джен стояла рядом, не зная, что посоветовать, чем помочь Тане.
Пленницы не поверили словам Стаффорда. Они спешили покинуть это проклятое место, они стремились поскорее уйти из Дюбуа-Каре, где пришлось столько выстрадать, столько пережить.
Но на вышках стояли английские часовые, и офицер, пришедший на смену Стаффорду, заявил, что до особого распоряжения не освободит никого.
— Кроме англичанок, конечно, — добавил он, поклонившись в сторону Джен.
— Вот вам и английская правда, — громко сказала Мария Стоянова.
Офицер грозно взглянул на неё, но Стоянова уже затерялась в толпе возмущённых женщин.
— Что вы сейчас думаете делать, Таня? — спросила Джен.
— Сейчас я похороню Марийку, — скорбно сказала Таня, — а потом… потом буду пробираться к своим. Я ещё не знаю, где их найду, но найду безусловно.
— Я помогу вам, — порывисто сказала Джен.
Таню удивили её слова. Она не ждала от Джен такого порыва. Что ж, всегда приятно убедиться в том, что человек лучше, чем ты о нём думал.
Таня и Джен взяли большие тяжёлые лопаты, какими раньше работали на прибрежных укреплениях, и за бараками, у подножья высокой дюны, начали рыть могилу.
Это было нелегко — песок всё время осыпался, но девушки работали упорно.
Потом они вдвоём перенесли тело Марийки. Молчаливые, суровые, они положили её в глубокую могилу. Джен встала на колени и подняла лицо к небу в тихой молитве. Таня стояла неподвижно, с горящими глазами, думая о своём. Она прощалась с подругой и клялась отомстить за её смерть.
Джен поднялась с колен и взяла лопату. Таня вздрогнула, отрываясь от своих мыслей, и сделала то же самое. Они засыпали подругу песком. Потом Таня взяла у Джен карандаш и написала на белой доске:
«Здесь лежит советская девушка
Марийка Дорошенко.
Она отдала жизнь за свою подругу.
6 июня 1944 года».
Ещё несколько минут они стояли у могилы. Песок светлел, подсыхая, и под порывами ветра уже начал осыпаться с маленького холмика. Пройдёт немного времени, и сравняется могила, занесёт её сыпучими песками, но никогда не забудет Таня свою подругу Марийку, не забудет своей клятвы отомстить за неё.
Они вернулись к баракам.
— Что вы решили делать дальше, Таня? — снова спросила Джен.
— Не знаю, — глухо ответила Таня, — ещё не знаю. Отсюда я вырвусь. Не волнуйтесь за меня, Джен. Я очень благодарна вам за помощь.
— Зато я знаю, — решительно заявила Джен, — Где вы будете искать своих?
— Здесь, во Франции.
— Во Франции сейчас нет ни одного советского консула, и неизвестно, когда он будет. Вы можете только случайно кого-нибудь встретить, но на это надежды мало. Надо действовать иначе.
— Что вы хотите сказать? — спросила Таня.
— Только то, что в Лондоне есть советское посольство и консульство, и военные атташе, и вообще там много ваших. Всё решено, Таня: мы с вами отправимся в Лондон. Вы едете ко мне в гости.
— Погодите… — пыталась протестовать Таня.
— Нечего ждать, всё уже решено. Во Франции вам оставаться нечего. Вы зря потратите много времени. Сейчас мы доберёмся до первого штаба английских войск, и вы увидите, как быстро нам дадут самолёт. Как можно колебаться, Таня, если весь ужас остался позади, если Англия раскрывает перед вами свои двери? Сейчас перед вами открыт весь мир.
А Таня думала об одном: мир должен знать, что англичане не дали свободы пленным. Об этом рассказать могла только она.
— Но нас не выпустят, — возразила Таня.
— Меня выпустят, — уверенно сказала Джен, — я уже договорилась. Сейчас поговорю и о вас. Здесь я могу требовать. Ведь вам я обязана жизнью…
Таня перестала возражать, Джен права: в Лондоне есть советское посольство. И чем скорее она попадёт в Лондон, тем скорее сможет рассказать о судьбе пленных в Дюбуа-Каре.
…Вместе с Джен Таня вышла за ограду.
Она вспомнила, как пролезала вслед за Марийкой под натянутой проволокой. Каждое неловкое движение могло стоить жизни… Марийка спасла Таню. Сейчас Таня обязана спасти всех, кто остался за этой проволокой.
Труп немца лежал у дороги. Таня прошла, не заметив его, но Джен узнала капитана Крамера. Никогда больше этот палач и садист не будет мучить людей!
Они долго шли по раскалённому песку, иногда останавливались отдохнуть и снова шли дальше. Солнце спряталось за далёкие деревья, а девушки всё шли и шли. Изредка оглядываясь, Таня видела далёкие лагерные вышки, где сейчас вместо немецких стояли английские часовые. Это была единственная перемена в лагере Дюбуа-Каре.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Дом Артура Кросби стоял в тихой и красивой местности. Он находился достаточно близко от Лондона, чтобы хозяин мог называть себя жителем столицы, и в то же время довольно далеко, чтобы Кросби мог пользоваться всеми красотами природы.
Владение мистера Артура Кросби состояло из нового дома и большого сада. Асфальтированная дорога проходила рядом, но чугунная ограда, украшенная фигурным литьём, отгораживала жильцов дома от всего мира. Дом стоял в глубине сада, высокие ветвистые буки скрывали его от посторонних взоров. Вдоль шоссе тянулись другие дома, такие же спокойные и тихие, солидные и уравновешенные, похожие на своих хозяев. Там, где дорога расширялась и образовывала нечто вроде небольшой площади, было меньше деревьев и дома стояли теснее, более официально. Здесь находились небольшая старинная церковь, несколько магазинов, аптека, бар и полицейский пост.