Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но здесь, в лагере, все жизненные правила Джен Кросби рушились. Она всё чаще ловила себя на мыслях и желаниях, несовместимых с твёрдыми законами довоенной жизни, могущих привести к необдуманным поступкам. Джен очень боялась этого и всё же чувствовала, что всё меньше и меньше владеет собой.
Она всё ещё думала над тем, как помочь Тане, что сказать ей, когда на плац выбежала Жанна Роже и, закрыв лицо руками, упала на землю.
— Негодяй! Проклятый негодяй, — простонала Жанна.
— Что случилось, Жанна? — тихо спросила Мария Стоянова, подходя к француженке.
— Наверное, господин капитан изобрёл что-нибудь новое, — отозвалась из толпы Зося.
К девушке подбежала взволнованная Джен:
— Жанна, Жанна…
— Оставьте меня, не прикасайтесь ко мне, — кричала Жанна, снова закрывая лицо руками.
— Но что же случилось?
— Что случилось, что случилось? Чего вы пристали ко мне? Как будто вы можете мне помочь… Вот подождите, всех вас переберёт господин капитан, да ещё будет требовать, чтобы вы его любили с вдохновением. Тогда вы не будете спрашивать, что случилось.
— Успокойтесь, Жанна, — сказала Джен Кросби, пытаясь этими словами успокоить в первую очередь себя. В её груди поднималась волна неудержимого гнева и ей стоило огромных усилий не закричать, не дать волю своим чувствам.
В это время на плац вышла Мари-Клэр и приблизилась к женщинам, толпившимся вокруг Жанны Роже. Надсмотрщица шла медленно, почти торжественно.
— Что это за митинг? — негромко спросила Мари-Клэр. — Неужели я должна вам напоминать о запрещении капитана разговаривать в моём отсутствии? Сколько раз надо это повторять?
Она оглядела всех женщин и подошла к Жанне.
— Ну, проворонила собственное счастье? Господин капитан был у тебя в руках, а ты не сумела его приласкать. Что же нам делать с тобой? Теперь уже господин капитан не станет жалеть твою спинку. Придётся тебе кое-что вспомнить, рассчитаться за некоторые слова. Так кто я такая? Что мне этим хлыстом надо записать?.. Что же ты молчишь?
— Он избил её, — не выдержала Джен Кросби.
Она сама удивилась тому, что произнесла эти слова тихо. Чувства её были напряжены до предела, и она боялась, чтобы они не прорвались, не залили всё могучим потоком.
— Кто это сказал? — удивилась Мари-Клэр. — Ты, Джен? Погоди, с тобой будет особый разговор. Мне кажется, ты уже нравишься капитану.
— О господи! — вырвалось у Джен.
Мари-Клэр опять повернулась к Жанне.
— Прежде чем сюда придёт капитан, я сама поговорю с тобой, а заодно и с этими птичками. Всем собраться сюда. Сейчас я научу вас хорошему поведению. Все сюда! Быстрее!
Пленницы покорно становились вокруг Мари-Клэр. Она молчала, ожидая, пока сойдутся все, придала своей фигуре подчёркнутую неподвижность, и только кончик хлыста чуть заметно вздрагивал, выдавая напряжение руки.
— Принесите скамью и поставьте сюда, на середину, — приказала Мари-Клэр.
И тут она увидела Марийку Дорошенко, распростёртую на скамье, и сидящую возле неё Таню Егорову. Надсмотрщицу передёрнуло от такой дерзости. Она повернулась к Тане всем корпусом.
— А тебе что, перед виселицей захотелось получить отдельное приглашение? Встать немедленно!
Таня не шевельнулась. Она продолжала глядеть в неподвижное лицо подруги. Мари-Клэр подбежала к скамье и взмахнула хлыстом.
— Я должна повторять? — прохрипела она.
Высоко занесённый хлыст дрожал в её руке. Ещё мгновение — и он упадёт на распростёртое тело Марийки.
Таня Егорова медленно подняла голову, и, словно ожегшись о её взгляд, Мари-Клэр отступила на шаг.
В полной тишине прозвучал голос Тани:
— Опусти хлыст, Мари-Клэр. Она умерла.
Толпа женщин качнулась и снова застыла в напряжении. Джен Кросби почувствовала, как горячая волна гнева опять захлёстывает её.
Мари-Клэр медленно опустила хлыст. С минуту она стояла, как бы раздумывая, что ей следует предпринять, затем резко повернулась к Жанне и истерически закричала:
— Сбрасывай свои лохмотья! Сейчас я тебе пропишу демократическую журналистку. Слышишь? Сбрасывай лохмотья!
Жанна не двинулась с места, и это ещё больше разозлило Мари-Клэр.
— За каждую потерянную секунду ты получишь лишний удар, — кричала она. — Слышишь — лишний удар…
— Оставьте её, Мари-Клэр, — вырвалось громко у Джен Кросби.
Надсмотрщица недоуменно взглянула на англичанку.
Не ослышалась ли она? Неужели это происходит в концентрационном лагере?.. Да, всё это натворили русские девушки. Они попытались убежать, они взбудоражили самых смирных. Надо действовать беспощадно.
— После неё ты ляжешь на эту скамью, Джен Кросби, — крикнула Мари-Клэр.
У Джен перед, глазами поплыли красные круги. Долго сдерживаемый гнев прорвался неудержимо. Джен бросилась к надсмотрщице;
— Проклятая! Лучше смерть…
Она кинулась на Мари-Клэр так неожиданно и стремительно, что надсмотрщица не успела отступить. Круг женщин мгновенно сомкнулся, послышался крик и треск разрываемой материи. В воздухе замелькали кулаки.
Тогда из толпы разгневанных женщин вырвалась Джен Кросби. В её широко раскрытых глазах застыл ужас. Она была смертельно бледна, побелевшие губы мелко дрожали.
— Погодите, погодите! Вы убьёте её, — кричала Джен, пытаясь оттащить то одну, то другую женщину. — Мы все погибнем. Отпустите её.
Но на слова Джен никто не обращал внимания. Послышался дикий, протяжный крик Мари-Клэр, и всё стихло. Толпа расступилась. На белом, освещённом ярким солнцем плацу лежала мёртвая надсмотрщица в изорванной униформе.
Плац сразу опустел. У скамьи остались лишь несколько женщин и Таня, всё время неподвижно сидевшая у тела Марийки.
— Что вы наделали? — причитала Джен. — Теперь никто не выйдет отсюда живым.
— Вы уже испугались, Джен? — удивлённо спросила Мария Стоянова.
— Это была непоправимая глупость! Вы же сами говорили, что это ничего не изменит.
— Кроме того, я говорила, что помогу вам расправиться с Мари-Клэр. Своё слово я сдержала так же, как и вы своё. Признаюсь, я даже не думала, что вы решитесь рискнуть своей жизнью.
— Значит, вы… вы… — задыхаясь, сказала Джен, — вы считаете, что я убила Мари-Клэр? Но я не хотела этого. Ведь я кричала вам: остановитесь. Что же теперь будет?
— Не нервничай, Джен, — сказала Гильда Иенсен. — Всё равно, из этого лагеря никто не выйдет живым, независимо от того, будет или не будет жить Мари-Клэр.
Джен вдруг с полной ясностью представила себе, что произойдёт. Сейчас появится капитан Крамер, ему скажут, кто первый бросился на Мари-Клэр, и Джен поведут на виселицу.
Джен в отчаянии подбежала к телу Мари-Клэр. Может, ещё не всё потеряно, может, она ещё жива?
Но злые тёмные глаза надсмотрщицы застыли, устремлённые в небо. Джен попыталась поднять голову Мари-Клэр, — глаза оставались неподвижными.
Джен проклинала мгновение, когда не сумела сдержать себя, дала волю этому безумному порыву. Неужели она никогда не научится владеть собой? Поздно… Поздно думать об этом.
— Что теперь будет со мной, — простонала Джен, — что вы со мной сделали? Я ведь кричала вам остановитесь…
— Молчите, Джен, — сухо сказала Мария Стоянова, — оставайтесь хотя бы в наших глазах героиней.
— Да, вам легко это говорить, а я жить хочу. Понимаете — жить…
— А я думала, Джен, что у тебя настоящая, смелая душа.
Эти слова Гильда Иенсен произнесла с глубокой грустью, с искренним сожалением. Но Джен не обратила внимания на её тон.
— Мне всё равно, что вы обо мне думаете. Господи боже мой, что теперь будет… Что теперь будет…
И она склонилась над трупом Мари-Клэр, как бы пытаясь уловить в остекляневших глазах хоть искорку жизни, как надежду на спасение.
Среди тишины и неподвижности, воцарившихся на плацу, медленно поднялась Таня Егорова. Все взоры обратились к ней.
А она постояла несколько секунд, внимательно вглядываясь в лицо Марийки, словно старалась запомнить его на всю жизнь, затем медленно, как идут на смерть, подошла к Джен и тихо коснулась её плеча.
— Встань, вытри слёзы и не устраивай здесь истерик, — сказала Таня. — Ты показала, что у тебя есть настоящая душа. Гордись же этим и не позорь себя. Иди.
Ещё не понимая, что задумала Таня, но покоряясь её спокойному, властному голосу, Джен поднялась и, покачиваясь, отошла к стенке барака, где короткая тень создавала ощущение прохлады. А Таня опустилась на землю возле Мари-Клэр и тихо, но твёрдо сказала, обращаясь к женщинам:
— Пусть сейчас же кто-нибудь пойдёт к Крамеру и доложит ему, что я убила Мари-Клэр.
В первое мгновение женщины оцепенели. Может, это только послышалось им? Может, начинаются галлюцинации?
— Ты с ума сошла, Таня! — воскликнула Гильда.