Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О боже мой! — тяжело вздохнула миссис Энн.
Кросби посмотрел на неё, недоумевая. Ход мыслей миссис Кросби не раз заставлял его задумываться. Он не понимал, зачем нужно затевать ненужные споры? Разве без этого мало неприятностей вокруг?
Хозяин дома был солидный человек среднего роста, с продолговатым, чисто выбритым лицом и светлыми, немного поредевшими волосами. У него был на редкость миролюбивый характер. Он ненавидел споры и ссоры в доме, стараясь во всём уступать жене и дочери. Однако в свои дела мистер Кросби никому не разрешал вмешиваться. Он не считался с советами миссис Энн в деловых вопросах и вообще за стенами своего дома держался вполне самостоятельно. При этом он обладал удивительной способностью сглаживать острые углы и во всём находить компромиссы.
Сейчас он также поспешил отвлечь внимание присутствующих от слишком острых проблем современности и предложил пойти в сад, посмотреть, как распускаются итальянские пионы. Но в это время в гостиную вошёл слуга — тот самый старый Джон, о котором говорила Таня, — и доложил, что прибыл мистер Гибсон и просит его немедленно принять.
— Кто? — не веря своим ушам, спросил Кросби.
— Мистер Сэм Гибсон, сэр, — торжественно повторил слуга.
— Какая приятная неожиданность! — воскликнул мистер Кросби, выходя из гостиной навстречу гостю.
— Кто этот Гибсон? — Тихо спросила Таня у Джен.
— Американец. Наш компаньон. Он тебе должен понравиться, потому что… немного похож на тебя, — весело ответила Джен.
— Похож на меня? — удивилась Таня.
— Да, характером. Если захочет чего-нибудь, то непременно добьётся. Любой ценой.
Тане показалось, будто в последних словах Джен прозвучала насмешка. Но она ничего не успела сказать подруге, — Сэм Гибсон уже входил в гостиную.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Он вошёл весело и непринуждённо, с видом хозяина или во всяком случае близкого друга. Его темносерый костюм был немного помят, красный галстук завязан не слишком тщательно. Чувствовалось, что Сэм Гибсон не придаёт значения деталям своего туалета. На его лице всё время играла приветливая улыбка.
Мистер Гибсон имел все основания улыбаться. Жизнь складывалась в соответствии с его желаниями. Опасный перелёт через океан в Англию закончился благополучно. Его друзья, по всей видимости, пребывали в добром здравии, и хорошем настроении. Да, Сэм Гибсон имел все основания быть довольным жизнью.
Артур Кросби засыпал гостя вопросами.
— Чрезвычайно, чрезвычайно приятно! — восклицал он. — Я бесконечно рад видеть вас у себя в наше трудное время. Но что привело вас сюда? Что заставило вас, рискуя жизнью, лететь через океан?
— Дела, Кросби, наши с вами дела, друг мой, — ответил Гибсон, подходя к хозяйке и протягивая ей руку. — Как поживаете, миссис Энн? Давненько я вас не видел.
При последних словах его взгляд уже перебежал дальше, и было ясно, что ему абсолютно безразлично, как поживает миссис Кросби. Даже не дослушав вежливых слов хозяйки, он перешёл к Тане.
— Рад вас видеть. Как поживаете, Джен?
По своей привычке он хотел пройти дальше, не выслушав ответа, но невольно задержался.
— Вы ошибаетесь, — улыбаясь, сказала Таня. — Я не Джен.
Гибсон посмотрел на Таню, как бы вспоминая, и сказал:
— Вполне возможно. У меня очень плохая память на девичьи лица. Они мне все кажутся одинаковыми. Как поживаете, мисс…
— Меня зовут Таня Егорова.
— Как вы сказали?
— Таня Егорова.
Гибсон растерянно оглянулся. Джен пришла ему на выручку.
— Мы с Таней, мистер Гибсон, — сказала она, явно любуясь растерянностью гостя, — недавно вернулись из концентрационного лагеря во Франции. Она спасла мне жизнь. Она русская.
— Русская! — восторженно воскликнул Гибсон. — Это прекрасно! Но вы совершенно свободно говорите по-английски.
— Да, я училась до войны, — сдержанно ответила Таня.
— Прекрасно, — не переставал восторгаться Сэм Гибсон. — Я очень рад видеть вас здесь, в Англии. Нельзя не гордиться русским народом. Подвиг Советского Союза неоценим. В Америке и сейчас каждый паренёк помнит о Сталинграде, а ведь именно в Америке сенсации возникают и исчезают быстрее, чем в других странах. Чудо на Волге, совершённое вашими дивизиями, неповторимо.
Миссис Кросби слушала с крайним удивлением. Это говорит Сэм Гибсон! Нет, она отказывается понимать.
— О господи, — вздохнула она, — наверное, скоро весь мир перейдёт на сторону большевиков.
Сэм Гибсон порывисто повернулся в сторону хозяйки и с интересом посмотрел на неё.
— Не говорите так, миссис Кросби, — весело сказал он, — это несправедливо, в первую очередь, по отношению к нам с вами. Мы с вами на их сторону не перейдём.
— Надеюсь, — сухо сказала миссис Энн.
— Между тем, надо вполне откровенно и честно признать: с большевиками можно делать дела. Они платят абсолютно точно, что сейчас не так часто бывает. Именно этим они выгодно отличаются от других наций мира.
Сугубо коммерческий подход Гибсона к такому серьёзному вопросу возмутил миссис Кросби. Она решила, что должна возразить гостю, хотя это и не совсем вежливо. С деланным спокойствием, растягивая слова, она сказала:
— Нельзя из-за ваших коммерческих дел забывать о подвиге Англии в этой войне. Наши солдаты вторглись в Европу. Именно они нанесли решающий удар.
— Нельзя также забывать, — неожиданно резко сказала Таня, — что и без этого решающего удара мы безусловно дошли бы до Атлантики. От Сталинграда до Днестра столько же, сколько от Днестра до Парижа.
В гостиной стало тихо. Энн Кросби с горечью посмотрела на Таню: видимо, весь предыдущий разговор с девушкой был напрасен, она не сделала из него никаких выводов.
А Гибсону слова Тани, видимо, понравились. Он весело рассмеялся, нарушая напряжённую тишину гостиной.
— Браво, моя девочка, — сквозь смех говорил он, — браво! Волчонок показывает зубки. Прекрасно! Я в восторге от первой русской девушки, которую увидел.
— Восторг по принципу одинакового воспитания, — тихо заметила миссис Кросби, глядя в сад.
Но Таня услышала это ядовитое замечание.
— Примите слова миссис Кросби как комплимент, мистер Гибсон, — сказала она серьёзно. — А если уж говорить о решающем ударе, то мне кажется, что, начиная его, переправляясь через Ла-Манш, союзники думали не только о победе над немцами…
Гибсон насторожился.
— Что именно вы хотите сказать? — спросил он.
— Ничего особенного. — Таня вдруг решила прекратить разговор. — Простите меня, я плохо разбираюсь в политических вопросах. И замечания миссис Кросби вполне уместны, — я всегда разрешаю себе говорить больше, чем полагается. Очень прошу извинить меня.
Джен видела, что слова Тани не прекратят спора и не ослабят его остроту. Она решила вмешаться.
— О боже мой, — простонала она, сжимая виски длинными красивыми пальцами, — как мне надоели все эти умные разговоры! Я хочу, чтобы скорее закончилась война и вернулся Ральф, я хочу, чтобы мы отпраздновали нашу свадьбу и чтобы у нас был свой дом и свои дети. И в этом доме я раз и навсегда запрещу говорить о политике. У меня от неё голова раскалывается.
— Моя хорошая, — радуясь случаю прервать неприятный разговор, сказал дочери Артур Кросби, — тебе уже совсем недолго осталось ждать.
Гибсон и миссис Кросби не откликнулись на взволнованные слова Джен. Миссис Энн всё ещё смотрела в сад, а Гибсон внимательно и бесцеремонно, как это умеют только американцы, разглядывал Таню. Он тоже понимал, что продолжать разговор неудобно, и, обращаясь к хозяйке, сказал:
— Прошу прощения, миссис Энн, мне крайне необходимо поговорить с мистером Кросби о делах. Вы ничего не будете иметь против, если мы пройдём в кабинет?
Миссис Энн едва заметно кивнула головой, прекрасно понимая, что Сэм Гибсон не собирается ждать её разрешения. Американец многозначительно посмотрел на мистера Кросби и уверенно направился к кабинету. Мистер Кросби двинулся за ним.
На сердце у Артура Кросби было неспокойно. Он хорошо знал, что Сэм Гибсон не приезжает зря. Только очень важные дела могли привести его в Европу. Не иначе, как речь пойдёт о заводах, расположенных в Германии. Они были единственной собственностью Кросби и лишь частицей капитала Гибсона.
Входя вслед за Гибсоном в кабинет, Кросби волновался, приготовившись выслушать самые неожиданные вещи. Но Сэм Гибсон не сразу начал говорить о делах.
— Недурная девочка, Артур, — сказал он, плотно прикрывая дверь. — Немного горячая и несдержанная на язык, но очень умненькая. И в политике, как я погляжу, совсем неплохо разбирается. Здесь вы её, чего доброго, засушите на ваших английских хлебах. Ей бы в Америке жить, вот где бы она развернулась. В ней чувствуется энергия, злость. Говорит: «не только о немцах думали». Конечно, большевики на Ла-Манше в сто раз страшнее немцев. Глядя на неё, я начинаю немного понимать русских. Трудновато нам с ним придётся.