Голос мой креп по мере того, как росла озабоченность Ерина: «Я сам узнал об этом только потому, что республиканский министр, с которым я нахожусь в хороших отношениях — человек порядочный, к тому же убежденный интернационалист, — недавно попросил меня выделить инструкторов для обучения собственных милицейских экипажей. Скажите, Виктор Федорович, кто может дать гарантию, что в этой республике не появится свой Дудаев? Что когда-нибудь этого министра не поменяют на какого-нибудь Алсултанова? Кто в таком случае будет противостоять мятежникам, если у меня на всю эту республику только один БТР-152, и тот не заводится, потому что 54-го года выпуска?.. Положение таково, что из-за нехватки бронетехники атомные станции и другие важные государственные объекты охраняют пешие, вооруженные только автоматами солдаты? Для сравнения: все, чем располагает весь Сибирский округ внутренних войск вместе с Новосибирским училищем — это 20 БТРов!»
Мой напор подействовал на Ерина, как и было задумано. Он легко, без споров и начальственного упрямства сразу со мной согласился: «А.С., ты прав. Ты меня убедил. Будем срочно войска реформировать».
Но что значили мои аргументы для армейцев, товарищей по оружию, которые, кажется, еще находились в плену вбитых им в училищах представлений о том, что каждый из них является защитником Отечества от врага исключительно внешнего — от заграничного агрессора. Им легче было себя представить штурмующими Лондон, чем признаться, что сепаратисты на собственном Кавказе представляют для России куда более реальную угрозу, чем танкисты Бундесвера или американские морские пехотинцы. Чечня была для них чем-то едва достойным упоминания. Все, что касалось этой темы: террористические акты, расползание оружия по стране, таинственные полеты «кукурузников» из Чечни в Абхазию и действия антидудаевской оппозиции — они, безусловно, признавали тревожным, но в то же время относили исключительно к нашему эмвэдэшному ведению. По скучным лицам армейских генералов было видно, что им наша полицейская риторика неинтересна, а сами они совместные с нами совещания высиживают лишь для того, чтобы их не обвинили в бездействии и попустительстве. В общем — для галочки. И это были не какие-то чиновники средней руки, а очень влиятельные в Министерстве обороны и в Министерстве безопасности генералы, которые были не хуже нас информированы о происходящем, но реагировали на все куда более спокойно, чем мы. На одном из таких совещаний, 25 августа 1993 года, я особенно резко ощутил, что армейцы и контрразведчики, будто сговорившись, излучали вот эту спокойную уверенность людей, которые, во-первых, не убеждены, что им надо с кем-либо советоваться, а во-вторых, совершенно не разделяют наших тревог по поводу силы чеченского сопротивления.
Я, конечно, мог бы успокоиться, положившись на то, что уверенность наших соратников базируется на той конфиденциальной информации, которая поступала к ним из наработанных десятилетиями агентурных сетей ГРУ и КГБ. В этом смысле ВВ не шли с ними ни в какое сравнение. Но ведь и я не зря почти еженедельно поднимался в воздух с аэродрома «Чкаловский» и летел на Северный Кавказ. Не напрасно рассылал своих офицеров на КПП вдоль административной границы с Чечней. Ручейки и даже потоки очень тревожной информации ежедневно сходились на моем рабочем столе, и все то, что я читал и видел собственными глазами, не позволяло мне расслабляться. Снова и снова я пытался убедить министра обороны и начальника Генерального штаба: «Мы же — военные люди… Наша профессия просто обязывает нас сесть и спланировать хотя бы начерно те военно-технические мероприятия, проведение которых может потребоваться в будущем». На что один из моих собеседников отреагировал по-военному лаконично и с позволительной в кругу однокашников откровенностью: «А. С., что ты дергаешься? Тебе лично кто-нибудь задачу ставил? У нас что, есть директива, указание или указ президента? Что тебе больше всех нужно? Ты давай, не лезь, не суетись… Будет команда — будем делать…»
* * *
Под этим бессмертным девизом: «Будет команда — будем делать» все и развивалось в дальнейшем. Я же, понимая, что так мы далеко не уедем, вызвал из Ростова-на-Дону начальника штаба округа, выпускника Академии Генштаба генерала Павла Маслова и поставил задачу спланировать военно-технические мероприятия на случай ввода войск в Чечню. На свой страх и риск. По собственному разумению. Но с прицелом, что танкист Маслов, большую часть жизни прослуживший в Вооруженных Силах, сделает все как надо, увязав в единое целое и наши гипотетические действия, и вероятные действия армейцев, психология и амбиции которых были для него все равно, что открытая книга.
Там было несколько вариантов развития событий, учитывающих и усиление режима изоляции дудаевского режима, и введение режима чрезвычайного положения на границе с Чечней, и ведение активных действий по блокированию и уничтожению банд на территории самой республики. Вместе с генералом Анатолием Романовым мы тогда же изменили программу подготовки частей оперативного назначения, уделив в ней больше внимания тактике сопровождения колонн и тактике действий мелких подразделений ВВ. Все в рамках законов о внутренних войсках и обороне: никакой самодеятельности. В глубине души понимал, что это нам пригодится. Если бы спросили особенно строго, объяснил бы, что планирование чего-либо является моим коньком и я твердо убежден, что предварительное продумывание своих шагов вообще свойственно любому человеку и не является предосудительным.
Безмятежность армейцев хоть и злила, но в то же время заставляла работать усерднее и точнее. Во всяком случае мы не становились заложниками напрасных надежд и теперь рассчитывали не столько на мифологическую мощь наших Вооруженных Сил, сколько на собственные силы. При этом отчетливо вспоминались и те наши споры на семинарах и даже в курилках Академии Генштаба, когда заходила речь о том, стоит или не стоит армии встревать во внутренние вооруженные конфликты. Мнения были разными, а тема — злободневной. Уже были за плечами кровавые события в Фергане, в Сумгаите, в Баку, в Карабахе, но строгая отечественная военная наука по этому поводу помалкивала: в стране Советов если и случались волнения, то методы их подавления в учебниках не описывались. И уж, конечно, ничего в них не говорилось о том, должна ли армия, оставившая в Чечне более полусотни боевых и учебных самолетов, несколько десятков танков и полторы сотни артиллерийских орудий и минометов, включая установки «Град», теперь попросту умыть руки и отойти в сторону, освобождая дорогу силам МВД.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});