Читать интересную книгу Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Гневный Дудаев даже пожар пытался свалить на нашего Максина. В половине второго ночи 7 февраля он дозвонился до армейского комдива Петра Соколова, кричал и сокрушался: «Что за мины понаставил этот генерал? Что он там натворил? Пусть сматывается: его уже ищут!»

* * *

Досталось и армейским частям: были захвачены полк ПВО и учебный полк Армавирского авиационного училища. 8 февраля подверглись нападению военные городки окружного учебного центра. Начальник Грозненского гарнизона Соколов, пытаясь спасти склады от разграбления, минировал подступы к ним с примерно таким же, как и у нас, результатом.

Так что в 1993 году, когда наступила пора серьезно задуматься о наведении порядка в Чечне, в первую очередь приходили на ум именно сухие цифры наших имущественных потерь в этой республике. То оружие и боеприпасы, которые в результате беспорядков были утрачены внутренними войсками, составляли лишь малую часть в списке военной добычи мятежников. Большая часть оставленного, либо брошенного впопыхах приходилась на долю Министерства обороны. Но вряд ли стоит винить в этом армейских офицеров, которые в тот момент находились в Грозном: на их долю выпали точно такие же испытания, а их стойкость вызывает справедливое уважение. Так уж исторически сложилось, что армейского оружия и техники в Чечне было так много, что его хватило бы для оснащения в случае войны несколько полнокровных дивизий.

Другой вопрос, чем — легкомыслием политического руководства страны или скоротечностью событий, происходящих на Северном Кавказе, следует объяснить, как этот арсенал достался сепаратистам и как выглядят сегодня принятые тогда решения военного руководства, предписывающие передать Дудаеву 50 процентов имевшегося в республике оружия. По словам П. Грачева, подписавшего такой приказ в мае 1992 года, это был вынужденный шаг, так как значительная часть вооружения из российских складов, по его оценке, в то время уже находилась в распоряжении боевиков, а вывезти остатки уже не представлялось возможным: не было ни эшелонов, ни солдат, которые бы все это могли отгрузить в эшелоны.

Но и сегодня этот шаг кажется непростительным уже потому, что подобное вынужденное разделение вооружения «пятьдесят на пятьдесят», применявшееся при расставании с суверенными государствами, ранее составлявшими СССР, было совершено в Чечне, являющейся субъектом Российской Федерации. Тем более, что у нас не было сомнений в том, что рано или поздно это оружие выстрелит в нас самих.

По оценкам экспертов, в руках сепаратистов находились 2 пусковые установки тактических ракет «Луна», 51 боевой и учебные самолеты, 10 зенитных ракетных комплексов «Стрела-1», 23 зенитные установки различных типов, 7 переносных зенитно-ракетных комплексов «Игла», 108 единиц бронетанковой техники, включая 42 танка, 153 единицы артиллерии и минометов, включая 18 реактивных систем залпового огня БМ-21 «Град», 590 единиц современных противотанковых средств, около 60 тысяч единиц стрелкового оружия, не менее 740 противотанковых управляемых ракет, около тысячи реактивных снарядов для «Града», 24 тысячи снарядов для гаубиц Д-30, около 200 тысяч ручных гранат, 13 миллионов патронов для стрелкового оружия, большое количество запчастей и комплектующих для вооружения и военной техники.

Став командующим внутренними войсками, я первым делом позаботился о том, чтобы проблема Чечни не выпадала из внимания руководства российского МВД и Министерства обороны. Такое заявление в устах всего лишь командующего ВВ и заместителя министра может показаться достаточно смелым, но я, что называется, не притеснялся, полагая, что суть моей работы в том и состоит, чтобы не проворонить и не проспать реальную военную опасность. И — что очень важно — менее других зависел от зигзагов российской внутриполитической жизни. Профессиональная карьера, как я тогда считал, уже состоялась. В ней я добрался до самых главных для строевого офицера высот, и все, чем я рисковал — была всего лишь отставка, которая ничуть меня не страшила. Я служил, а не выслуживался. И потому, наверное, спал спокойно: все столичные интриги и прочие придворные хлопоты меня не интересовали, а значит, и не мешали заниматься своим делом. Карты, которые ложились на мой стол, были сугубо штабными и ничуть не напоминали те, гадальные, с помощью которых прикидывают шансы на собственное политическое долголетие. У нормального офицера этого просто не должно быть в крови.

Дудаевские военные запасы очень сильно меня беспокоили. К тому времени — после конфликтов в Кабардино-Балкарии, в Северной Осетии и в Ингушетии — я был убежден, что события на Кавказе будут развиваться наихудшим образом. Кроме того, существовала реальная опасность, что сепаратистские, изоляционистские настроения могут серьезно осложнить жизнь других регионов России. Поэтому уже в мае 1993 года я добился рассмотрения на коллегии министерства концепции реформирования ВВ, которая предусматривала передачу функций охраны исправительно-трудовых учреждений и конвоирования другому главку МВД — Главному управлению исполнения наказаний (ГУИН), а также формирование в ВВ дополнительных частей оперативного назначения.

Будущие реформы сначала детально обсуждались в узком кругу высших офицеров внутренних войск, а когда мне удалось убедить всех своих заместителей, мы решились вынести эти предложения на обсуждение в МВД.

Честно говоря, министр Ерин поначалу отнесся к ним недоверчиво. Ведь речь шла не о косметическом ремонте, а о коренных реформах, которые были способны изменить весь облик внутренних войск. Страшновато было пускаться в неведомое. Еще страшней было отказаться от привычных вещей и традиций, среди которых именно наше конвойное прошлое представлялось обществу если не единственной, то уж наверняка самой главной функцией ВВ. Вот эти представления и предстояло сломать в первую очередь.

Понятно, почему Ерин был осторожен: еще надо было его убедить, что берусь я рушить привычное, уже имея на руках новые чертежи. За каждым словом нашей солидарной программы стояли людские судьбы, огромные деньги и перемены, которые за неимением аналогов следовало объяснять почти на пальцах. Вот и пришлось атаковать Ерина с неожиданного для него направления: «Виктор Федорович, вы знаете, что N-ская республика Российской Федерации закупила для своего МВД 14 БТРов?» Виктор Федорович изменился в лице: «Нет, я об этом не знаю. А как они могли их купить без нашего ведома?» — «Из республиканского бюджета. Сами постановили, сами выполнили. Это не наши деньги…»

Голос мой креп по мере того, как росла озабоченность Ерина: «Я сам узнал об этом только потому, что республиканский министр, с которым я нахожусь в хороших отношениях — человек порядочный, к тому же убежденный интернационалист, — недавно попросил меня выделить инструкторов для обучения собственных милицейских экипажей. Скажите, Виктор Федорович, кто может дать гарантию, что в этой республике не появится свой Дудаев? Что когда-нибудь этого министра не поменяют на какого-нибудь Алсултанова? Кто в таком случае будет противостоять мятежникам, если у меня на всю эту республику только один БТР-152, и тот не заводится, потому что 54-го года выпуска?.. Положение таково, что из-за нехватки бронетехники атомные станции и другие важные государственные объекты охраняют пешие, вооруженные только автоматами солдаты? Для сравнения: все, чем располагает весь Сибирский округ внутренних войск вместе с Новосибирским училищем — это 20 БТРов!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});