Читать интересную книгу За державу обидно - Александр Лебедь

Парадная раскраска — это когда по зеленому фону, в зависимости от конфигурации техники, белой краской сделаны разнообразные обводки. Вертикальными, горизонтальными черточками разной ширины оттенены те или иные детали боевых машин. В сочетании с гвардейскими знаками, нанесенными на башни машин, белая краска придавала колоннам какой-то мирно-декоративно-театрализованный вид. Перекрашенные же однообразно и научно камуфлированные машины производили совершенно иное впечатление. От театрализованности не осталось и следа. Мимо прокатывалась лавина хищной брони, вызывая даже у привычных людей какую-то внутреннюю дрожь. Каждый механик-водитель почувствовал себя соучастником этого мощного броневого потока, стал его неотъемлемой, выверенной частью. Куда-то сразу пропали и нарушения дистанций, и скорости пошли как по маслу, стали на место руки и головы, и соответственно, прекратилась нервотрепка. Те же самые начальники, которые еще несколько дней назад клялись «на коране» черным мором морить Тульскую воздушно-десантную дивизию до тех пор, пока я ею буду командовать, примирительно говорили, что я, конечно, крупный гад, заставил всех нешуточно попотеть, но вообще-то получилось здорово!

Едва я выбрался из-под обломков камуфляжного скандала, как на дивизию свалилась новая напасть. Меня вызвал командующий ВДВ, довел до моего сведения, что в период с 10 по 15 октября Советский Союз посетит министр обороны США Ричард Чейни. В числе прочих объектов ему будет представлена вверенная мне дивизия. А посему мне надлежит думать над тем, как продемонстрировать их главному военному буржуину силу, мощь, доблесть советских воздушно-десантных войск. Решение доложить через три дня.

Спасибо опыту, полученному в день празднования 60-летия ВДВ, но там мне помогало Рязанское воздушно-десантное училище. Здесь я был предоставлен самому себе. Причем вопрос был поставлен круто: положительный или отрицательный результат показа есть лицо дивизии, а, соответственно, воздушно-десантных войск и всех Вооруженных Сил Союза Советских Социалистических Республик.

Два дня с заместителями командира дивизии, начальниками родов войск и служб я мерил ногами полигон и площадку приземления Тесницкого учебного центра.

Рождались и умирали отдельные фрагменты. Общий замысел проступал все более явственно и наконец вылился в четкий план, где был полный «джентльменский» набор: показ техники, вооружения и средств десантирования, десантирование людей внутри боевой машины с использованием системы «Кентавр», массовое десантирование батальона с последующим розыгрышем боевых действий в сопровождении нешуточной имитации авиационной и артиллерийской поддержки, преодоление штурмовой полосы с выполнением головокружительных элементов, стрельба из всех видов оружия, включая вертолеты.

Есть такое слово — показуха! И само слово, и вкладываемый в него смысл носят снисходительно-пренебрежительный характер. У многих ассоциируется с очковтирательством. Да, армия страдала этой болезнью раньше, не избавилась от нее и сейчас. Показуха — это когда тебя везут на сборы куда-нибудь в Кантемировскую, Таманскую дивизии, Теплостановскую бригаду, показывают тебе удивительно уютные казармы, где все кругом — зеркала, полировка, пластик. Превосходная «made in не наше» керамика. Теннисные корты, на которых никогда не играл ни один солдат; клуб, где одежда сцены и музыкальная аппаратура стоят раз в десять больше, чем все твои дивизионные и полковые оркестры, вместе взятые. Когда ты ходишь среди этого великолепия и с тоской думаешь, что в месяц командир этого войска получает раза в три больше, чем ты в год. Когда тебя поучают, наставляют, занудно рассказывают, какие должны быть сушилки, курилки, ленинские комнаты. Ты знаешь, что у тебя никогда этого не будет. И начальник, который тебе это внушает, об этом знает. Но один говорит, другие кивают, соглашаются, некоторые, особо старательные, даже что-то записывают. Устанавливаются заведомо невыполнимые сроки, по которым должны быть перекрашены казармы в определенный колер, облицованы плиткой по единому образцу входы, стандартно оборудованы эти самые курилки и сушилки. Какой-нибудь молодой командир полка, недавно попавший на должность, угнетенный окружающим его великолепием, неосторожно брякает: «А деньги?»

Под довольный гогот аудитории следует наставительный ответ: «С деньгами и дурак сделает, а ты вот без денег покажи, на что способен…». И показывает. В стремлении объять необъятное отодвигается в сторону боевая подготовка, отодвигается служба вообще, все рыщут, воруют, меняют, зарабатывают. Показанное великолепие, в конечном итоге, все равно не достигается, но уже занятия проводятся с пятого на десятое и даже вызывают раздражение, уже появились разложенные в той или иной степени солдаты, для которых нет ничего святого. Уже и некоторые офицеры начинают забывать о том, что они офицеры. Уже иному командиру роты несравнимо проще, приятнее и привычнее организовать рытье канав, строительство и покраску заборов, чем провести элементарное занятие по строевой подготовке. А машина крутится, крутится… Про кого-то говорят: «Молодец! На сборах побывал, посмотрел, все казармы покрасил. Старательный, любознательный, исполнительный, хваткий молодец!» Какой ценой этот «молодец» достиг этого радующего глаз однообразия, в какое количество юных душ влил яд вседозволенности, непорядочности, скольким солдатам пришлось против собственной воли нарушить заповедь — не укради! Воровать, красть, лепить что-то в ущерб боевой готовности и боевой подготовке, разлагая при этом людей до молекул, чтобы где-то, кто-то, когда-то при случае мимоходом погладил тебя по головке — вот это и есть показуха в самом худшем смысле этого слова.

Когда это же слово применяют к обозначению боевого показа — я категорически против. Прыгните хоть раз внутри боевой машины, испытайте это непередаваемое чувство, когда ты находишься внутри замкнутого объема, когда твоя сила, воля, сноровка ровным счетом ничего не стоят. Все зависит только от техники. И если она по каким-то причинам не сработает, замкнутый объем станет твоим гробом. Прыгните вообще с парашютом из транспортника на скорости 330 километров в час! Когда парни уходят в бездну буквально верхом друг на друге с интервалом отделения 0,3–0,5 секунды! Ощутите на своей физиономии ласковое и нежное прикосновение каблука прыгнувшего впереди тебя товарища. Добейтесь, чтобы десятки летящих с неба боевых машин, сотни людей благополучно приземлились, в считанные минуты образовали боевые порядки и грозно и стремительно атаковали. Прыгните в пылающий бассейн с высоты семь метров и умудритесь из него выбраться, не получив ни малейшего ожога. Двенадцатью пусками ПТУР превратите в щепки 12 мишеней танков. И не потеряйте при всем этом ни одного человека. Тот, кто все это и многое другое проделает и у кого после этого повернется язык назвать это боевое действо показухой, — пусть первый бросит в меня камень.

У меня начались горячие денечки. Командующий округом, который отвечал за подготовку к параду, требовал моего постоянного присутствия на парадной площадке. Командующий ВДВ не менее настоятельно требовал моего присутствия в дивизии. Шишки сыпались с обеих сторон. Мне это быстро надоело, в присутствии обоих командующих я поставил вопрос ребром о создании какого-то, если не щадящего, то, по крайней мере, физически выполнимого режима. Командующие вдумались и достигли компромиссного соглашения. Я должен был присутствовать лично и в части, касающейся проводить занятия с парадным расчетом на плановых тренировках. Остальное время заниматься подготовкой показа.

От Москвы до Тулы 159 километров, от парадной площадки до штаба дивизии 220. Режим получился практически щадящий. Представленная командующему ВДВ генеральная репетиция его удовлетворила. В конце возникла заминка:

— К тебе в дивизию впервые в жизни прибывает американский министр обороны. Что ты ему намерен подарить на память? — спросил командующий ВДВ.

— Авторучку и вымпел, — бросил я со зла.

— Авторучку? Ты это брось! У него своих хватает. Вымпел можно к чему-нибудь приложить, но сам по себе это тоже не подарок. Тула — это же город мастеров! Надо что-нибудь оригинальное. Тебе не кажется странным, что мне приходится тебя учить. Ты же дивизией третий год командуешь.

Да, Тула — это город Мастеров. Мастеров потомственных, род которых уходит корнями во времена Петра Первого. Я знал многих из них и всегда поражался, какой удивительной красоты и совершенства вещи они изготовляли, вещи штучные, уникальные. И в какой нищете, как правило, при этом прозябали. Это был период, когда начинало приходить понимание того, что уникальный труд продается за тысячную, а может быть, и десятитысячную часть своей истинной стоимости. Я поехал к таким мастерам и объяснил им ситуацию. Они раскрыли закрома. Дивной работы приклады, ложа, замечательной красоты ореховые футляры для охотничьих ружей. Тонкой работы ножи всех видов и размеров. Ножны к ним. Шкатулки, футляры, футлярчики. К тому времени они, тульские самородки, расстарались и восстановили секрет дамасской стали. Изготовленными ими ножами можно было побриться, ободрать лося и снова побриться. Сталь была самозатачивающаяся — чем больше режешь, тем острее становится нож. Я остановился на двух ножах дамасской стали в ореховом футляре для американца и на тонкой работы кинжале для родного министра.