же забывали о предмете.
Капитан стал упорно читать все, что мог найти на данную тему, – экономическую статистику, те случаи, когда Общество вмешивалось в местную политику на той или иной планете в целях самозащиты, дискурсы о психологии людей, долгое время находившихся на борту корабля, и единственную статью, опубликованную тысячу девяносто семь лет назад, о том, как некий Хардис Сандж, представитель группы межзвездных торговцев (список имен прилагался), подал заявку на регистрацию устава особой организации и что заявка была удовлетворена. Лэнгли прочитал устав. Это был поразительный документ. Его безобидный на первый взгляд язык предоставлял полномочия, которым мог позавидовать любой министр. Тремя веками позже «Технон» признал Общество независимым государственным образованием. Другие планеты сделали это еще раньше, все остальные почти сразу последовали их примеру.
Лэнгли застыл в неподвижной позе. После четырехдневных поисков начала складываться общая картина.
Пункт первый: «Технон» позволил создать Общество без малейших возражений, хотя его политика была направлена на постепенное объединение доступной части галактики.
Пункт второй: сегодня Общество насчитывало несколько сотен миллионов членов, в том числе представителей многих негуманоидных рас. Каждый член Общества располагал крайне скудной информацией о других членах.
Пункт третий: рядовые члены Общества вплоть до судовых офицеров не знали, кто ими управляет, и тем не менее привыкли подчиняться, не задавая лишних вопросов.
Пункт четвертый: отпустить Вальти без привлечения к ответственности Чантхавару приказал непосредственно «Технон».
Пункт пятый: экономические данные показывали, что в долгосрочной перспективе все больше планет начинали зависеть от поставок Обществом какого-нибудь элемента, без чего не могла обойтись местная промышленность. Проще и дешевле было покупать сырье у кочевников, чем куда-то летать и добывать его своими силами. К тому же Общество соблюдало нейтралитет…
Черта с два!
Лэнгли не мог понять, почему никто другой не заподозрил подвоха. Разве что Чантхавар… Но, каким бы он ни был умным, его психику тоже обработали. Задача министров – всего лишь осуществлять политику, выработанную машиной, а не копаться в подробностях. И разумеется, ни один министр не должен знать правды. Те, кто на нее время от времени натыкались, исчезали. Разгадай непосвященное лицо тайну, и все вышло бы наружу, новость расползлась бы по всем планетам, а Общество потеряло бы свою полезность.
Полезность для «Технона».
Ну конечно! Общество было основано вскоре после отрыва колоний. В обозримом будущем вернуть их не представлялось возможным. Однако организация, способная проникнуть куда угодно и отправлять оттуда донесения в главный офис, организация, которую все, включая ее подданных, считали непредвзятой и неагрессивной, служила прекрасным посредником для наблюдения за другими планетами и постепенного их подчинения.
Какой совершенный механизм этот «Технон»! Какой величественный монумент, какой великий последний аккорд умирающей науки! Его создатели превзошли самих себя, их детище выросло, научилось думать на тысячелетия вперед, пока не сложится реальная цивилизация. Лэнгли ощутил внезапное иррациональное желание увидеть этот гигантский плод инженерной мысли.
Разве эта штука, состоящая из импульсов энергии и металла, настоящий разум с настоящим сознанием? Нет. Вальти говорил, а библиотечные сведения подтвердили, что живой разум с его бесконечными возможностями так и не удалось ни разу воспроизвести. То, что «Технон» мыслил и рассуждал в пределах своей функции, не вызывало сомнений. Для управления планетами и создания таких схем, какие придумывало Общество, требовался аналог творческого воображения. «Технон» оставался автоматом, суперкомпьютером. Он принимал решения строго на основе введенных в него данных и ошибался ровно настолько, насколько ошибочны были данные.
Этот компьютер – ребенок, огромный, почти всемогущий, лишенный чувства юмора ребенок, устраивающий жизнь человечества, сложившего с себя всякую ответственность за свою судьбу. Нерадостная мысль.
Лэнгли закурил сигарету и откинулся назад. Хорошо. Он сделал открытие, способное потрясти всю империю. У него получилось это сделать, потому что он жил в другую эпоху с другим образом жизни и мышления, обладал непокорным интеллектом свободнорожденных, но был свободен от их психологических шор. Его мир имел за плечами историю последовательной, нередко насильственной эволюции и превратил прогресс в идола, потому Лэнгли мог сегодня наблюдать происходящее с большей отстраненностью, чем люди, стремившиеся в последние два тысячелетия исключительно к состоянию покоя.
Вот только что делать с этой находкой?
Нигилист в душе нашептывал сообщить об открытии Вальти и Чантхавару. Взорвать все нафиг. Нет, он лишь опрокинет повозку с миллиардами жизней, да и сам скорее всего не уцелеет. Не ему судить, он не Бог, его желания не более чем реакция бессильной ярости.
Лучше помалкивать. Если заподозрят, что я узнал правду, то я не проживу и минуты. Одно время меня тоже считали полезным, а в итоге вон что получилось.
Сидя вечером один в квартире, Эдвард рассмотрел себя в зеркале. Лицо похудело и лишилось загара. В волосах появились седые пряди. Он чувствовал себя старым и уставшим.
Душу разъедала досада. Зачем он застрелил этого человека на плантации? Бессмысленный поступок, как все то, что он делал в этом чужом мире. Он оборвал жизнь или по крайней мере причинил боль без какой-либо пользы.
Просто ему здесь не место.
Она присела рядом,
Взяла мою ладонь.
Сказала: «Ты нездешний,
Здесь не твой дом».
Чем сейчас занята Марин? Жива ли вообще? Если только существование на нижних этажах можно назвать жизнью. Вряд ли она станет торговать своим телом – Эдвард видел в ней злую гордость, – однако в Старом городе всякое могло случиться.
Его терзали муки раскаяния. Не надо было ее выгонять, вымещать свою неудачу на человеке, всего лишь желавшем разделить его бремя. Нынешней зарплаты едва хватало на одного, но они могли бы что-нибудь придумать.
Лэнгли вслепую набрал номер главного управления полиции города. Вежливый раб на экране сообщил, что закон не позволяет следить за мещанами, если те не совершили преступления. Для этого существовала платная услуга, раб назвал сумму – таких денег у Лэнгли не было. Тогда извините, сэр.
Надо занять, украсть, спуститься на нижний этаж самому, посулить награду, все, что угодно, лишь бы разыскать Марин!
А захочет ли она возвращаться?
Лэнгли заметил, что дрожит.
– Так не пойдет, чадо мое, – вслух произнес он, бросая вызов пустоте комнаты. – Ты быстро сходишь с ума. Сядь и в кои веки подумай.
Увы, все мысли катились по наезженной колее. Он был чужаком, белой вороной, инородным телом, которое терпели только из милосердия и некоторого научного интереса. Лэнгли ничего не умел, ничему не был обучен, не имел родственников или связей. Не будь университета – еще одного анахронизма, – он оказался бы в трущобах.
Укоренившееся упрямство не позволяло