Читать интересную книгу Возвращение к любви - Георге Георгиу

— Господи, Элеонора Аркадьевна, какая вы сегодня красивая! Посмотрите же в зеркало, посмотрите!..

В приемной стояла вешалка с большим зеркалом в человеческий рост. Зеркало появилось здесь вскоре после назначения Элеоноры Фуртунэ директором, четыре года тому назад. Вначале оно не пользовалось успехом, особенно у мужчин; но незаметно то один, то другой перед тем как зайти к директрисе, начали задерживаться перед ним; ибо, переступив порог ее кабинета, каждый оказывался лицом к лицу с женщиной редкой красоты, всегда безупречно одетой. С тех пор же, как директриса овдовела, зеркало стало пользоваться еще большим вниманием.

…Конечно, это она. Такая же, как всегда; зеркало добросовестно отражало ее обычный облик. И все-таки ее внешность изменилась. В ее взоре сквозило торжество, словно после победы, одержанной с трудом, но возвысившей ее в собственных глазах. А в новой прическе она выглядела более молодой и красивой. И платье это надела впервые. Нарядилась для встречи с Максимом, да не доехала до него, и вот любоваться ею пришлось другим…

Целый день, где ни довелось ей побывать — на огородах, в детском садике, на ферме, дома, с кем ни встречалась — с бригадирами, рабочими, — все это время ее не оставляло чувство вины перед Максимом Могой. Весь день она ходила и ездила в том наряде, который надела накануне, и, где ни бывала, рождала радость у людей, видевших, что их директор, после всего пережитого, пришла наконец в себя.

«Сколько надо ехать до Пояны? Со скоростью в сто километров в час за тридцать минут можно быть на месте». Эта мысль все больше вводила ее в соблазн.

Наступил вишневый волнующий закат, предвестник нежданных событий. Будет ли прохладной ночь? Ударят ли заморозки в конце весны? Либо из дальних далей плывут уже к нам дожди? Либо распускают буйные кудри ветры?

А душа Элеоноры жаждала покоя, жаждала тихого света любви. Кому, однако, выпадало на долю сразу столько даров судьбы?

На улицах Пояны стихал дневной гомон; фонари со своей высоты взирали на торопливых пешеходов, на грузовики, покрытые пылью дорог, желтизна их лучей отражалась в блеске легковых машин. Элеонора свернула с главной улицы, направилась к дирекции совхоза. Но, проехав несколько десятков метров, передумала и повернула обратно. Она знала, что Максим переехал в квартиру бывшего директора, так что найти его для нее не составило труда. Два окна были освещены, хозяин — дома. Была суббота, Максим возвратился раньше обычного.

Элеонора выключила двигатель, и машина проехала по инерции еще несколько метров, чуть скользнув по сухому асфальту. Перед общим подъездом остановила, но выходить не спешила. Никакого движения в доме не было заметно. Женщина остановилась в машине, словно в ожидании того решающего мгновения, которое должно определить ее судьбу. Холод все больше пронизывал ее. На заднем сиденье лежало пальто; но надевать его она не стала. В той освещенной комнате, наверно, тепло…

Эта мысль заставила ее выйти… Элеонора постаралась бесшумно закрыть дверцу. Проверила, все ли заперто. «Все в порядке».

Она поднялась но лестнице, шагая легко и неслышно. Дверь не была на запоре. Не позвонив, Элеонора проскользнула в узкую прихожую. Справа виднелась дверь в освещенную комнату. Она вошла без стука, словно была у себя дома.

— Добрый вечер, Максим Дмитриевич!

Максим сидел в глубоком кресле, с книгой в руке.

— К вам можно?

Он смотрел на нее пристально, не говоря ни слова. У него просто отнялся язык; он, Максим Мога, никогда не терявшийся при самых сложных обстоятельствах, теперь не был в силах ничего сказать. Все было слишком неожиданно. Он торопливо поднялся на ноги.

— Как вы себя чувствуете? — заговорила снова Элеонора, видя, что он по-прежнему безмолвствует, и понимая его состояние. Очутись он внезапно ночью у нее самой, она не проявила бы большей находчивости. — В этом месяце, знаю, вам выпало много хлопот… — Она умолкла, по ее лицу скользнула легкая тень. — Да и я прибавила вам забот… — Она стояла перед ним, стройная — тополек, трепещущий от жажды жизни.

— Вы покажете мне свое жилище?

Максим пришел наконец в себя, словно вопрос Элеоноры прозвучал как пароль.

— Буду рад. Хотя ничего особенного у меня, наверно, не увидишь.

— Разве? А этот замечательный сервант? — с легким упреком спросила Элеонора, когда они вошли в его комнату. — В наше время это большая редкость. Разве Станчу его еще не видел? Он ведь истинный любитель искусства старины. — И неожидан ответа, с живостью продолжала: — А мне здесь нравится. Вы позволите? — Усевшись на диван, она некоторое время любовалась старым буфетом, создававшим в комнате атмосферу интимности и покоя. Перевела взор на скульптуру Хэцашу, водруженную на самый верх серванта. Элеонора чуть заметно вздрогнула — ей показалось, будто мужчина в середине группы смотрел на нее глазами Моги, проникая взором в самую глубину души. И опять повернулась к Максиму.

Максим опустился рядом на диван. В уме звучало множество прекрасных слов, которые хотелось сказать этой женщине; но требовалось лишь одно, и Мога знал, что не осмелится его произнести. Он обнял ее за плечи, и Элеонора прижалась к нему.

«Любимая…» Заветное слово раздалось вначале в его сердце. И она, несомненно, услышала, ибо от тепла ее тела у него с неудержимой силой закружилась голова.

…Новое платье цвета ясного неба медленно сползло со спинки стула и собралось в кучку на полу. Ожерелье расстегнулось, может быть, даже порвалось, и бусинки янтаря в беспорядке перемешались в волосах Элеоноры, рассыпались по подушке, словно их разметал во все стороны могучий порыв ветра.

Глава шестая

1

День, в который Анна Флоря переехала в Пояну, стал для нее своеобразным рубежом, разделившим ее жизнь на две совершенно различные части. Первую она прожила, как могла, оставшись в одиночестве после развода с Ильей Флорей, она уехала из Албиницы и некоторое время проработала в Стэнкуце. Весна была в разгаре, на виноградниках шла обрезка, и Анна с головой ушла в водоворот полевых работ. С зари до поздней ночи, с рассвета до глубокой темноты… Выходила из дому затемно и битых семь километров шла пешком. Напрасно бранился по этому поводу Лянка; на следующий день она снова отправлялась в путь тем же пешим порядком. Эти долгие утомительные походы, казалось, помогали ей изгнать из памяти все, что наболело до тех пор. Пока ей не стало ясно, что все старания напрасны.

И так случилось, что в один из дней никто не встретил более Анну ни на плантациях, ни в селе, ни в правлении колхоза. Некоторое время она прожила дома, у родителей; там ее удерживала и маленькая Марианна, счастливая тем, что каждый день видит мать. Потом Анна вспомнила, что Максим Мога предложил ей устроиться в Пояне. И вот она здесь и пробует снова перекроить судьбу. Мога и был как раз тем человеком, в котором она больше всего нуждалась в это трудное для нее время. Нуждалась в его стойкости. Ему ведь тоже выпало на долю немало испытаний, так что вся его жизнь могла послужить ей примером и опорой.

— Я тебе говорил еще в Стэнкуце, что работать ты там не сможешь. Тогда ты обиделась, — заметил Мога несколько дней спустя, при встрече.

— Мне показалось, что ты сказал это мне из жалости, — ответила Анна не таясь.

— По какой причине тебя следовало жалеть? Что избавилась от человека, с которым не могла больше жить? Развод — не самая большая из трагедий. Но хватит, мы говорили уже об этом в Стэнкуце. Нет смысла к этому возвращаться. — Максим дружелюбно на нее взглянул. Он чувствовал себя обязанным позаботиться об Анне, помочь ей справиться с ее бедой. Надо ввести ее в круг его знакомых, чтобы она не мучилась одиночеством. А придет время — познакомит ее с Элеонорой.

Накануне Мога обсудил положение с Кэлиману, и первый секретарь предложил ему устроить Анну там, где, по его мнению, она будет лучше себя чувствовать.

— И я всегда буду рядом, чтобы помочь…

— Спасибо, Максим Дмитриевич.

— А теперь пойдем, — сказал Мога.

Анна не знала, куда он ее поведет. Не ведала, где будет трудиться. Но оставила все на его разумение и молча последовала за ним во двор, где ждала их «Волга». Максим открыл заднюю дверцу и, пригласив Анну в машину, занял место рядом с ней.

— А это товарищ Ионикэ Бырсан, — представил он ей водителя. — Племянник Драгомира Войку, с которым ты познакомилась позавчера у меня. Отличный парень Ионикэ, но службой своей, к сожалению, недоволен.

— Как же мне быть довольным, Максим Дмитриевич, — притворился обиженным шофер, — если с тех пор, как я получил эту «Волгу», в нее не садилась ни единая ласточка. Ходит слух, будто ребята, работавшие у вас шоферами, так и остались неженатыми.