Читать интересную книгу Возвращение к любви - Георге Георгиу

Мога слегка похлопал его по плечу.

— Кого мне жалеть, если ты сам себя записал в инвалиды? — И тут же пожалел о сказанном, о брошенной второпях обмолвке. Лицо Хэцашу потемнело, уголки губ опустились. — Прости меня, Антон! — окончательно смешался Мога. — Прости за дурацкую шутку! — Лишь позавчера он говорил Станчу о том, что нужно бережно обращаться с людьми. И вот позволил себе с легкомыслием мальчишки такую шутку дурного вкуса по адресу старого приятеля!

Хэцашу изобразил улыбку, словно ничто не было в силах испортить ему настроение. Но в душе оставалась горечь. Не из-за услышанных слов; Мога, конечно, не хотел его оскорбить. Но с самого дня ухода на пенсию он чувствовал себя лишним, отторгнутым от жизни человеком.

— Не надо себя казнить, — постарался он освободить Могу от чувства вины, живо отражавшейся на его лице. — Много ли тебе будет, правду сказать, от меня пользы? Что я умею, что знаю? Всего понемножку, на деле же — ничего. — Он принялся помогать Войку накрывать на стол, и делал это с немалым умением, продолжая в то же время, словно на исповеди: — Работал по линии культуры, был в то же время уполномоченным по сельскому хозяйству. Учил хлеборобов сеять пшеницу, подсолнечник, кукурузу… Виноградники в ту пору еще не были в почете. Иногда пытался отказаться от роли наставника для земледельцев. «Не разбираюсь», — говорил. «Ты руководил колхозом, как же можешь не разбираться?» — отвечали мне. Будто искусство земледельца можно усвоить за один год! И я продолжал — призывал крестьян сеять пшеницу даже на крутосклонах. Открыл потом школу живописи и ваяния, пытался учить детишек резьбе по дереву — в этом я кое-что кумекал; но приехал из Кишинева инспектор и запретил мне преподавать — по той причине, что у меня нет специального образования…

— Надо было учиться, кто мог тебе в этом помешать? — вмешался Войку. — Просто тебе нравилось быть начальником, — усмехнулся он. — Было время, Хэцашу руководил и коммунхозом, — сказал он к Моге как бы для сведения.

— Хочешь сказать, что тогда не было порядка? — Хэцашу вперил в него вопросительный взгляд.

— Вот уж нет. Порядок был, — кивнул Войку. — Больше, во всяком случае, чем во многом другом.

— Вот видишь! — оживился Мога. — А ты говорил, что ни на что не годишься!

— Теперь я на запасном пути, Максим, на мертвом, — сказал Антон невесело. — Возьми лучше в объединение Войку, он хороший специалист по технике.

Драгомир Войку повернулся к Хэцашу, чтобы возразить, но в эту минуту в дверях появился Ион Пэтруц. Войку промолчал.

— Прости, Максим, что с пустыми руками, — стесненно молвил прибывший. — Перевернул всю Пояну, и ничего не нашел.

— Что ты, Ион! Есть ли на свете дар дороже нашей дружбы! Не так ли, Антон? — Мога, казалось, все еще искал примирения с Хэцашу. — Дар сердца, не ради похвальбы, — засмеялся он.

Антон хлопнул вдруг себя по лбу.

— Боже, до чего доводит склероз! — Он быстро вышел в прихожую и возвратился с черным портфелем в руках. Затем торопливо, словно собирался сейчас же уйти, вытащил из него прямоугольный пакет, завернутый в плотную голубоватую бумагу. — Это тебе от меня…

В пакете была деревянная скульптура — портреты пяти мужчин примерно одного возраста, вопросительно уставившихся друг на друга. Пять лиц, выражавших и постоянство, и упорство. Смелых и полных жизни. Эти пятеро, казалось, спрашивали друг друга: чем каждый из них увлечен, чего добился в жизни, что сможет оставить после себя людям?

— В середине — Мога. Ей-богу, он! — объявил Пэтруц, с прищуром разглядывая скульптуру. — Продолговатые щеки, точно как у него, и глядит исподлобья, словно сердится. В такие минуты лучше ему не попадаться!

— Ты меня так боишься? — с любопытством спросил Мога. — Я что-то не замечал.

— Это наше поколение, ребята, — взволнованно пояснил Хэцашу. — Это мы, присутствующие здесь, но и еще тысячи таких, как мы, так что нет смысла искать конкретного сходства с кем-либо из знакомых. Если это тебе правится, Максим, сохрани на память. Сделано специально для тебя.

Мога неловко обнял его в знак признательности.

— Насколько я понимаю в искусстве, у тебя — талант. Жаль, мало проявился.

Хэцашу улыбнулся и покраснел. Похвала его явно обрадовала.

В комнате снова установилась атмосфера искреннего веселья, и Мога, видя, что другие гости не появляются, позвал друзей к столу. Были приглашены также Кэлиману, Карагеорге, Томша, Ивэнуш. Но Кэлиману с Ивэнушем на заре уехали в Кишинев и, может быть, еще находились на обратном пути. Карагеорге же после «дуэли» в кабинете Кэлиману выдерживал дистанцию.

— Будь добр, Войку, наливай. Поднимем бокалы! — предложил Мога, когда все расселись.

— Хотели обойтись без меня? — донесся вдруг из коридора хриплый голос, и все головы повернулись к двери.

Это был Виктор Станчу. В добротном, ладно скроенном коричневом костюме, в белой сорочке при красном галстуке; было сразу видно, что Станчу готовился к важному торжеству. Лишь волнистый чуб с проседью не желал считаться с настроением хозяина, оставаясь взъерошенным, словно его потрепал внезапный вихрь.

— С бокалами прошу не спешить! — объявил он повелительно. — Одну минуточку! Костике! — крикнул он кому-то за дверь. — Чего там застрял! Пошевеливайся, черт возьми!

Держа бокалы, как и застал их Станчу, все четверо застыли в ожидании — какую еще затею придумал драгушанский директор?

И тут появился Костике. Точнее, в прямоугольнике открытой двери вначале возникла пара рук, державших огромную и тяжелую коробку — цветной телевизор в полной упаковке. Затем все увидели двоих молодых людей; первый, в одной рубашке, со сдвинутой на затылок шапкой, был шофер Костике, второй, в тонком летнем костюме, с не слишком длинными волосами, которые, однако, не мешало бы еще подкоротить, был Илья, сын Виктора.

— И ловкий же ты, Станчу, чертяка! — нарушил молчание Хэцашу. — Всем носы утер! Ты должен знать, Максим: по большим праздникам наш Виктор любит устраивать сюрпризы.

Максим лишь с недоумением взглянул на Хэцашу, затем повернулся к Станчу. Взор его все более заострялся и тяжелел. И под этим грузом Станчу, словно под трудной ношей, стал все более наливаться краской.

— Я хочу, чтобы мы с тобой остались друзьями, — сказал ему Мога, может быть, даже слишком спокойно, отчего прочие не посмели ни единым словом вмешаться.

Костике и Илья еще держали в руках огромную картонную коробку. На лицах их проступил пот; оба в смущении посматривали то на Могу, то на Виктора. Поскольку же ни тот, ни другой не сказали им, что делать, они опустили коробку на пол. Залившись краской, Илья бросил на отца колючий взгляд и выбежал из комнаты. Костике поспешил следом.

Положение сложилось неожиданное, нелепое. Все застыли в нервном оцепенении; даже Хэцашу, поначалу с одобрением встретивший поступок приятеля, в смущении опустил глаза и занялся изучением наклейки на бутылке шампанского. И тут вдруг взорвался дверной звонок — весело, шумно. Присутствующие, за исключением Станчу, который словно часовой прирос к телевизору, слегка отодвинулись к стенам, чтобы освободить место для новоприбывших. Это мог быть Кэлиману, и Мога поспешил навстречу. Добравшись до входа, он развел в стороны могучие руки, словно готовился остановить целую толпу непрошеных гостей.

Но голос его тут же зазвенел радостью:

— Боже, какой сюрприз! И Валя тут! И Анна тоже! Ты один на такое способен, Михаил! Прошу, прошу, будьте знакомы…

И Мога посторонился, впуская обеих женщин и Михаила Лянку.

— В добрый час в новом доме! — Валя первая обняла его, целуя в обе щеки, тогда как Мога едва осмелился обнять ее своими тяжелыми руками. Затем он повернулся к Анне Флоря, в стеснении взиравшей на незнакомых ей люден.

— Рад, что пришла, — улыбнулся он, глядя ей в глаза. — Отлично выглядишь, по-прежнему молодеешь, так что будь осторожна: мои ребята могут и не отпустить тебя назад, в Стэнкуцу. — Эти слова заставили Анну покраснеть, и Мога, меняя тему, обратился ко всем гостям: — Товарищ Анна Флоря — главный агроном колхоза «Виктория» в Стэнкуце. А Валентина Андреевна, — представил он вторую гостью, — жена Михаила Лянки, и притом — отличный хирург. А товарищ Лянка…

— Знаем его, знаем! — оборвал Драгомир Войку. — Все уши нам прожужжал: Лянка да Лянка, какой человек, какой специалист! Слава богу, вижу наконец знаменитого Лянку собственной персоной!

— А нам повезло, с дороги — прямо к столу! — Лянка широко развел руками, словно хотел разом схватить в охапку все вкусные вещи перед собою.

Лишь один из всех не разделял отличного настроения, воцарившегося при появлении новых гостей. Это был Виктор Станчу. Недвусмысленный отказ Моги принять подарок был для него ударом в самое сердце. Он чувствовал себя обиженным, униженным перед всеми. «Марица, Марица, глупая девица!» — вскричал он про себя, имея в виду жену, — как всегда, когда она выводила его из терпения. Ибо она настаивала: «Сделай Моге хороший подарок, не скупись. Ведь он тебе — друг!» И если бы ему не попался на глаза телевизор, единственный еще не проданный в раймаге, где такие товары появлялись довольно редко, он купил бы большую керамическую вазу. Виктор успел приметить в комнате Моги возле старинного серванта подходящий уголок, где ваза смотрелась бы отлично. Но в последнюю минуту цветной телевизор все-таки перевесил; в их местах он был еще редкостью. Да и пользы от него Максиму было бы больше. Скрасил бы ему одиночество. И вот он остался у дверей, как брошенная никому не нужная вещь.