дал бы и ломаного гроша.
Страшно даже представить, что Буш высадится на французское побережье и будет губить незаменимых матросов в тщетной попытке его спасти.
— Очень хорошо. Положите корабль в дрейф, мистер Буш. Если все пойдет по плану, мы вернемся через полчаса. Ждите нас здесь.
Приказывая спустить гичку, Хорнблауэр надеялся, что на берегу не обратят внимания. Наблюдая, как Буш проводит парусные учения, французы наверняка уверились, что «Сатерленд» маневрирует без всякого толка, и вряд ли заметят, что на нем ненадолго обстенили грот. Хорнблауэр сел рядом с Брауном, матросы разобрали весла. Шлюпка легко заплясала на волнах; Хорнблауэр направил ее к берегу чуть впереди от бурого паруса над зеленой полосой, потом обернулся на «Сатерленд». Гичка мчалась прочь, и величественный корабль под пирамидой парусов уменьшался на глазах. Даже сейчас неутомимый мозг Хорнблауэра изучал обводы, наклон мачт, прикидывал, как улучшить мореходные качества.
Они прошли первую полосу бурунов — море так лениво било о мелководье, что их и бурунами-то трудно было назвать, — и понеслись к золотистому берегу. Через минуту шлюпка дернулась, проскребла дном о песок и встала.
— За мной, ребята, — крикнул Хорнблауэр.
Он перебросил ноги через борт и оказался по пояс в воде. Матросы, не мешкая, последовали за ним, ухватились за планширь и толкали полегчавшую шлюпку, пока не стало совсем мелко — вода еле доходила до щиколоток. Хорнблауэр чуть не побежал вперед, увлекая их за собой, но тут же опомнился.
— Абордажные сабли? — спросил он сурово. — Зажигательные пакеты?
Оглядев всех девятерых, убедился, что каждый вооружен и при пакете, и двинулся вперед. Нечего было и думать, чтобы пробежать всю косу и потом плыть. Песчаная отмель переходила в поросший девясилом галечный вал. Перемахнув через него, они оказались в зеленом винограднике. Ярдах в двадцати сгорбленный старик и две старухи мотыжили землю; они изумленно уставились на пришельцев. Те оживленно переговаривались, однако французы смотрели на них без единого звука. В четверти мили за виноградником виднелся бурый шпринтовый парус, за которым уже можно было разглядеть и маленькую бизань. Хорнблауэр выбрал тропинку, которая вела примерно в нужном направлении.
— Идем, ребята, — сказал он и побежал рысцой.
Увидев, что моряки топчут виноград, старик что-то закричал. Звуки чужой речи насмешили матросов — они никогда их прежде не слышали. Многие и виноградник видели впервые — Хорнблауэр слышал, как за спиной матросы удивленно обсуждают аккуратные ряды, казалось, бесполезных пеньков и маленькие неоформившиеся гроздья.
Они пересекли виноградник, дальше берег круто спускался к дороге. Лагуна была не больше двухсот ярдов в ширину, и фарватер, видимо, проходил совсем близко к дороге, — во всяком случае, цепочка бакенов в сотне ярдов от нее, скорее всего, отмечала мели. Каботажное суденышко ползло, не ведая об опасности. Матросы завопили и начали срывать одежду.
— Молчать, болваны, — рявкнул Хорнблауэр. Он отстегнул перевязь и снял сюртук.
Заслышав крики, команда каботажного судна высыпала на бак — трое мужчин, к которым вскоре присоединились две крепкие женщины. Все они из-под руки разглядывали берег. Тут одна из женщин сообразила, к чему раздеваются люди на дороге. Хорнблауэр, стягивая штаны, услышал ее визг и увидел, как она бежит на корму. Каботажное судно уже почти поравнялось с англичанами, когда большой шпринтовый парус стремительно пошел вниз и руль круто повернули. Но поздно: судно развернулось, прошло цепочку бакенов и рывком село на мель. Рулевой бросил штурвал и воззрился на англичан, остальные тесной кучкой столпились вокруг него. Хорнблауэр надел перевязь на голое тело. Браун, тоже голый, заткнул за пояс обнаженную саблю.
— Вперед, — приказал Хорнблауэр.
Чем быстрее, тем лучше. Сложив руки над головой, он рыбкой плюхнулся в лагуну; матросы прыгали следом, гикая и плеща водой. Она была теплая, как парное молоко — Хорнблауэр плыл медленно и по возможности ровно. Плавал он плохо, и каботажное судно в каких-то пятидесяти ярдах казалось недостижимым. Шпага болталась на перевязи и тянула вниз. Его обогнал Браун, шумно загребавший воду. В белых зубах он сжимал талреп зажигательного пакета, густые черные волосы намокли и прилипли к голове. Другие матросы тоже обогнали Хорнблауэра. Он только подплывал к кораблю, когда они уже выбрались на низкий шкафут, однако дисциплина возобладала: они дождались его и втащили на борт. Он выдернул из ножен шпагу и шагнул на бак. Французы стояли молча, и он на секунду задумался, как же быть с ними. Под ослепительным солнцем французы и англичане смотрели друг на друга, с голых тел лилась вода, но в эту напряженную минуту ни те ни другие не ощущали наготы. С облегчением Хорнблауэр вспомнил, что за суденышком тянется на буксире двойка, — он ткнул в нее пальцем и попытался припомнить французский.
— Au bateau, — сказал он. — Dans le bateau.
Французы колебались. Среди них были четверо мужчин и один старик, две немолодые женщины и одна старуха. Английские моряки, сгрудившиеся за спиной капитана, вытаскивали сабли.
— Entrez dans le bateau[27], — повторил Хорнблауэр. — Хобсон, подтяни-ка к борту двойку.
Одна из женщин разразилась визгливой бранью. Она размахивала руками, ее деревянные башмаки выбивали на палубе мелкую дробь.
— Я с ними управлюсь, сэр, — вмешался Браун. — А ну вали за борт!
Он схватил ближайшего француза за шиворот, и, размахивая саблей, поволок по палубе к борту. Тот покорился и перелез в шлюпку. Остальным недоставало только его примера. Браун отцепил фалинь, и перегруженная двойка поплыла по течению. Женщина продолжала сыпать каталанскими ругательствами.
— Подожгите корабль, — приказал Хорнблауэр. — Браун, возьми троих, идите вниз и гляньте, что можно сделать там.
Французы взялись за весла и теперь осторожно гребли к берегу. Двойка остановилась в дюйме от кромки воды. Хорнблауэр наблюдал, как французы выбираются на дорогу.
Его матросы орудовали тихо и ловко. Снизу доносился треск — Браун со своими людьми что-то крушил в трюме. Почти тут же из светового люка повалил дым — это полили маслом и подожгли сваленную в кучу мебель.
— Груз — масло в бочках и зерно в мешках, — доложил Браун. — Мы разбили часть бочек и развязали несколько мешков. Гореть будет. Смотрите, сэр.
Из грот-люка поднимался черный дымок, воздух над люком дрожал, отчего весь бак, казалось, плясал и плыл в солнечном свете. Перед люком горела уже и сухая древесина палубы. Она трещала и пылала, хотя на ярком свету огонь без дыма был почти невидим; на полубаке тоже горело, из-под двери в переборке валил дым, медленной волной накатывал на Хорнблауэра и матросов.
— Выломайте часть досок из палубы, — хрипло приказал Хорнблауэр.
Хруст досок, потом тишина. Нет, не тишина — Хорнблауэр различал