На другое утро он позвал своих тайных есаулов и приказал:
— Всех постояльцев под благовидным предлогом удалить. Завтра здесь временно поселим староверов.
Никита, Ермила и Федька, уже ведавшие о добром отношении Ивана к раскольникам, никаких вопросов не задавали: Каин знает, что делает.
Глава 10
Новая хитрость Каина
Прихватив с собой троих конных солдат из приданного ему караула, Иван направился в село Дубровку.
Неподалеку от сарая, в котором находились староверы, лежали на копне сена солдаты Раскольничьей конторы и резались в карты.
— Не знаете ли, братцы, где находится изба Яшки Зуева, кой с двумя сыновьями живет?
Солдаты уже хорошо знали личность Каина, а потому сразу указали ему дом под тесовой кровлей, стоявший напротив могучей высокой липы.
Полюбопытствовали:
— Аль в воровстве уличен?
— Воровские деньги из золота рубит. Никак, уже целый мешок набил.
Услышав столь важную, соблазнительную весть, солдаты, побросав карты, оживились:
— Вот те и Яшка! С сынами золотые монеты чеканит… Слышь, Иван Осипович. Яшка и сыны его здоровущие, могут и отбиться. Возьми нас на подмогу.
— Ты здесь за старшего? Как звать?
— Василием Катушкиным.
— А кого пасете?
— А-а, — отмахнулся Катушкин. — Старообрядцев. Никуда не денутся.
— Не положено. Сами управимся.
Избу пришлось брать штурмом, ибо «мастера» на стук дверь не открыли, пришлось выбивать оконные рамы. Тут и солдаты генерала Волкова на помощь приспели, на что и рассчитывал Иван.
Пока осаждали дом, Яков и сыновья сбросили все улики в подполье.
Протиснувшись через окна, солдаты окружили воровских мастеров, кои сели на лавку и грозились пожаловаться старосте.
— Умолкни, воровское семя! — прикрикнул Иван, и сурово глянул на солдат Раскольничьей конторы.
— Я вас не звал. Уходите!
— Уходим, Иван Осипович, — с сожалением сказал Катушкин.
— Впрочем, леший с вами, коль уж в избу проникли, помогите обшарить комнату и чуланы.
— Чего ищешь, Каин? — спросил Яшка. — Аль я у барина лес воровал? Чай, видел избу, ей уже три десятка лет. А, может, у соседа петуха резного с конька снял?
Говорил хозяин избы вроде бы с усмешкой, однако вид его был весьма напряженный.
— В лесу птички поют, а петух кукарекает, да золотые монеты тебе во двор выкидывает. Слышь?
— Чего?
— Как монеты позвякивают. Уши-то давно не чистил? А все оттого, что молоточком дни и ночи, как дятел, по золоту постукиваешь. Завидно нам, Яшка. Может, поделишься, тогда снова по лесу будешь птичек слушать. Лепота!
— Буде побасенки вякать. Я ни в чем Бога не гневил.
— Гляньте, ребятушки, какой праведник перед нами сидит. Чисто ангел. Ну, коль лесных птичек не хочешь слушать, послушаешь песнь пыточных соловьев, когда на дыбе будешь висеть.
— На какой еще дыбе?
— Дурака-то не валяй… В чуланах чисто, ребятушки? Тогда в подполье мышей пересчитаем по царскому повеленью, ибо мышиные шкурки ныне на корабельную обшивку ходом идут. Полезай, ребятушки.
Яшка переменился в лице — и побледнел, и потом покрылся, да и его сыновья были не в лучшем виде.
Вскоре вся оснастка «мастеров» и едва ли не целая котомка воровских монет, которые могли свободно сбываться на любых торгах (поразительное сходство с деньгами Монетного двора), оказались на широком столе избы.
— Ведь добром уговаривал, Яшка. Мог бы и дальше жить да птичек слушать.
Хозяин избы бухнулся на колени.
— Бес попутал, Каин. Пощади! Забирай котомку, служивых одари — и никто знать ничего не будет.
— Поздно, Яшка. Каин — верный царев слуга, а посему все до последней полушки окажутся в Сыскном приказе.
— Пощади! Ребят моих малых пожалей!
— Это этих, что матицу подпирают? Не смеши Яшка. И умолкни, иначе кляпом твой корявый рот заткну… А теперь, братцы, надо воровские деньги пересчитать. Чтобы Яшка в приказе не отпирался, будете очевидцами.
Среди монет, осторожно высыпанных из котомы, оказались не только полушки и алтыны, но и рубли с червонцами.
— Ого! — воскликнул Катушкин. — Да на эти деньги можно палаты каменные поставить, да и то еще много останется. Ай да Яшка!
Каин уловил в глазах Катушкина хищный блеск, да и остальные солдаты смотрели на деньги с вожделением.
— Считайте неторопливо и складывайте в кучки. Алтын к алтыну, рубль к рублю, червонец к червонцу, а затем я всё в опись занесу. Ты, Катушкин, веди подсчет за мелкой монетой.
Добрый час подсчитывали. Иван зорко следил за руками каждого солдата, а затем, когда на столе оказались три золотые кучки, Каин спросил Катушкина:
— Сколь мелкой монеты, Василий?
— Двести пятьдесят семь, Иван Осипович.
— А если перевести в рубли?
Василий почесал загривок.
— Сие для меня невыполнимо. Я ж не в Казенном приказе служу.
— Худо, Катушкин. Как же я в опись буду записывать? Да и число монет не соответствует. Надо пересчитать.
Катушкин губы надул, но Иван его успокоил.
— Ничего, Вася. Будет тебе и всем остальным от Сыскного приказа хорошая награда. Давай-ка вновь со всем тщанием, братцы.
Пересчет затянулся, а тут один из солдат, ухмыльнувшись, сказал:
— Когда в подполье лазил, бутыль сивухи видел, а к ней грибки да огурчики в кадушках. Может, оприходуем, Иван Осипович, а то все кишки ссохлись. Да и у всех моих ребят маковой росинки во рту не было. Хозяину все равно уже больше винца не пить.
— Я твоим солдатам, Василий не хозяин. Вы сами, без моего дозволения, сюда пробились. Так что, вначале дело надо завершить, все на бумагу записать, а уж потом, как мы воровских мастеров уведем, мое дело сторона. То, что вы тут станете творить, знать не хочу.
— И на том спасибо, Иван Осипович.
Когда, наконец, было все завершено, Иван глянул на молчаливо сидевшего мрачного хозяина.
— Не ошиблись мы в подсчете, Яшка? Столько денег?
— А твое, какое собачье дело? — огрызнулся Зуев.
— А такое, Яшка, что на дыбе до полушки все расскажешь. А коль сразу судье ответишь, кости ломать не будут. Выбирай, что лучше.
— Столько, — буркнул Зуев.
— Вот и ладненько. Слышали очевидцы?
— Слышали, Иван Осипович, — заявили служилые, удивляясь на бескорыстие Каина. Мог бы и вовсе деньги не подсчитывать. Взял бы себе половину, и никто бы не узнал. И с Яшкой мог бы договориться, чтоб ему в Сыскном приказе послабь дали. Каин, чу, на все горазд, он чуть ли не всем приказом командует. А здесь даже при подсчете денег всех солдат в очевидцы взял.
— Собирайтесь в золотую клетку, Зуевы. Еды можете не брать: сокамерники отберут.
После того, как воровских дел мастеров вывели во двор, Иван вернулся в избу к солдатам Волкова и дал по три рубля из личного кошеля.
— В Сыскном могут и пожадничать.
— Спасибо, Иван Осипович. Век не забудем твою щедрость!
— Советую забыть о ней. И еще раз повторю: к Зуеву я вас не звал, сами нагрянули. Это вы крепко запомните.
… Вечером, накинув на покатые плечи епанчу[210], Иван явился не в приказ, а в дом князя Кропоткина, куда его теперь без промедления пропускали.
— Что на сей раз, голубчик?
Иван выложил стол котому.
— Здесь двенадцать тысяч триста двадцать шесть рублей воровских денег Яшки Зуева, которого я взял под караул и сдал в приказ и которые вполне можно сбывать на торгах. Передаю вам и опись изъятых монет.
— Опись произведена при свидетелях?
— Разумеется, ваше сиятельство.
— А подтвердит ли фальшивомонетчик данную сумму денег на дыбе?
— Непременно, ваше сиятельство, ибо лишних пыток он не захочет.
— Недурно, голубчик, весьма недурно. Значит, копеечка в копеечку?
— Можете не сомневаться, ваше сиятельство. Очевидцы вам назовут ту же сумму.
— Почему ты не принес деньги в приказ?
— Прошу прощения, ваше сиятельство, но в приказе данная котома могла значительно усохнуть. Слишком много развелось мышей, прямо по бумагам бегают, а продырявить сию котому им большого труда не составит. Зная, что в вашем доме мышей не водится, принял решение оставить сей капитал у вас, как в самом надежном месте.
— Хитер же ты, голубчик. Ох, хитер.
Кропоткин одетый в домашний атласный халат, вынул из поставца темно-зеленый графин с анисовой водкой, наполнил хрустальные рюмки и, подойдя к Ивану, произнес:
— А ты у меня молодцом. Благодарю за честную службу, голубчик. Выпьем по рюмашке.
— Благодарствуйте, ваше сиятельство. Из вашей руки — большая честь для меня.
— Да полно тебе, голубчик. Кстати, как закончилась история с твоей пассией? Живет ли в ладу со своим супругом?
— Премного вам благодарен, ваше сиятельство, Все благополучно. Мечтаю о сыне. Хорошо бы троих родила, ибо один сын — не сын, два сына — полсына, три — сын.