Насилу нашёл тебя, — послышался голос боярина, который с завидной для своего возраста ловкостью спрыгнул с коня.
Девушка подобралась. Она почти не виделась с домочадцами, стараясь незаметно оставлять покои для своих одиноких прогулок. Ей до сих пор было стыдно вспоминать о том, что произошло.
— Ты что же, решила нас покинуть? — сразу перешёл к делу Судимир, усаживаясь рядом.
— Так будет лучше для всех, — сдержанно ответила Гнеда.
— Не дури, — жёстко возразил боярин. — Куда тебе идти? Всё переменилось за это время. Вряд ли кто-то ждёт тебя в той веси.
Гнеда отвыкла от суровой прямоты боярина и несколько раз моргнула, но Судимир, не заметив, продолжал:
— Если это из-за Бьярки, то не тревожься. Он оправится. И потом, неизвестно, когда он сможет теперь вернуться. Если из-за боярыни, то и она скоро остынет. — Гнеда поёжилась, подумав о том, что её собеседник не иначе умел читать мысли. — А уж коли из-за меня, так и в голову брать не смей. Я обиды на тебя не держу. Жена Бьярки или нет, ты мне уже как дочь.
После увещеваний Судимира, слова которого согрели её сердце, Гнеда разрешила себе ещё некоторое время в Стародубе. В конце концов, она на самом деле была ещё слишком слаба. Отголоски болезни преследовали девушку, не давая жить в полную силу. Она гораздо быстрее, нежели раньше утомлялась, подолгу спала и всё никак не могла добиться того, чтобы одежда сидела на ней по-старому.
Наверное, это была слабость, но Гнеда позволила её себе. Последнее лето.
И жизнь потекла по-прежнему. Резкие речи, которые вырвались у Славуты, развеяли тень разочарования и недосказанности, возникшую было между подругами, и молодая боярыня была вновь добра и ласкова. Вышеслава вела себя отстранённо, и Гнеда знала, что она не простила ей сына, но боярыня не была враждебна.
Кажется, постепенно тучи над Золотым Гнездом рассеивались, и все стали спокойней. Должно быть, никто не осмеливался оспорить право Стойгнева на престол, и чудилось, словно тетива лука, натянутая для выстрела, наконец расслабилась.
Несколько раз Гнеда замечала во дворе усадьбы свиту князя, которая теперь разрослась и неотступно следовала за своим господином, но самого Стойгнева девушка видела лишь однажды, да и то издалека. Гнеде показалось, что он сделался старше и значительнее, и вместе с тем к его облику прибавилось что-то ещё. Поступь стала тяжелее, будто на плечах юноши вместе с княжеским корзно появилось бремя, придавливавшее к земле. Глядя на Стойгнева, Гнеда больше не могла представить его хохочущим на вечерних посиделках.
В середине лета безмятежные будни нарушило известие о том, что Бьярки на несколько дней приезжает домой. Но, вопреки опасениям Гнеды, о пребывании боярина в поместье напоминал лишь Гуляй, поселившийся в конюшне на своём старом месте. Почти всё время младший Судимирович проводил при дворе нового князя.
Гнеду раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, она была рада, что не видит Бьярки. Она не знала, как вести себя с юношей, что говорить, и едва ли положение дел между ними могло быть как-то выправлено. С другой стороны, в эти дни девушка часто вспоминала о нём, ловя себя на неожиданном и пугающем желании увидеть юношу. Осознание того, что Бьярки был где-то рядом, но предпочитал не встречаться с ней, странным образом уязвляло Гнеду. Наверное, в ней говорило тщеславие, потому что девушке претила сама мысль о том, что боярин стал к ней равнодушен.
***
Утро выдалось тёплое, но дождливое и пасмурное. Всю ночь по крыше стучал дождь, ветер гнул ветки, и Гнеда почти не спала, в тревоге глядя на мечущиеся за окном тени. Её мучило предчувствие беды, и девушка едва удерживалась, чтобы не выбежать из горницы. Гнеду тянуло куда-то. Она вспоминала ощущение безопасности и покоя, накрывавшее её иногда во время болезни, и отчаянно жаждала вернуть его.
Они со Славутой и Негашей сидели за шитьём, но девочка шалила, отвлекая мать. Гнеда же никак не могла отвести глаз от рубашки в руках подруги. По молчаливому договору они избегали разговоров о Бьярки, делая вид, будто его нет в доме, но Гнеда жадно ловила всякое случайное упоминание о юноше и нынче сразу узнала сорочку, которую чинила молодая боярыня.
Баловство Негаши закончилось тем, что она опрокинула поставец, перепачкавшись с ног до головы в нагаре, и Славута повела дочь переодеваться.
Некоторое время Гнеда пыталась вернуться к своему вышиванию, но в конце концов не выдержала и взяла с лавки оставленное подругой рукоделие. Зелёная и уже немного полинявшая от времени, рубашка была порвана у ворота. Девушка пробежалась пальцами по мягкой ткани и, повинуясь внезапному порыву, поднесла её к лицу и вдохнула. Свежевыстиранная сорочка пахла золой и солнцем, но Гнеда распознала тончайшую дымку травяного полынного запаха. Она улыбнулась и, вытащив осторожно заткнутую Славутой иголку, принялась продолжать работу подруги.
Когда отворилась дверь, Гнеда не сразу подняла голову, ожидая, что это вернувшаяся Славута, но неизъяснимое ощущение напряжённости заставило её оторвать глаза от шитья. На пороге стоял Бьярки. Он был одет по-дорожному и замер, видимо, изумлённый. Вновь обретя способность двигаться, юноша сдержанно поклонился.
— Я искал Славуту, чтобы попрощаться. Мне сказали, она здесь, — тусклым голосом произнёс боярин.
Замешательство юноши не оставляло сомнений в том, что он, действительно, не ожидал встретить Гнеду. Значит, Бьярки уже уезжал. Уезжал, так и не повидавшись с ней.
— Она только сейчас вышла, — промолвила девушка, чтобы не молчать.
Помимо воли она разглядывала его. Бьярки изменился. Его волосы выцвели и сделались золотисто-соломенными. Юноша растерял былую холёность, его кожа загорела и обветрилась, и вслед за лучшим другом Бьярки стал выглядеть взрослее. Но дело было не только во внешности. Глаза юноши смотрели по-иному. Гнеда никогда не тешила себя надеждой, что сколько-нибудь близко знала Бьярки, но теперь перед ней стоял совсем чужой человек.
Боярин тоже разглядывал девушку, но делал это словно через силу, то опуская, то вновь поднимая взгляд. Меж его бровей пролегла складка, и Гнеда почувствовала, что ему не нравится то, что он видит. Её сердце похолодело, и она поспешно отвела взор.
— Ты до сих пор нездорова? — наконец, спросил Бьярки.
Она вскинула на него очи. Юноша смотрел пристально, и Гнеда осознала, насколько подурнела. Девушка никогда не считала, что красива, но теперь казалась себе и вовсе уродливой, и подтверждение тому было написано на лице Бьярки. Он даже не сделал попытки скрыть своё отвращение, и Гнеде стало стыдно за