Борис медленно и тяжело дышал, в груди его при этом что-то хлюпало и булькало. Степан видел только изорванную пулями, намокшую от крови одежду на его груди.
Никто не отвечал и не стремился помочь. Вокруг была какая-то возня и суета: получив указ об отступлении, наемники только этим отступлением и озаботились.
Да и не мог ничем помочь никакой полевой врач, если бы он тут и был. Степан даже без медицинского опыта понимал, что с такими ранениями нужна аппаратура, противошоковые препараты, а главное – срочная операция.
– Проводники есть? – в отчаянии закричал Степан.
И снова ни слова в ответ.
Выстрелы совсем стихли. Стало слышно, как где-то шумит падающая вода.
– Боря, смотри на меня! Ты слышишь? Смотри на меня, не уплывай!
Степан взял брата на руки, с натугой поднялся.
– Ты меня слышишь?
Борис смотрел на него, но не мог ничего сказать.
– Держись, не уходи, это очень важно. Ты держишься?
– Узнай, как там Синбай… как Таська… – прохрипел Борис.
– Все узнаю. Говори со мной, не отключайся.
На подгибающихся ногах Степан тащил брата вверх по склону, к развалинам Орлиного гнезда. Темные кровавые кляксы отмечали его путь. Потом он заметил нескольких кечвегов – они выдвинулись навстречу, укрываясь за валунами и обломками стен. Увидев окровавленного Бориса, в нерешительности остановились. По их беспомощным взглядам было ясно – они не представляют, как помочь раненому.
Впрочем, Степан на них и не рассчитывал.
– Я все помню, Борька, – с трудом говорил он, продолжая карабкаться по склону. – Все, что ты мне говорил. Ты слышишь меня?
Брат не отвечал, но он осмысленно смотрел прямо в глаза Степана. А значит, был еще с ним.
– Я помню, что возвращаешься всегда там, откуда вышел. Ведь верно? И тебе надо падать… и испугаться… и ориентацию потерять… тогда ты откроешь Врата, сам откроешь, правда? Я ничего не перепутал? Ты понимаешь меня?
Борис молчал, остановив на лице брата немигающий, но все еще живой взгляд.
– Я понимаю, понимаю, тут все как-то нескладно, – продолжал бормотать Степан. – Сюда-то ты Врата не открывал, сюда тебя Тимур отправил, а как тогда все сложится обратно, кто ж это знает, но… Позволь, я рискну, братишка. Выбора-то у нас все равно нет. Хоть попробуем, да и ладно? Понимаешь, о чем я? Я же не могу просто встать и смотреть, как ты уходишь от меня…
Он остановился на краю глубокого провала, на дне которого шумела быстрая вода. Продолжая удерживать брата онемевшими руками, опустил его ноги к земле. Теперь Борис почти стоял, хотя на самом деле висел на руках Степана, лицом к нему.
– Ты со мной? – спросил Степан, заглядывая ему в глаза.
Но глаза Бориса были закрыты.
– Брат, ты на минутку только в себя приди… – прошептал Степан.
Борис не отвечал. Если он и слышал Степана – то у него не было уже сил открыть глаза… и открыть Врата, наверное, тоже.
– Ну вот же как глупо, – сказал Степан, озираясь. – Придется на живых людях эксперименты ставить…
Он осторожно наклонился вперед – посмотрел в темную бездну провала. За спиной послышались изумленные восклицания кечвегов, но Степан не обратил на них внимания.
– Я рискну, – сказал Степан и, крепко прижимая к себе обмякшее тело брата, прыгнул в пропасть.
* * *
Небо перед глазами было серое и неприветливое. В ребра больно упирались крупные острые камни.
Степан не видел ничего, кроме безжизненного склона горы, заваленного мусором. Первую минуту он вообще не понимал, где находится. Помнил только падение, страх, вспышку света – а потом удар обо что-то мягкое и вонючее, кувырок вниз, долгое падение по пологому склону, бьющие по телу камни. Он еще пытался удерживать Бориса, но падение вырвало его из рук.
Потом Степан нашел в себе силы подняться. Наверху темнел на фоне неба дом, похожий на маленький дворец. Стало быть, все получилось. Врата выбросили Степана в сотне шагов от жилища Тимура… прямо на гору мусора. Спасибо тебе, плачущий проводник, что ты такой грязнуля…
Борис нашелся неподалеку. Он лежал с закрытыми глазами. И только шумное хрипящее дыхание говорило, что он пока жив.
– Ну, пойдем, братишка. Ты говорил, что эти люди – волшебники. Они нам помогут, так ведь?
Взвалив на себя обмякшее тело Бориса, Степан двинулся вверх по склону. Он не понимал, откуда у него еще берутся силы. Каждое движение давалось через боль.
Взмокший и трясущийся от изнеможения, он положил Бориса возле ворот. Несколько раз ударил по ним кулаком, но массивные бруски поглотили звук в себе. Тогда он взял булыжник.
– Эй, дурной, не ломай дверь! – закричал кто-то сверху.
На крыше дома замаячила фигура охранника.
– У меня раненый!
– Вижу! Стой тихо!
Почти сразу загрохотали засовы, тяжелая дверь открылась. Вышли двое – в черной форме, с короткими иностранными автоматами. Взяли Бориса, как мешок, понесли внутрь.
Степан шагнул было за ними, но его очень решительно остановили:
– Тебе нельзя!
Степан сел на траву, уронив голову. Он был полностью опустошен. Ни сил, ни мыслей, ни желаний.
Он так сидел долго – наверно, несколько часов. Иногда выключался, и в голове проносились какие-то тревожные, пугающие сны. Потом вновь открывал глаза, видя все то же серое небо, глухой забор, закрытые ворота.
Наконец стало настолько плохо, что не осталось терпения.
– Эй! – крикнул Степан охраннику, торчащему на крыше. – Принеси поесть! У меня есть золото.
Охранник некоторое время разглядывал его, словно раздумывал. Потом исчез из поля зрения.
Опять грохнули засовы на воротах. Вышел пожилой узбек в шелковом халате, в очках и легкомысленной желтой бейсболке. Он бросил перед Степаном пакет. Внутри была пластиковая бутылочка с минералкой и лепешка.
– Уезжай, русский. Тебе тут уже нечего делать. Утром отсюда пойдет машина. Садись на нее – и уезжай.
– Я не уеду, пока не узнаю, что с братом.
– Ну, дело твое. Хочешь, поменяю твое золото на доллары?
– Смотря по какому курсу.
– Тебе ли беспокоиться о курсе, бедолага? Какой скажу – за такой и возьмешь. Куда ты здесь с этим золотом? Не волнуйся, нормальный курс. Сколько у тебя золота?
Через несколько минут Степан избавился от увесистых кошельков с золотыми талерами Клондала. Теперь у него были доллары – пухлые пачки, перетянутые резинками. Всего оказалось почти двести пятьдесят тысяч, но никаких эмоций это не вызвало. Деньги и деньги…
Уже подступал вечер, когда ворота снова приоткрылись. Кто-то из охранников бросил перед Степаном армейскую плащ-палатку.
– Укройся, русский, ночью холодно.
Действительно, было холодно. И плащ-палатка мало спасала. Но в эту ночь Степан спал так крепко, как никогда не спал. Он отключился и выпал из мира. Ночь пролетела без снов и тревог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});