Генрих посмотрел на трибуны, где зрители радостно встречали победителей первого забега. Но впереди таких ещё несколько, и итоговый победитель определится в самом конце, когда будет известно время всех команд. Ещё многое может измениться за день. Благо он посмотрел на противоположную сторону от той, где сидел Вильгельм и прожигал макушку своего сына ненавидящим взглядом.
— Ты сжульничал в отместку! — возмутилась Айка. — Скажешь, не так? Ты не тот король, который будет так делать!
Не сказать, что она знала наверняка, но это скорее была чуйка. Айка не наблюдала за людьми, как это делал Генрих, но уже могла примерно представить, кто и что из себя представляет. Генрих из тех, кто действует честно ровно до тех пор, пока кто-то не сделает это. Тогда принц просто принимал новые правила игры, и, судя по тому, что увидела Айка, с такими правилами он тоже умел играть.
Риз не порадовалась.
Винсент перевёл взгляд на Роберта и тоже понял, что к чему, но лучше, чем Ева, он не смог взбодрить своего друга. Пока три декана распинались перед родителями, объявляя, кто стал победителем этого забега (хотя и так все видели), готовилась уже следующая четверка.
— Группы бегущих будут встречать наши коллеги и рассказывать о следующей игре, — вещал Йеон, — о которых, дорогие гости, вы узнаете лишь позже!
— Ладно, пошли уже, — махнул рукой Винсент и, продолжая держать друзей в своих объятиях, повел их к выходу.
***
Команд, которые участвовали в эстафете, было очень много, поэтому соревнования затянулись вплоть до ужина. Преподаватели потрудились на славу, ведь им было намного труднее следить за всеми, чтобы никто не травмировался к тому же. Но вот последняя четверка отбегала свое, и всех участников позвали на поле для объявления финальных результатов. В принципе ничего не изменилось. Первым по прежнему был Винсент, за ним с минимальным отрывом шла Риз, а вот следующие команды сильно отставали от них.
Все время, пока шли забеги, Айка провела с няней, а вот Риз Генрих не отпустил к родителям. Пусть явно и не показывал свою симпатию при родственниках, но то тайком возьмёт за руку между сидениями, то наклонится к уху, чтобы что-то сказать, ниже положенного. Такие мелочи, вроде бы и незаметные, но если приглядеться, то все встанет на места.
Что же касается команды победителя, ребята старались не оставлять надолго Роберта, чтобы он совсем не впал в уныние. Хотя в какой-то момент его скрутила Кики, и он так и просидел рядом с ней и отцом, пока соседка жалась к его руке. Ева успела пересечься ещё раз с родителями, и за короткую встречу мать успела выразить все свое недовольство по поводу общения дочери с Зарийским. Но благо их быстро всех вызвали, и сейчас она могла стоять рядом с Винсом, не беспокоясь, что там шипит мама.
— Завтра перед завтраком все должны явиться сюда без опозданий, — заканчивал рассказывать Элиас о том, с чего начнется следующее испытание. — О сути испытания вы узнаете перед самым началом. Отдохните хорошенько сегодня. А родителям напоминаю, что по нашим правилам, в десять часов все студенты должны быть в своих комнатах. Не задерживайте их.
— А также мы с деканами будем строго следить за тем, что вы взяли с собой. Всё лишнее будет выкидываться, а лишним являлось всё, кроме одежды. И… — Йеон замолчал, чувствуя, как к ним приближалось еще несколько бочек крови. Запах одного из них он знал. Обернулся и увидел, как окруженный толпой охраны шел Вильгельм. — Ваше величество?
Но обращение к своей персоне король не заметил. Он остановился на довольно дальнем расстоянии от учеников и всех обвел презрительным взглядом, хоть в конце его взгляд и остановился на Генрихе.
— Какой позор, — плюнул он. — И эти люди будут в будущем защищать короля? Они ничего не могут!
— Ваше величество… — Что говорить о короле, если даже верховный жрец осмелился подать голос, чтобы защитить детей от гадких слов этого человека. Но что он смел сказать, когда король резко указал рукой на одного из учеников, и один из стражников направил на него пику.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Стоять! Ты что собирался сделать?! — взревел король.
Бедолага маг даже слово сказать от страха не смог. Он в ужасе уставился на короля, на пику, смотрел — точно ли к нему обращались?
— Я вижу тебя насквозь! Ты шпион Люция! Что такой, как он, тут делает?!
— Ваше величество, это граф Шион, — терпеливо пытался объяснить Йеон, но король вновь повел себя неадекватно. Он взглянул теперь уже на ученицу жречества, и так мило (противно) ей улыбнулся, самому Евангелу стало жутко.
— О, мисс Хиаста, какая приятная встреча. Вы уже завтракали этим утром?
Стоило королю вообще выйти в центр площадки, как замолчали все. От такой тишины каждый родитель слышал слова безумца. И те, кто был лишь наслышан о его безумии, сейчас мог убедиться в этом лично. Слегка полненькая мисс Прикас, та, которую назвали фамилией Хиаста, невольно прижалась к соседу по шеренге, с не меньшим страхом смотря на то, как король к ней подходит.
Но вот, он резко повораэнул и пошел вдоль шеренги. И будто ничего странного сейчас не произошло, он говорил:
— Они ничего не умеют! Это показатель?! Вы считаете, что это показатель достойного обучения в вашей вшивой академии?!
«Нилан, где тебя носит, мать твою?» — мысленно рычал Йеон. Он сейчас понимал, что король будто на пике своего сумасшествия, и любое слово от вампира будет лишь ударом красной тряпкой по глазам быка. Почему только Евангел молчал? Он, как жрец, всё же имел какую-то защиту, даже от короля, но верховный жрец лишь головой поник. Тоже понимал свою бесполезность?
И вдруг Вильгельм остановился напротив Генриха. Он повернулся к нему всем корпусом и осмотрел как навозного жука.
— Какое жалкое состязание. Ты, как родился павлином, в которого утром обратился, так и остался. Ничтожный слабак, который достоин лишь продажи заграницу, подобно рабу!
И опять появление Вильгельма словно удар под дых для Генриха. Как? Как он мог его не заметить с самого утра? Он так расслабился, позволил себе немного радости в жизни, но судьба снова вернула его на землю. Его кулаки сжались до побелевших костяшек, стоило только королю выйти на поле. Тело задеревенело, по спине потек холодный пот, а язык прилип к небу.
Сейчас Генри не мог прочитать его. Не знал, что лучше, смотреть в глаза королю или не поднимать взгляда. Боялся и того, и другого. Неужели разучился наблюдать и выбирать правильное поведение? Нет, его просто парализовало страхом. Почему он не может избавиться от него?!
— Это была шутка, ваше величество. — Генриху пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы заставить себя шевелиться. Он почувствовал вкус металла во рту и смог выдавить из себя эти слова. Взгляд все же опустил, показывая признание вины, но не так низко, чтобы иметь возможность следить, как меняется выражение лица Вильгельма. И в этот раз он не стал называть его отцом, потому что нельзя было оскорбить его родством с шутом. Не знал, спасет ли это его сейчас, но лучших слов не нашел.
Генрих замер в ожидании, готовый принять новые оскорбления или даже удар, как замерли и все стоящие рядом. Знал, что не сможет ответить, краем глаза видел, как профессор Симонс загородил собой Ридмуса, но лишь бы не лез спасать его, Генри. Лучше он примет удар на себя. Ведь отец не может убить сына. Правда?
— Это не шутка. Ты просто стал тем, кем ты есть! — рявкнул король.
Айка, до сего момента ни разу не видевшая отношений отца с сыном, не смогла выдержать этих слов и выглянула из толпы. Сама она находилась на расстоянии семи человек от Генриха. И черт его знает, то ли король краем глаза заметил белоснежную голову принцессы, то ли опять его психоз накрыл. Но вот он уже обнимало своего сына, едва касаясь его спины руками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это было так красиво. Твоя мама любила дивных птиц. Это, наверное, у тебя от неё. — Маги и жрецы особо чувствовали злую энергетику короля. Будто бы им овладел какой-то злобных дух, но королю не помочь — никто им не овладевал. Вильгельм был просто собой. И хуже того факта просто не придумаешь. Неважно, что Генрих скажет или сделает… Король мог сам себя накрутить или успокоить. И к сожалению для принца, воспоминания о жене, напротив, усмирили его неожиданный порыв нежности. Его руки вдруг сжали спину Генриха, а корявые пальцы воткнулись в его позвоночник так, что даже через слой теплой одежды была ощутима боль. И король прорычал: — Эта шлюха всегда велась на твой хвост! Говорила, что так, как лобзает любимый сыночек, лобзать никто не мог!