Это кто там стоит! Выравниваю сбившийся шаг. Почему при виде маршала холодок в груди появляется? В бою никогда, а ведь там убить могут!
— Здравия желаю, товарищ маршал! — отдаю честь, обозначая строевой шаг.
— Васенька, — слишком сладко улыбается маршал, — тебе сразу морду набить или чуть погодя?
Это вместо приветствия? Непроизвольно оглядываюсь. Троица моих парней благоразумно отстала и теперь делает вид, что они здесь случайно.
— Ну-ка, иди сюда, — маршал загребает меня сильной рукой за шею и волочит в штаб, как щенка. Что он себе позволяет?
19 февраля, четверг, время 09:00.
Небо над Бреслау. Воздушный КП маршала Павлова.
— Быстро они… — задумчиво наблюдаю воздушный бой пониже нас.
Четвёрка Яков, вернее, тройка вышла на четвёрку мессеров. Четвёртая наша машина — «Аэрокобра» с номером «17» на борту. Идентификатор Васи Сталина не единственное украшение, есть два десятка звёздочек.
— Это только затравка, глядите дальше… — говорю наблюдателям и киваю в сторону.
К месту боя подбирается ещё восьмёрка мессеров. А с другой стороны, но чуть дальше — наша эскадрилья Яков. Дюжина самолётов того же 201-го полка.
То, что немцы быстро разнюхают, кто летает на «Аэрокобре», нисколько не сомневался. Финны же знали, почему немцам не знать? Поразительно, на какие глупости способна молодость! Одна-единственная «Аэрокобра» в наших ВВС и на ней летает Василий Сталин! Всё равно, что выкрасится в красно-оранжевую расцветку и летать напоказ, глядите враги, вот он я! Грубейшее нарушение одного из главных правил войны: будь незаметен!
Мои ребята не спят. Даже взгляд не успеваю кинуть, как связисты уже сообщают лётчикам об угрозе с северо-запада. Наша четвёрка смещается в сторону своих и почти успевает. Начинается бешеная круговерть воздушного боя. Но ненадолго. Асы люфтваффе не выносят численного превосходства над собой. Стая мессеров отпрыгивает. Дымясь, уходит вниз Як, второму тоже досталось, но высоту держит. Не по своей воле шлёпнулись на землю два мессера, остальные делают ноги. Примерно равный итог. Ещё «Аэрокобра» подозрительно виляет. Всё правильно, как её ни береги, все мессеры, прежде всего, выцеливали её.
— До тебя доходит? — требовательно смотрю на Васю, что сидит рядом.
Да, внизу был не он. И машина не его. Парень трёт лоб.
Охо-хо! Приходится заниматься воспитанием подрастающего поколения. По моему взгляду остальные наблюдатели отсаживаются подальше, насколько это возможно.
Сначала рассказываю, насколько глупым было летать на уникальной машине, которой больше ни у кого нет. Вздыхает удручённо. Доходит вроде.
— Ты пойми, Вася! Какой-нибудь глупый пацан, — сознательно разношу двоих, его и абстрактного тупого парня, хотя… — был бы счастлив и рад, что у него такая фамилия по праву крови. Ежу понятно, какие огромные карьерные перспективы открываются. А с другой стороны?
Дожидаюсь вопросительного взгляда.
— А с другой стороны, это огромное бремя ответственности за фамилию. Нельзя её срамить. Тут даже несправедливость просматривается. Если отличишься, все говорят: ну, это же Сталин, чего вы хотите? Как бы ничего такого. А если споткнёшься…
Продолжаю долгой паузой.
— Для чего я тебя сюда вытащил?
Вася непонимающе таращится.
— Не молчи, Вася. Включай голову. Надеюсь, хоть что-то там есть? Зачем ты здесь?
— Посмотреть сверху…
Ответ неуверенный, можно сказать, дебильный, но неожиданно точный.
— Правильно. Посмотреть сверху, в том числе и на себя. Там внизу — ты. Немцы так считают. Если ты юнец неразумный, то тебя убивают, тем самым наносят сильный удар по твоему отцу. А значит, и по всему государству. Поэтому тебе надо быстро выходить на самый верх, на генеральский уровень.
Делаю паузу. Лекцию надо читать блоками, давая время на переварить. И самому с мыслями собраться.
— Немцы знают, на чём ты летаешь. Предсказать их действия несложно. Для генерала не сложно. И дальше начинается высокая игра, которой ты должен научиться. То, что я сделал, должен был ты организовать. Пригнать ещё три «Аэрокобры» в полк должен был ты, а не я. Посадить на них самых азартных добровольцев, закрасить машины точно как твой самолёт. И пусть теперь асы люфтваффе гоняются за якобы тобой. А мы будем их подлавливать. Заманивать в засады, выводить под огонь наших зениток. Даже если уровень потерь будет одинаков, всё равно мы их переиграли. С самого начала, понимаешь? Мы их за нос водим.
Жду и дожидаюсь искорки озарения на юном лице горячего парня.
— Если б ты знал, сколько представлений на тебя я выбросил, — вздыхаю. — Доброхоты чёртовы! Дал бы им волю, ты уже генерал-майором стал бы. Но ты прямо в последние дни доказал, что на генеральский уровень не тянешь. Всё время в рукопашную рвёшься.
Вася погружается в раздумья. Давай-давай, тренируй кумекалку!
Даю отмашку лётчикам на возвращение. Активных наземных действий сегодня не предполагается. Немцы закапываются в оборону, наши перегруппировываются. Только ради Васи и поднялись сегодня в воздух.
— Ну, что? Додумался до чего-нибудь? — вижу по лицу — тормозит. Подсказываю:
— Рано или поздно они тебя, якобы тебя, собьют. Дальше что?
Вася вдруг начинает смеяться. Дошло?
— Но не сразу, не сразу. Дать им время на победные реляции и всё такое. Пару суток. Потом снова вылетает «Аэрокобра» с твоим номером. Через пару суток…
Замолкаю, жду. Вздыхаю, не дождался от него продолжения. Приходится самому.
— Через пару суток вылетает одновременно две или три «Аэрокобры» с твоим номером…
Вася снова начинает хихикать. Доходит весь цимес, слава ВКП(б)!
— А ещё через пару суток ты в Москве даёшь интервью иностранным корреспондентам, в котором рассказываешь, как мы ловко оставили гитлеровцев в дураках. И над ними смеётся весь мир.
Опять делаю паузу.
— Скажи, разве это не победа? Она может быть и такой, без водружения красного флага.
21 февраля, суббота, время 18:50.
Москва, Кремль, Ставка ВГК.
Первый час обсуждаем события на фронтах. Мне хотели навязать ещё одну армию плюсом к освободившимся армиям Анисимова и Кузнецова. Отбоярился.
— Товарищи, это лишние расходы. Тогда уж лучше их на Дальний Восток отправить. На случай если японцы начнут бузить. А мне хватит и того, что есть. Европа маленькая, толкаться локтями начнём.
— Смотрите, товарищ Павлов, — Сталин глядит предостерегающе. — Если после этих слов начнёте просить резервы…
Он делает паузу, тут же вклиниваюсь.
— Конечно, буду, товарищ Сталин. Но не людьми. Боеприпасы лишними не будут, техника всегда нужна, о ГСМ и речи нет. Сколько ни дайте, вволю не будет. Впрочем, давайте подержим северные армии в резерве. Мало ли что…
— Какие-то трудности у вас есть, товарищ Павлов?
— У немцев новые танки появились. Тяжёлые. С грозным названием «Тигры». 76-миллиметровые орудия в лоб их не берут. Ни танковые пушки, ни полевые. Т-34 против них тоже слаб, только в борт да с близкого расстояния может поразить. Бороться можно только зажигательными снарядами. У них бензиновые двигатели, так что огня они боятся.
— Хм-м… — Сталин пыхает трубкой.
— Короче говоря, штатных средств поражения этого чудовища у нас нет. Нас выручает пара обстоятельств. «Тигр» — техника новая и сырая, часто ломается. Проходимость у них плохая из-за большой массы. Обслуживание сложное, горючего жрёт много, так что если отбомбиться по их складам ГСМ, они встанут.
— Что вам всё-таки нужно для эффективной борьбы с «Тиграми», товарищ Павлов?
— Зажигательные снаряды для сорокопяток и 76-миллиметровых полевых пушек. Для танков Т-34 тоже. Снаряд должен снабжаться горючей смесью с высокой температурой горения. Он должен как бы разбиваться о броню и заливать её горящей смесью. Сразу нейтрализуются оптические приборы, танк слепнет. А если возможна стрельба с фланга, то моторный отсек можно поразить. Тогда всё, танку конец.