— Знаю. Всё равно будет масса упущений. Чем раньше поправим, тем лучше.
Оборачиваюсь к группе киношников.
— Всё сняли?
Выясняется, что всё, но они захотели ещё раз с близкого расстояния. Сделали ещё три дубля, и хочется ещё.
— Товарищи киношники, вы хуже немцев. Ребята уже с ног валятся, а вам всё мало. На следующий день приходите.
Так и знал, что обернётся именно так. Очень многие краёв видеть не умеют, своё гнут, а как и чем другим платить приходится, даже думать не желают. Ещё один-два дубля и начнутся травмы от усталости.
— Вы сильно-то у них на поводу не идите, — это я Голубеву. — Миссия их очень важна, но берега тоже чувствовать надо.
3 февраля, вторник, время 11:05.
Восточная часть Варшавы, бронепоезд «Геката».
— Ого! Данунах! — снова перечитываю шифрограмму. Нет, всё правильно.
— Что случилось, Дмитрий Григорич? — Богданов не на шутку заинтересовывается. Передаю ему расшифровку и с удовольствием слушаю не совсем цензурные восторги.
Ты смотри-ка! Сам поражаюсь. Никитина остановили только в Штаргарде! Думал, это случится намного раньше.
— До Штеттина он не дошёл, выходит, — но критики в голосе Богданова абсолютно нет.
— И что это значит?
— Что?
— То, что из Штеттина эвакуированных из Курляндского котла не успели передислоцировать. Они там все или почти все. Давай прикинем, что делать дальше.
До обеда наметили район, куда передвинуть 3-ю армию, чтобы подстраховать Никитина.
— 28-ую армию перебрасываем транзитом через Варшаву и далее в Грудзёндз (на северо-запад от Варшавы). Укрепим северный фланг для атаки на Берлин.
После обеда получили шифрограмму-доклад от Рокоссовского.
— Константин Константинычу жарко приходится…
2 февраля, понедельник, время 08:40.
Позиции Украинского фронта в 50 км западнее Будапешта.
— Ты чего такой бестолочь? — капитан Ерофеев глядит на коллегу комбата с жалостливой насмешкой.
— Нет, а что мы могли сделать⁈ — взрывается юный лейтенант-артиллерист. — Для них наши снаряды, как горох не поспевший! Они их даже не чувствуют!
От передовой батареи сорокопяток осталось не больше половины личного состава. Немецкая танковая атака буквально сметает первую линию обороны. И останавливается. При обороне части РККА свято блюдут правило, введённое маршалом Павловым. Мощное минирование подступов к переднему краю, когда мины взрываются только дистанционно электрической машинкой.
Ноу-хау маршала до сих пор не по зубам для врага. Только случайное попадание крупнокалиберного снаряда может оборвать провод к бомбе. Но их два к каждому фугасу. На глубине не менее полуметра, попробуй оборви.
Капитан внимательно смотрит в бинокль, лёжа за бруствером. Пока не жарко в боевом смысле, поэтому можно соблюсти какую-то аккуратность. Комбат лежит на накидке, чтобы не испачкаться. Пакостная погода в феврале в Венгрии. Похожа на позднюю осень в России. Выпавший снег сразу тает, приводя грунт в совершенно мерзкое состояние.
— Что могли сделать? Надо было бить по гусеницам, причём одновременно всей батареей по одному танку залпом, — мерно и лекторским тоном говорит капитан. — Тогда хотя бы парочку этих чудовищ остановили. Не читал что ли рекомендаций штаба фронта?
Комбат уничтоженной батареи подавленно молчит. Доходит, что не зря его назвали бестолочью?
Минное поле взорвано в режиме «все одновременно». Не самая эффективная тактика, пришлось так сделать. Но урон нанесён. Из пяти монструозного вида и размера танков, — шестой по неизвестным причинам остановился, вокруг него суетились серые фигурки, — один, отброшенный взрывом валяется грудой исковерканного металла. Какой бы мощной бронёй танк не обладал, против взрыва под днищем ФАБ-50 не устоит ничего. Не доросла человеческая цивилизация до защиты от такого лома, да в брюхо.
Ещё один заскучал от близкого взрыва. Видимых повреждений нет, но двухметровая дистанция от такой же бомбы слишком мала, чтобы отделаться лёгким испугом. Остальные неуверенно подползают к русским окопам, но им приходится объезжать… капитан вскакивает.
— Батарея к бою! Подкалиберными в борт самому правому! В середину борта!
Лейтенант, попавший в положение «сапожник без сапог» воочию наблюдает только что услышанную надменную нотацию. По команде «Огонь!» все шесть Ф-22 бьют в борт монструозного танка пониже башни. И у них получается! Танк будто спотыкается, останавливается, из него высыпается экипаж.
Тем временем батарея переносит огонь на второй танк, неосторожно подставивший борт при попытке объезда воронки. Добивает осколочными. Лейтенант глядит во все глаза, сжимая кулаки, «так им, так, тварям!».
А затем открывает огонь третий танк, последний из оставшихся в строю. С первого выстрела пробивает бруствер одной из пушек.
— Смена позиции! Быстро! — орёт капитан.
Ещё одну пушку не успевают оттащить вниз по пригорку. Взрыв разбрасывает расчёт в разные стороны изломанными куклами.
— И что теперь? — спрашивает лейтенант уже на КП батареи капитана.
— Ничего, — мрачно отвечает комбат, никому не нравится терять своих людей. — Наша работа закончена, в лоб даже хором мы их не пробьём.
Капитан берётся за телефон, который ему подаёт связист. Докладывает комполка о результатах боя. Командиры выходят из блиндажа. Батарея, несмотря на потери, боевого духа не теряет, осторожно выводит оставшиеся пушки на резервные позиции.
— Зассал в одиночку атаковать, — злорадно говорит лейтенант, когда они выползают обратно на пригорок понаблюдать за немцами. Уцелевший танк отъехал назад, танкисты цепляют за трос один из подбитых.
— Подожди ещё не то будет, — голос капитана по степени злорадства не уступает лейтенантскому.
— А что будет?
Капитан ответить не успевает. Раздаётся очень знакомый и очень радующий в такой момент свист. На суетящихся вокруг подбитых машин немцев обрушиваются мины. Очень густо.
— Надо был сразу… — досадует лейтенант.
— А толку-то? Тут только прямое попадание может какой-то урон нанести, — глядя в бинокль, капитан думает вслух. — Вряд ли у них верхнее бронирование настолько мощное. Но попасть миной в танк? Только если сильно повезёт.
3 февраля, вторник, время 11:40.
Восточная часть Варшавы, бронепоезд «Геката».
— Константин Константинычу жарко приходится…
— Что случилось? — Богданов слегка настораживается.
— То, что я давно жду. Немцы выбросили козырную карту. Новые танки появились. ТТХ пока неизвестно, но 76-миллиметровые пушки их даже в борт не берут. Только если залпом и в одно место…
«Тигры», — хмыкает мой подселенец. — Тебе они раньше достались.
— Предполагаю, что движки у них бензиновые, значит, огня боятся.
— Почему так думаете? — влезает в разговор Блохин.
— Да они все бензиновые. Не знаю, почему. Вроде дизельные удобнее для танков… ладно, давай думать.
Первым делом надо выяснить, что с моим давним заказом на зажигательные снаряды. К сорокопяткам и дивизионной артиллерии. Именно на этот случай и давал такой задание. Брать калибром и бронебойными, по-настоящему бронебойными, снарядами — не вариант. Полевая пушка большого калибра, хм-м, а ведь в городских условиях можно использовать. Но это в городских, в полевых условиях это крупная и малоподвижная мишень. Лакомая цель для авиации и для кого угодно. Большую пушку можно и маленькой уничтожить.
— Так, у тебя есть ТТХ немецких Штугов?
— Под рукой нет…
Пришлось искать. Данные получил из Минска только после обеда. Сидим с Богдановым и Блохиным, изучаем.
— Есть вероятность, что кумулятивные трофейные снаряды Штугов пробьют борт нового танка. Но надо проверять.
— Надо. Первым делом инструкцию Рокоссовскому. Если есть хотя бы один, пусть подбитый, танк, то пусть и проверит.